Франклин Во - Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви

Я предпочёл страху отвагу, а конформности — индивидуальность. Амбер разбудила дремлющую часть моей личности, которая хотела жить без компромиссов. Мне казалось, что я был заперт в тёмном чулане, но теперь, когда я уже почти позабыл об этом, двери раскрылись и я, моргая, очутился на свету.

Мы думали о правилах, которые обеспечили бы нам безопасность, но Амбер всё изменила. Она дала нам возможность понять, что возможно что-то другое, и я выбрал именно это что-то. Она показала мне то, что должно было быть очевидно с самого начала, но по какой-то причине я провёл годы и десятилетия полностью неспособным увидеть, что я могу найти именно то, что ищу.

Она также показала мне, что компромиссы, которых мы достигли с Целести, не были этичными. Я причинял боль тем, кто меня любил. Разумеется, без злого умысла и даже не понимая этого, но боль не становилась от этого меньше. Если бы я продолжил двигаться тем же курсом, я бы продолжал снова и снова причинять людям боль.

Мои ценности изменились. Изменилось и моё представление о возможном. Я больше не мог оправдать свои соглашения с Целести моралью. Теперь я мог ясно видеть последствия обсуждения договорённостей, влияющих на других людей без их участия, а раз я однажды увидел это, вернуться назад было уже нельзя.

Целести была смущена и обижена. «Это не то, на что я подписалась. Я просто хочу нормальных отношений. Разве я слишком много хочу?»

В том, что она хотела, не было абсолютно ничего неправильного, это просто было то, что я не мог ей дать. Она не сделала ничего дурного, но я всё равно не мог оставаться с ней. Я стоял на распутье, и одна дорога вела обратно к отношениям ни-рыба-ни-мясо, которые не давали желаемого ни одному из нас, а вторая… вела куда-то в другое место. Которое позволит мне (и, кроме того, Целести) быть более правдивыми с самими собой.

По правде говоря, мы и так уже были вместе слишком долго.

Не была ли модель отношений с большим равенством, которую я искал всего лишь миражом? Я по-прежнему не видел много людей, которые бы так делали. Но Амбер заронила в меня веру в то, что это возможно. Она была моим жирафом. И если она существовала, может быть существуют и другие жирафы.

Заговорить о разводе было одной из труднейших вещей, которые я когда-либо делал в своей жизни. Расползающаяся по Интернету история — очередной скучный пересказ старого как мир сюжета о мужчине, который захотел заменить надоевшую старую жену на новую возбуждающую любовницу — не помогала.

Комментарии продолжали нагромождаться в блоге Целести, в моём блоге и почтовом ящике. Я взял за правило мне обсуждать наше расставание публично, в том числе в моём блоге и социальном круге. Уровень ярости, продемонстрированной совершенно незнакомыми нам людьми в блоге Целести озадачивал и немного пугал. Я не питал к Целести вражды и не хотел, чтоб кому-то приходилось выбирать между нами. Не хотел я и спорить с незнакомцами о своей личной жизни. На вопросы людей из нашего социального круга я отвечал только: «Мы с Целести решили, что не хотим оставаться женатыми.»

Несмотря на это, наш социальный круг всё равно распался. Девушка Гая, та самая, что злилась на то, что я начал встречаться с Марианной, оставила в моём блоге ряд едких комментариев. В своём блоге она тоже писала яростные тирады, описывающие мои предполагаемые происхождение, мотивы и посмертную судьбу моей души, побуждая незнакомых людей высказывать свои версии. Она вслух размышляла о том, как мы могли прийти к этому решению, придумывая подробности и наши возможные слова в дискуссиях, которым она никогда не была свидетелем.

Это создало грандиозное напряжение в моих отношениях Гаем, как в личных, так и в профессиональных. Я по прежнему принимал на своём сайте плату за регистрацию Onyx через его счёт. В тот момент, когда мы с Целести решили расстаться, Гай должен был мне деньги за несколько предыдущих месяцев регистраций. Не то, чтоб это было особенно много денег — чуть меньше тысячи долларов, но в своём письме он ясно дал мне понять, что этих денег я не увижу ни при каких обстоятельствах. Вот так и прекратилось наше деловое партнёрство, длившееся десятилетиями. Это письмо стало последним произошедшим между нами общением.

