Могилу Леси Дима нашел быстро и не удивился, встретив там её мать, Нину Алексеевну. Ещё недавно цветущая женщина превратилась в старуху. Она сидела возле могилы и смотрела на фотографию Леси на небольшом памятнике. Было холодно, голые серые ветви деревьев и низкое серое небо, казалось, только хотели напомнить о бренности всего сущего и усилить скорбь. Дима подошел и в нерешительности остановился. Нина Алексеевна медленно повернулась. Губы её задрожали, по бледным щекам покатились слезы, она прошептала:

– Димочка…

– Простите меня, тетя Нина, я не мог прийти раньше… – у него сел голос. – Не могу поверить даже сейчас…

– Лесенька тебе письмо оставила.

– Я знаю.

Дима положил на могилу букет белых хризантем. Хризантемы были любимыми цветами Леси. Ещё долго он и Нина Алексеевна пробыли возле могилы. Было очень холодно. Небо приобрело свинцовый оттенок и начали срываться редкие снежинки. Дима осторожно взял Нину Алексеевну под руку и сказал:

– Идемте, тетя Нина, пора домой. Очень холодно, а вы здесь уже давно.

– Какая теперь разница? Ты сейчас к нам зайдешь? – спросила Нина Алексеевна, когда они шли по кладбищенской аллее.

– Да, если вы свободны.

– Я теперь, Димочка, ничем не занята. Нужно на работу возвращаться, а я не могу… Сережа как-то предложил вообще работу оставить… не знаю… Мне и дома страшно, куда ни гляну – везде всё о Лесеньке напоминает, и выйти боюсь… Лёша в её комнату зайдет и сидит часами. То фотографии её смотрит, то просто так сидит…

Перед дверью квартиры Нина Алексеевна достала ключ. Диме почему-то казалось, что, если сейчас позвонить, за дверью послышаться легкие шаги и Леся спросит: «Кто?». Нина Алексеевна открыла дверь, в прихожей было пусто. В квартире было тихо, как в склепе.

Только сейчас Дима почувствовал, как замерз. Он помог снять Нине Алексеевне пальто. Она прошла на кухню и поставила чайник на плиту.

– Сейчас я принесу письмо, – сказала она. – Если хочешь, можешь пойти в Лесенькину комнату.

– Если можно, – у Димы сжалось сердце.

Здесь ничего не изменилось, всё выглядело так же, как и тогда, когда Дима в последний раз был у Леси. Нина Алексеевна принесла письмо и вышла. Дима сел и распечатал конверт. Создавалось такое впечатление, что то ли Леся, то ли он куда-то уехали, и пришло самое обыкновенное письмо. Писала Леся, как всегда, в полушутливом тоне и, благодаря этому, письмо совсем не было похоже на прощальное. Но она прощалась. Всего лишь два фрагмента отличались по настроению и этого было достаточно. В первом были слова: «Знаешь, Димка, кажется, я начинаю потихоньку трусить, когда думаю, что будет дальше…», во втором – «…главное, ты не думай, что я оставляю тебя. Ты всегда просил не оставлять тебя. Я не оставляю. Я просто на некоторое время отойду в сторону. Когда-нибудь, возможно, всего лишь через несколько лет, а, возможно, и в какой-нибудь следующей жизни, если она бывает, я вернусь к тебе. Не знаю, как я буду выглядеть и кем буду, но уверенна, что ты, нет, мы узнаем друг друга. Если даже и не узнаем, нам будет так же хорошо, как было – никто не будет понимать друг друга лучше, чем мы с тобой. Возможно, к тому времени ты забудешь обо мне. Когда же всё случится, ты вспомнишь об этом письме и поймешь, что происходит. Может быть, всё, что я сейчас пишу, глупо или смешно, может быть, ничего не будет, но очень хочется верить, что будет. Наверное, плохо, что не научили нас верить в то, что будет после нашего ухода, кроме памятника…». Дима дочитал письмо. Ему казалось, что было бы намного лучше, если бы он умер вместо Леси или вместе с Лесей…

В комнату вошла Нина Алексеевна. Дима повернулся и вопросительно посмотрел на неё. Он не знал, долго ли пробыл здесь, который сейчас час.

– Димочка, идем, – позвала Нина Алексеевна.

Он послушно пошел за ней следом на кухню. На столе стояли две чашки чаю. Дима не мог заставить себя сделать хотя бы глоток.

– Как ты? – спросила Нина Алексеевна.

– Не знаю, – Дима пожал плечами. – Всё равно я никак не могу поверить, что Леси больше нет.

– Она так болела за тебя… – вздохнула Нина Алексеевна. – Всё мечтала увидеть тебя чемпионом…

– Не успела… Я узнал за полчаса до боя, что Леси больше нет…

– Леша газету принес, я видела фотографию, где медали вручали.

