Анна Дубчак - Смертельный поцелуй

– Но ведь ей же сделали операцию…

– Ну и что? Существует масса других способов… Ты же сам мне намекал на какие-то ссадины и прочее… Мне не очень приятно об этом говорить, но в жизни людей сексуальный вопрос играет большую роль.

– Я с тобой согласен, но все равно не советую тебе искать доктора, который сделал эту операцию… думаешь, я не понимаю, зачем он тебе?

– Ну и зачем же?

– Во-первых, чтобы подвергнуть сомнению мою экспертизу, а во-вторых, если подтвердится, что эта девица действительно перенесла такую операцию, спросить у врача, первая ли она…

– Да, все правильно… Поиски мотива – это самое главное… Но ты не должен обижаться на меня за это… И все-таки я поищу другого доктора, через других своих знакомых… Тем более что ты так уверен в результатах своей экспертизы. И еще: уринофлор продается без рецепта?

– Конечно.

– Спасибо.

– Ну все, ты успокоилась? Может, выпьешь?

– Нет. Кстати, девушка Маша, соседка Бартоломея, у тебя?

– У меня. Я только закончил с ней работать. Вот это тело, вот это грудь…

– Ничего особенного не заметил?

– Во всяком случае, расположение гематом на шее от надавливания пальцами приблизительно одинаковое у всех трех жертв. Но учти, тебе вовсе не обязательно искать здоровенного верзилу-душителя. Чтобы удушить – мы с тобой как-то уже беседовали на эту тему, – много силы не требуется, а уж времени – тем более… Словом, не исключено, что убийцей могла быть и женщина…

– Женщина? – Вот такое Наталии в голову почему-то не приходило.

Уже на улице у нее возникла еще одна версия, кто бы мог убить этих двух или трех женщин: соперница Светланы. «А что, если Женя Альбац до Светланы встречался с другой девушкой?…»

Спать в вечерние часы вредно, особенно с собственным телохранителем.

Она села на постели и протерла глаза: за окном по-прежнему шел дождь. «Что-то в Африку захотелось…»

Она зябко передернула плечами, накинула на себя мужскую рубашку и пошла в ванную.

«Сколько потеряно времени, сил и стыда… Я его потеряла, этот самый стыд, вот только где? Может, на набережной, он улетел вместе с голубями или чайками?»

То, что она начисто лишилась стыда, указывало и то, как спокойно она голая ходила по квартире в поисках своей одежды. Ее мало беспокоило, что в таком виде ее может увидеть Олег. «Все равно же видел… Надо быть свободнее, с одной стороны, и рациональнее – с другой…»

– Ты уходишь? – услышала Наталия в тот самый момент, когда натягивала через голову свитер и запуталась в нем и собственных волосах.

Наконец она надела его и увидела стоящего посреди комнаты голого Олега.

– Да, мне пора… Меня ждут… – Она подошла к нему и поцеловала в губы. – Завтра в девять… Не забудь поужинать, а то тебе надо восстанавливать силы…

Логинова дома не было, а потому некому было посмотреть в глаза «своими бесстыжими глазами».

Сонины же глаза светились покоем и умиротворением.

– Мне надо поработать, я поужинаю, наверное, с Игорем… Хорошо?

Соня пожала плечами и удалилась в свою комнату. А Наталия заперлась в спальне, развернула полиэтиленовый сверток и очень удивилась, когда вместо одной видеокассеты увидела две. Совершенно одинаковые с виду. «Интересно».

Она включила телевизор, вставила кассету в видеомагнитофон и замерла, глядя на экран.

Изображение, как она и предполагала, было некачественным, все дрожало и рябило… Видно было, что запись делал непрофессионал. Но по части щекотания нервов здесь было все в порядке. Это был откровенно порнографический (причем любительский, а значит, более натуральный и впечатляющий) фильм, в котором были задействованы три человека. Одна женщина и двое мужчин. Наталия просмотрела его до конца. Когда все закончилось, она еще некоторое время не могла пошевелиться. Шок, вызванный просмотром кассеты, не проходил до тех пор, пока она не просмотрела и вторую кассету – точную копию первой.

Женщиной была Светлана, а ее изощренными партнерами – ее отчим Илья Бартоломей и, как ни странно, Лев Францев.

«Так вот откуда эти розовые щеки, – вспомнила она, как покраснел доктор, едва она назвала имя Светланы. – Он мог бы ей сделать с десяток таких операций…»

Она, не думая, подвинула к себе телефон и попросила Сапрыкина, который, к счастью, оказался на месте, узнать в срочном порядке все телефоны, имеющие отношение к Францеву.

