Мэри Бэлоу - Смятение чувств

Англия, февраль 1854 года

Она не собиралась идти на пристань. Она уже предупредила об этом Джулиана. Многие женщины, однако, хотели быть рядом со своими мужчинами до самого горького конца. Она наблюдала за ними из окна своего номера в отеле, стоя спокойно, выпрямившись и со столь холодным выражением лица, что, кто бы сейчас ни увидел ее, решил бы: она не испытывает никаких эмоций и происходящее за стенами отеля к ней не имеет никакого отношения.

По улицам Саутгемптона щеголевато вышагивали гвардейцы третьего батальона Гренадерского полка, выглядевшие весьма импозантно в своих коротких куртках с фалдами и в высоких черных шапках из медвежьего меха. Вдоль улиц стояли патриотически настроенные люди и просто праздные зеваки. Все они приветствовали солдат, выкрикивали ободряющие слова, размахивали носовыми платками. По тротуару рядом с марширующими колоннами солдат шли женщины – жены, невесты, любовницы. Почти каждая из них неотрывно смотрела печальным взглядом только на своего мужчину. Вскоре им предстояло прощаться с возлюбленными.

Не исключено, что навсегда.

Был февраль 1854 года. Скорее всего многим мужчинам, так бодро марширующим по улице, не доведется дожить до конца года.

Пока их путь лежал только на Мальту. Направление туда войск намечалось, как заявило правительство, лишь в качестве превентивной меры. Возможность, войны была весьма маловероятна. Со стороны русского царя было бы глупо не уступить, коль скоро ему угрожает мощь как Англии, так и Франции. Тем не менее царь продолжал ощутимо наращивать российское военное присутствие на Черном море и в Средиземноморье. Он не оставлял попыток воспользоваться в своих интересах распадом Турецкой империи.

Почти сорок лет, после битвы под Ватерлоо, Англия не участвовала ни в одной большой войне. Но теперь возникла угроза для ее проходящих по суше торговых путей в Индию и на Восток, и британцы шумно требовали дать бой. Правительство, однако, утверждало, что никакой войны не будет, и продолжало говорить о «превентивной мере».

Именно это мысленно говорила себе Ребекка, леди Кардвелл, пристально глядя вниз на улицу в ожидании, когда в номер вернется, чтобы попрощаться с ней, Джулиан. Она не пойдет на пристань. Там на виду у всех ее может покинуть самообладание. А допустить этого она не могла. Был момент, когда Ребекка даже не хотела приезжать сюда из Лондона. Мысль о том, что она сможет проводить Джулиана только до Саутгемптона, причиняла ей мучительные страдания. Но с другой стороны, ей было еще тяжелее допустить, что она откажется сопровождать мужа, быть с ним, пока это возможно. И она приехала сюда.

«Какие бедные женщины – те, что на улице», – думала она, наблюдая за ними. У многих из них были дети. Сопровождать солдат на Мальту разрешили лишь немногим женам. Их имена разыгрывались в лотерее. Большинство из них должно было остаться дома на попечении своих приходских общин. Этим женщинам придется жить за счет благотворительности в то время, когда их мужья готовятся отдать жизни за свою страну.

Конечно, жены многих офицеров ехали вместе с ними. Для этого им не нужно было участвовать в лотереях. Ребекка поехала бы тоже, но Джулиан не разрешил ей. Всего лишь два месяца назад у нее случился выкидыш – во второй раз за два года брака, – и муж опасался, что она еще недостаточно окрепла для долгого путешествия и жизни в непривычном климате.

Ребекка умоляла его, спрашивая, как она будет жить без него. Но все было напрасно. Джулиан сознательно воспринял ее вопрос буквально и сказал ей, что сделал все, чтобы она вернулась в Крейборн и жила там во время его отсутствия. Джулиан, несомненно, возвратится в Англию чуть ли не прежде, чем Ребекка осознает, что он действительно уехал.

Но Крейборн фактически не был их домом. Это был дом графа Хартингтона, которого и Ребекка, и Джулиан называли отцом. Однако в действительности он не был ни отцом Джулиана, ни ее свекром. Он был крестным отцом Джулиана, взявшим его к себе пятилетним сиротой и воспитывавшим вместе со своим сыном. Ребекке на самом деле не хотелось ехать в Крейборн. Но другого выхода у нее не было. Ведь Джулиан сказал, что она должна туда поехать и поселиться там до его возвращения.