– Это где я плакал? – Дима опустил глаза.

– Да.

– Глупая фотография… дурацкая подпись… Все тогда решили, что я от радости плачу… – он помолчал. – Я за Лесей плакал…

– У нас Коля два дня назад был и Максим Исмаилович Сереже говорил, что ты в институт не ходишь, даже с тренером разговаривать не хочешь.

– Не только… вообще ни с кем… Сегодня первый раз вышел… – Дима полез в карман пиджака за сигаретами. – Можно я закурю?

– Конечно, если хочешь… – Нина Алексеевна увидела у Димы на безымянном пальце обручальное кольцо и спросила. – Ты так и не снимаешь колечко?

– Нет… Я не спрашивал… – он смотрел на кончик сигареты. – Лесю…

– Её похоронили с кольцом. Мы с Сережей хотели снять, но Максим Исмаилович и Вера Федоровна настояли. Что, не нужно было?

– Правильно настояли, – Дима закашлялся.

– Ты же не курил раньше…

– Запить не получается. А то и запил бы… Не знаю, что дальше делать… Жить не хочется…

– Димочка, это же не выход, – Нина Алексеевна смотрела на него полными слез глазами. – Ты думаешь, Лесенька обрадовалась бы, если бы узнала?

– А что мне делать?

– Жить дальше.

– Не хочу. Мог бы – умер бы вместо неё.

– Легче ты этим никому не сделаешь, а её не оживишь. У тебя ещё долгая жизнь будет…

Глава 15

В институте Дима появился на следующий день. Он был всё таким же хмурым и подавленным. Когда кто-то из друзей пытался пошутить с ним, он пытался шутить в ответ, но получалось у него это неважно. Все списывали его плохое настроение на сильный стресс. Так прошла неделя. За это время Дима ни разу не видел Лолиту. Вообще, вернувшись с чемпионата, он ни разу о ней не вспомнил, ни разу не позвонил. Он забыл о её существовании.

В тот день он вышел из института довольно поздно, в начале пятого. Снова было холодно. Хмурое зимнее утро, казалось, сразу перешло в вечер. Обычно, о таких днях Леся говорила «вечные сумерки». Сзади его окликнул женский голос. Он повернулся и увидел Лолиту. В первый момент он не сразу понял кто эта девушка и что ей нужно.

– Привет, Дима! – сказала она, подходя к нему.

– Здравствуй, – он, наконец-то, понял, кто это.

– Ты уже полмесяца, как приехал, а не заходишь, не звонишь…

– Извини, не до того было.

– Конечно, я понимаю, столько переживаний, столько радости.

– Это у кого ещё радость, – Дима, хмурясь, смотрел на неё.

– Ну, как же! Чемпион мира.

– Да, конечно, – у него чуть заметно дернулась щека.

– Поздравляю.

– Спасибо. Всё?

– Нет… Дима, нам очень нужно поговорить.

– О чем? Ты хочешь меня порадовать, что я тебе уже надоел?

– Нет… Я же люблю тебя…

– Лолита, извини, я сегодня очень устал. Давай как-нибудь в другой раз.

– Лучше бы сегодня… Я тебя специально ждала целых полтора часа. Нам нужно очень серьезно поговорить. Если ты не можешь сейчас, давай встретимся позже.

– Хорошо, – Дима взглянул на часы. – Давай в семь часов. Знаешь на Музейной кафе «Ласточка»?

– Да, конечно.

– Давай там и встретимся. Там довольно тихо, никто не мешает и я готов тебя выслушать. Согласна?

– Кончено! – Лолита обрадовалась.

Дима даже не подозревал, что, приехав домой, Лолита чуть не прыгала от радости. Мать, как всегда, была на кухне. Услышав, что хлопнула входная дверь, она вышла в прихожую.

– Так, быстро звони своей этой… как её там… – скомандовала запыхавшаяся дочь.

– Что, обрадовала? – поинтересовалась мать.

– Договорилась встретиться с ним вечером.

– Что, согласился?

– Куда денется? У него сейчас как раз момент подходящий и у нас тоже. Он сейчас жалеть будет всех подряд. Я узнала, померла его рыжая красотка, вот он и дохнет. Представляешь, дурачок, с кольцом так и ходит. Тоже мне, Ромео и Джульетта выискались! А, если, он меня всё же пошлет, можно обставить так, что выкидыш у меня из-за нервов случился. В самом крайнем случае, если не женится он на мне, так хоть денег получим. А я ещё и бедненькой перед всеми казаться буду: великий чемпион меня бросил. И он сволочью выглядеть будет. Пусть не на весь свет обгадим, а всё ж ему неприятно и нам хорошо.

– Наконец-то соображать научилась! А то я уже боялась, что ничего не успеем!