– Сережа, за мной не пропадет… Я нашла пальто Бартоломей, они лежат в пакете у меня в прихожей, можешь взять в любое время, кроме того, я выяснила кое-что интересное в плане уринофлора, который спровоцировал поход Бартоломей в туалет… Никогда бы не подумала, что мне придется столкнуться с таким интересным преступлением… А что у вас нового?

– Знаешь, я завтра рано утром вылетаю в Москву, кажется, нам стал известен адрес, где остановился Альбац… Надеюсь, ты знаешь, о ком я говорю…

– Послушай, вы билеты уже взяли?

– Нет, сейчас вот как раз собирался заказать.

– Сережа, пожалуйста, возьми меня с собой. Я хочу увидеть этого негодяя собственными глазами. Ну так как?

– А Логинов тебя отпустит?

– Это еще что за разговоры? Я у него и не спрошу, поеду, и все. Учти, ты же меня знаешь, я поеду в любом случае, но мне бы хотелось поехать все-таки с тобой…

– Уговорила. А почему тебя интересует Францев?

– Расскажу в самолете.

– О’кей. Сейчас перезвоню…

Через полчаса она звонила Францеву домой. Лев Иосифович сам взял трубку:

– Слушаю…

Наталию передернуло от отвращения, когда она вспомнила его темное от густых волос голое тело и эти полные красные губы, такие сладострастные и мокрые, и глаза, полуприкрытые, словно под веками перекатывались влажные черносливины…

Но она взяла себя в руки: «Я не имею права их осуждать. Они развлекались так, как хотели. Это их личное дело. Им троим это нравилось, а что еще нужно для секса? Боже, неужели я стала такой ханжой?»

– Добрый вечер. Как поживает ваша жена?

Она действовала наобум, потому что не была даже уверена в том, что он женат. То, что первого марта автор этого порнографического шедевра пригласил к парадному крыльцу речного вокзала не только Бартоломея, но и Францева, тоже было результатом ее домысла. И поэтому теперь, врываясь в этот поздний час в личную жизнь доктора Францева, она рисковала ошибиться.

– А что могло случиться с моей женой? Она спокойно смотрит телевизор, а кто это? Леночка, это ты, тебе пригласить Иду?

– Нет. Я просто хотела спросить, почему вы не пришли первого марта туда, куда вас пригласили? Если вы сейчас же не привезете в указанное место три миллиона рублей, то я растиражирую кассету, где вы…

– Кто это? Это опять вы? Извините, я вас не узнал… Деньги уже приготовлены, но как я могу быть уверен в том, что вы уже не растиражировали, как вы выражаетесь, кассету?

– Как? Да никак! Если через час деньги не будут на крыльце, вам жизнь покажется просто адом… Единственное, что могу пообещать, так это то, что в случае, если вы не приведете с собой «хвост», я оставлю вас в покое. Я уезжаю, а потому мне нет никакого смысла терроризировать вас дальше.

И она повесила трубку.

Затем она, предварительно проинструктировав Соню, попросила ее позвонить Бартоломею.

– Илья Владимирович, если вы хотите узнать кое-что о вашей жене и дочери, приезжайте через час к парадному крыльцу речного вокзала… – Соня улыбнулась Наталии и положила трубку: – Ну как? Я тебе помогла?

– Еще бы! А теперь мне надо срочно уехать. Придет Игорь, скажи, что я скоро буду. Да, Соня, ты не знаешь, куда я подевала свой теплый свитер и зимние ботинки? Там такая погодка, что надо бы утеплиться…

Дождь прекратился, но в городе бушевал ураган… Сильный ветер со свистом носился по улицам, раскачивая заиндевевшие деревья, стучался в окна и грозил повалить столбы…

«Похоже, я затеяла что-то совсем уж непорядочное… Меня бы надо высечь за все это… Но они сами виноваты. Могли бы найти себе более достойное развлечение. Поиграли бы в шахматы, что ли… А заниматься сексом с молоденькой распущенной девчонкой, которая одному из этих старых ослов является еще и падчерицей, – это аморально».

Рассуждая таким образом, Наталия на такси добралась до набережной и спряталась в густых зарослях ивы, чтобы увидеть весь спектакль от начала до конца.

Первым на место прибыл, как ни странно, Бартоломей. Он был в длинном черном кожаном плаще и шляпе, которая грозила улететь в любую минуту. Он встал в тени, но постоянно смотрел на крыльцо, ярко освещенное уличным фонарем.