Мне пришлось завести собственный счёт, пригодный для приёма денег по карточкам. На это ушли недели, в течение которых запросы на регистрацию копились. Когда я наконец запустил его и присоединил к своему сайту, я оказался немного шокирован полученным количеством денег. Так как я больше не отдавал Гаю сорок процентов и осознал насколько много денег я отдавал ему все эти годы, я почувствовал себя отчасти ослом, из-за того, что не обеспечил себя собственной возможностью принимать платежи гораздо раньше. Я вернул себе ту тысячу долларов, которую он зажал, всего за пару месяцев и ругал себя за то, что не сделал этого годами ранее.

Некоторые люди из местного полиаморного сообщества обращались ко мне лично и сообщали, что они не считали, что Целести хорошо со мной обращается и что мне будет куда лучше без неё. Разумеется, они пытались поддержать меня, и я вежливо благодарил их. Правда же состояла в том, что я не чувствовал себя лучше. Мы с Целести были вместе практически всю мою взрослую жизнь. Моё сердце разрывалось, а я был окружён людьми которые либо оскорбляли меня, либо говорили, что происходящее только к лучшему. Я не верил ни тем, ни другим.

Мы с Амбер уехали из города на несколько дней, чтоб навестить друзей в Бостоне. Был неописуемо прекрасный день, мы сидели в парке и любовались двумя самыми счастливыми щенками, каких мне только доводилось видеть. Они гонялись друг за другом по траве и кувыркались, отбирая друг у друга палку. «Вау!» ­— сказала Амбер. «Я бы хотела быть ими. Эти щенки, возможно, счастливейшие из живых существ.»

Когда мы вернулись, Целести уже съехала из дома. На следующей неделе, джентльмен в застёгнутой на все пуговицы рубашке и полиэстеровых брюках доставил в мой офис документы по разводу.

Штат Флорида признаёт развод без установления чьей-то вины и позволяет парам разводиться по взаимному согласию без участия юристов. Тем не менее, присланные Целести документы свидетельствовали о том, что она наняла поверенного. Я провёл пару часов перелистывая справочник и обзванивая людей, и в результате тоже нашёл себе поверенную.

С первой же встречи было очевидно, что моя поверенная оказалась самой неприятной из всех людей, с которыми я имел несчастье не суметь избежать встречи. Она была глубоко озадачена моим подходом к разводу.

— Чудесно! — воскликнула она, когда мы обсуждали мои отношения с Целести. — Вы содержали её, пока она училась на ассистента дантиста? Фантастика! Вы имеете право на часть её заработка до тех пор, пока она работает в этой области!

— Мне не нужен её заработок, — ответил я.

Поверенная посмотрела на меня так, как будто я только что отрастил щупальца.

— Что? Почему нет?

— Она мне не враг. Я не хочу её денег.

— Но почему? Мы можем запросто получить их!

— Потому, что я люблю её. Я просто не могу оставаться женатым на ней.

Мы договорились о разводе по взаимному согласию. Он был совершён немолодой судьёй — консервативной христианкой, которая ясно выразила своё недоумение и презрение по поводу того, что у нас обоих за время нашего брака были любовники. «За всю свою жизнь я никогда не слышала ни о чём подобном», — недовольно проворчала она. Бумаги были подписаны и мы были разведены. Кольцо моей матери осталось у Целести.

Моя поверенная вручила мне копии документов. Она была по-прежнему озадачена тем, что я не пытался отсудить денег.

— Просто не понимаю. Вы могли получить так много денег. Она работает в отлично оплачиваемой области. Почему вы не сделали этого?

— Уверен, вы видите много людей, которые ненавидят своих бывших. Но я — нет.

Мы с Целести обнялись. Наши поверенные смотрели на нас как на сумасшедших.

Я долго переживал потерю отношений с Целести. Эхо этой потери дрожало в моих отношениях с Амбер, которая поддерживала меня как только могла. Многие вокруг нас говорили что-нибудь вроде: «Полиамория облегчает расставания. Ты потерял Целести, но у тебя осталась Амбер, так?» Тем не менее невозможно было не горевать о завершении отношений, длившихся почти всю мою взрослую жизнь. На протяжении почти двадцати лет Целести была моей скалой, моей партнёршей и моим другом. Такая потеря — не шутки. С годами горечь потери сгладилась, но так и не ушла окончательно.