– Как же, не успеем! Хожу бледная, как тварь. Надоело уже. Нужно быстро решать. Сроки поджимают.

Мать нашла в записной книжке нужный номер. Лолита пошла на кухню и звякнула тарелкой.

– Лолка, ты лучше не ешь, а то ригать там начнешь еще чего доброго, – предупредила мать.

– Какая разница? Я с ним в кафе иду. Так надежней. Больница-то всё равно одна дежурит, в другую не повезут. А она будет ждать. По любому к ней и попаду. Звони, звони, а то у меня час времени.

Глава 16

Максим Исмаилович несколько удивился, когда в половине седьмого Дима собрался куда-то идти. Он вышел в прихожую, когда сын надевал куртку и спросил:

– Не секрет, куда идешь?

– Нет. Меня сегодня Лолита нашла и очень просила её выслушать. Вот я и решил уделить ей полчаса.

– К ней пойдешь?

– Нет, в кафе на Музейной. Здесь недалеко, а у неё вряд ли получится меня напоить и потом рассказывать, как я её изнасиловал.

– Проводить не забудь, – отец натянуто улыбнулся. – Какой бы она не была, лучше оставаться мужчиной.

– Не забуду. Если повезет, это будет наша с ней последняя столь близкая встреча.

– Хотелось бы. Не загадывай.

Дима дошел до кафе быстро. Срывался редкий снег. Прохожих на улицах было мало. Возле кафе он был без пяти семь. Лолиты ещё не было. Он решил подождать минут десять для очистки совести. Лолита пришла как раз в то время, когда он совсем уже решил идти домой.

– Извини, я опоздала, – сказала она. – Давно ждешь?

– Пятнадцать минут. Уже хотел домой идти.

– Зайдем? – она вопросительно посмотрела на Диму.

– Да, конечно. Как-то холодно на улице разговаривать.

Они зашли в уютный теплый зал и сели за столик в углу. Когда в гардеробе Дима помогал снять Лолите пальто, ему почему-то показалось, что от неё пахнет не то лекарствами, не то каким-то антисептиком. Они сделали заказ.

– Ты не заболела? – спросил Дима, когда официантка ушла.

– Почему ты так решил? – Лолита слабо улыбнулась.

– Какая-то ты бледная и вроде бы больницей от тебя попахивает.

– Тебе показалось, что от меня пахнет больницей, – сказала она и про себя от всей души выругала материну знакомую, у которой она была сорок минут назад.

– А бледная почему?

– Понимаешь, Дима… так всё получилось… – она смущенно опустила глаза. – Я сразу даже не поняла, что происходит…

– Что именно? – он настороженно смотрел на Лолиту.

– Понимаешь… О, как благородно с твоей стороны носить кольцо, когда ты встречаешься со мной! – переключилась она на другую тему, вроде бы невзначай взглянув на его руку.

– Лолита, я не хотел бы тебя расстраивать, но кольцо я ношу не из-за тебя, – Дима смотрел на неё холодно и спокойно, разве что между бровями появилась легкая морщинка. – У меня была девушка.

– Почему была? – удивилась Лолита. – Разве не я твоя девушка? Я же никуда не делась, вот сижу.

– Понимаешь ли, все девушки на свете не ассоциируются только с тобой. По крайней мере, я ещё не дошел до той стадии. Я говорю о другой девушке. Так вот, у меня была девушка, которую я любил, люблю и буду любить всегда.

– Но она же была, так что не страшно, – она наморщила узкий лобик. – Она тебя бросила?

– Ты можешь не перебивать? Она меня не бросила. Она умерла за день до того, как я получил чемпионский титул. Если бы этого не случилось, то по возвращении с чемпионата я женился бы на ней.

– А как же я? – Лолита выглядела искренне удивленной.

– Ты даже не интересовалась, есть ли у меня кто-нибудь, люблю ли я тебя.

– А разве нет? Разве ты не любишь меня? Я же люблю тебя.

– А я тебя – нет. И не любил ни одного дня, ни одной минуты. Я же тебе довольно доходчиво пояснил, что происходит. Ты что, не поняла?

– Я думала ты шутишь, – она наивно улыбнулась.

– Хорошенькие шуточки! – её последняя фраза вызвала у Димы нервную улыбку. – Я ещё не созрел для таких, мягко говоря, странных шуток.

– А она что, под машину попала? – спросила Лолита. – Ну, твоя девушка.

– Она болела. Тяжело болела, – он нахмурился.

– Вот видишь, хорошо, что она отмучилась.

– Знаешь что, – его лицо дернулось болезненной судорогой, – я не хочу больше с тобой разговаривать! Ты либо не отдаешь себе отчет в том, что говоришь, либо ты напрочь лишена каких-либо нормальных человеческих чувств!