«Интересно, о чем он сейчас думает?»

И вдруг появился Францев.

Наталия, сидевшая всего в нескольких шагах от них, могла слышать каждое слово.

– Это ты? – вскричал Францев и бросился, ничего не объясняя, на Бартоломея. Он схватил его за грудки и повалил на землю.

– Ты что, с ума, что ли, сошел? Отпусти! Отпусти, тебе говорят… Я ничего не понимаю. За что ты избиваешь меня?

– Ах, он еще и не понимает… Мне только что позвонили и сказали, чтобы я принес сюда три миллиона рублей, иначе кассета будет растиражирована, твою мать…

– Кассета? – Бартоломей скинул с себя Францева, проворно встал и успел схватить его за руки, прежде чем тот снова набросился на него. – Успокойся. Объясни, что произошло.

И они, не сговариваясь, перешли на шепот. Так, разговаривая, они медленно удалялись от вокзала, пока наконец не скрылись за поворотом аллеи. Только после этого Наталия вышла из своего укрытия и побежала в противоположную сторону – ловить такси.

Она ожидала более откровенной и бурной реакции от этой встречи, надеялась, что услышит что-нибудь новое, что прольет свет на убийство соседки Маши. Ей казалось, что такие взрослые и неглупые мужчины без труда вычислят имя шантажистки, ведь съемка, как Наталия и предполагала, велась с лоджии, откуда хорошо просматривалась вся спальня Бартоломея. Но, к сожалению, конца их разговора она так и не слышала. «Все равно, полезная эмоциональная встряска…»

Уже поднимаясь к себе, она поняла, что совершила очередную глупость и что нельзя потрафлять своим довольно-таки низменным чувствам, таким, как психологический самосуд по отношению к несимпатичным тебе людям.

Логинова еще не было.

Приняв ванну и прогревшись хорошенько, Наталия надела теплую пижаму и прочно обосновалась на кухне. Слушая щебетание Сони, она поужинала и вдруг поняла, что снова увлеклась расследованием и забыла о другой, отличной от остальных, форме добывания информации. Поэтому, поблагодарив Соню за ужин, она зашла в свой кабинет и села за рояль.

Она заиграла что-то бесконечно печальное, но не имеющее постоянной мелодии… Так поет, наверное, осенний дождь, когда ему особенно грустно.

Появилась комната с зелеными шторами и большим рыжим диваном, на котором лежал такой же рыжий толстый кот. В комнату стремительной походкой вошла женщина с коротко остриженными русыми волосами и в ночной сорочке. Она села за журнальный стол и принялась что-то быстро писать на листке бумаги. Шаги за дверью заставили ее вздрогнуть, и она поспешно спрятала письмо, сунув его в голубую цветочную вазу. В комнате появился мужчина, это был тот самый брюнет, который еще недавно выбросился из окна. «Неужели он после падения с девятого этажа остался жив?» На этот раз он был в домашних брюках и клетчатой рубашке.

– Ты куда? – обратился он к женщине с таким видом, словно заранее знал, что услышит, и заранее приготовился к этому: у него был взгляд затравленного зверя, попавшего в капкан и понимающего, что ему из него уже не выбраться. – Ты меня слышишь, Вика?

Женщина подняла голову и посмотрела ему в глаза:

– Леня, нам надо поговорить… Я устала от этой лжи, я ношу ее в своем сердце весь день и с ней же ложусь спать… Это невыносимо. Ты все давно знаешь и понимаешь… Мы не должны жить вместе. Пойми, все кончено… Я люблю его.

– Ты уходишь от меня? От Саши?

– Сашу я потом заберу к себе… Он еще маленький и ничего не понимает, но когда вырастет, я ему все объясню…

– Он же не нужен тебе… Оставь его мне… – Этот большой и красивый человек был на грани срыва. Это чувствовалось по его просительной интонации, даже по тому, как он согнулся, словно все внутренности у него враз воспалились… Он страдал и нравственно, и физически.

– Ребенок должен оставаться с матерью… Что касается квартиры, то я ни на что не претендую, я и так делаю тебе больно… Ну же, – она подошла к нему, привстала на цыпочках и осторожно, как драгоценный сосуд, обхватила руками его голову, – возьми себя в руки… И постарайся понять меня. Обещаешь?

Она поцеловала его долгим поцелуем, и Наталия, которая невольно подсмотрела эту интимнейшую сцену, испытала жгучее чувство обиды за этого мужчину. «Как можно так издеваться над человеком? Как можно так целовать? Это же не поцелуй, а смертельный укус кобры…»