Мы с Целести выставили дом на продажу. И сделали это в наилучший возможный момент, как раз до того, как рынок недвижимости провалился на дно. Когда дом был продан, мы с Амбер вместе переехали в квартиру с номером 404. Мы называли её «Дом не найден».

Однажды на закате, мы гуляли по большому парку. Мы молча шли держась за руки и отошли от машины примерно на полмили, когда услышали в кустах жалобное мяуканье. Мы остановились и обернулись. Крошечная чёрно-белая кошечка выскочила из-за куста и бросилась на руки к Амбер, вцепившись в них с определённостью уличного самурая из антиутопии, при этом непрерывно урча.

Мы вернулись к машине. Каждый раз, когда мы проходили мимо людей, кошка шипела и прятала мордочку в сгибе руки Амбер. Она отказывалась покинуть это место до самого дома.

Мы назвали её Молли.

Мы не всегда можем предсказать направление, в котором пойдут наши жизни. Наше будущее иногда подвешено на тончайших нитях, и мельчайшие события, такие мелкие, что их легко совершенно не заметить, могут разорвать эти нити и изменить наши жизни.

С того момента, как мы с Целести подписали документы о разводе, прошло почти двенадцать лет. Мы по-прежнему иногда общаемся, когда это вызвано какими-либо обстоятельствами. Вскоре после нашего развода, она прекратила свои неясные не-отношения с Джой и переехала из Тампы. Она встретила нового мужчину и вышла за него замуж. За кого-то, кто мог предложить ей жизнь, более похожую на ту, что она всегда хотела. Я не знаю подробностей их совместной жизни, но поначалу она казалась счастливой. Через несколько лет они развелись. Мы с ней никогда не обсуждали — почему.

Мы с Амбер остались в жизнях друг друга, однако, пожалуй, не таким образом, как ожидали.

Целести верила, что новая карьера Амбер была просто хитростью с целью удержать меня. Какая ирония — всё оказалось ровно наоборот. Решив вернуться к учёбе, Амбер встала на путь, который однажды должен был разойтись с моим. Она надела плащ победителя драконов, решила провести остаток жизни в битве с самой фундаментальной проблемой человечества, с нашей смертностью.

Сила воли Амбер впечатлила бы и Уинстона Черчилля. Если она что-то решила, то от этого решения её не оттащить и собаками. Она одна из самых сильных людей, каких я только знал.

Жизнь свела нас вместе, а потом, спустя несколько лет, растащила нас в стороны. Она уехала получать образование, я — переехал в Атланту работать. Перед переездом мы обменялись кольцами. Наши кольца сделаны из титана, а внутри у них выгравированы надписи. Моя гласит: «Нет судьбы, кроме той, что мы делаем сами.» Её — «Победитель драконов».

Амбер яростно привержена к тому, что для неё важно. Она не предпочтёт удобную иллюзию неприятной правде. Люди меняются. Амбер — не тот человек, кто прячется от изменений.

Наши пути развели нас врозь, но мы остались близки. Долгое время мы встречались каждую неделю. Она могла поехать в Атланту на автобусе, с книгой по биоинформатике или нейробиологии на коленях или я могу приехать навестить её. Со временем еженедельные поездки превратились в поездки каждые две недели, потом — раз в месяц. Наши отношения медленно менялись.

Другие наши отношения тоже менялись. После моего развода, мы с Марианной отдалились друг от друга. Расставания как такового не было, никакой ясной границы, означавшей конец отношений. Они просто тихо и плавно растаяли в ничто. Я думаю, она опасалась, что без отношений с Целести я могу захотеть от неё большего, чем она может дать. Не думаю, что это было так, но в конце это уже не имело значения, так как отношения мало-помалу исчезли. Мы иногда встречаемся на конвентах, мы по-прежнему дружески настроены, но мы уже очень долго не являемся любовниками.

Окружающее нас полиаморное сообщество изменилось. ПолиТампу стали проводить другие люди. Пришла новая, молодая шпана. Идеи, казавшиеся такими укоренившимися всего несколько лет назад: о важности иерархии, о правилах и роли дополнительных партнёров, казались новым людям странными и даже пугающими. Письма против Декларации Прав Дополнительных Партнёров приходили всё реже. Отношения с Амбер глубоко изменили мой образ мысли и мои тексты о полиамории. Это повлияло и на людей, говоривших мне, что мои писания затронули их судьбы.