Ребекка прижалась лбом к оконному стеклу. «До его возвращения… А если царь будет по-прежнему упрямиться? А если британцы и французы займут жесткую позицию? А если в конце концов вспыхнет война? А что, если?..» Но когда дверь позади нее внезапно открылась, Ребекка выпрямилась и обернулась с притворно хладнокровным видом и веселой улыбкой.

– Посмотри, Бекка, кого я с собой привел, – бодро произнес капитан сэр Джулиан Кардвелл. Его красивое лицо было оживлено, а глаза сверкали волнением под стать обстоятельствам. – Он бродил по улице и отказывался подняться со мной сюда. Мне пришлось убеждать его, что ты смертельно обидишься, если он не попрощается с тобой, прежде чем отправится на войну.

Майор лорд Тэвисток закрыл за собой дверь. Дэвид. Сын графа Хартингтона. Он выглядел виноватым, но, как всегда, казался красивее всех мужчин, которых знала Ребекка, включая и ее мужа. Ростом лорд Тэвисток превосходил Джулиана, его плечи и грудь были шире, талия и бедра – уже, а ноги – длиннее. Он был темнее Джулиана, и по сравнению с прекрасными синими глазами Дэвида серые глаза Кардвелла выглядели совершенно обыкновенными. Но Дэвид не обладал ни жизнерадостным характером Джулиана, ни его очарованием. И Ребекке он совсем не нравился.

Как раз наоборот: она чувствовала явную антипатию к Дэвиду Тэвистоку. Ребекка не хотела видеть его здесь, в отеле. Для нее он сейчас незваный гость. У нее осталось так мало времени на встречу с Джулианом – вероятно, час или даже менее того. Она дорожила каждой минутой, проведенной наедине с ним. Но Дэвид оказался здесь не по своей воле. Его привел Джулиан, не отдавая, по-видимому, себе отчета в том, как нужно Ребекке в этот последний час побыть наедине с мужем. Или, быть может, Джулиан, как и сама Ребекка, считал предстоящее прощание таким тяжелым, что попытался хоть как-то освободить его от излишних эмоций.

– Дэвид… – произнесла она.

– Ты хотела бы послать меня к дьяволу, Ребекка? – сказал Тэвисток, подходя к ней и протягивая правую руку. – Поэтому я говорю тебе «до свидания» и оставляю наедине с Джулианом.

До свидания… А вдруг она больше никогда не увидит его? Возможно, война все-таки вспыхнет. Может быть, его убьют.

Дэвид ей не нравился, но Джулиан всегда считал его своим братом. В детстве она играла с ним, воображая его каким-то героем. То было давно. Еще будучи девушкой, она даже некоторое время вздыхала по Дэвиду, отмечая, что он становится все красивее. Однако воспитание и моральные принципы, которых она твердо придерживалась, сделали свое дело: Ребекка в конце концов осознала, что Дэвид отнюдь не принадлежит к тому типу молодых людей, которые заслуживали бы ее привязанности. Последующие события укрепили ее в этом мнении. Но она вовсе не хотела его смерти.

В конечном счете, несмотря на неприязнь и неодобрение, в ее душе должны были сохраниться остатки нежности, которую она некогда испытывала к нему.

– Дэвид, – сказала Ребекка, пристально глядя ему в глаза, – береги себя. – Она стиснула ладони, показав тем самым, что не собирается пожимать его протянутую руку. Но внезапно – Ребекка даже не поняла, как это случилось, – она оказалась в его объятиях. Ее руки обвили его шею, а руки Дэвида оказались у нее на талии. Ребекка крепко обнимала Дэвида, будто ни за что не хотела отпустить его. Ее глаза были плотно закрыты. – Береги себя.

– И ты тоже, Ребекка, – произнес он. Его руки сжимались все сильнее. – Ради тебя я позабочусь о Джулиане.

А потом Дэвид прошел через всю комнату и открыл дверь. Он сказал, не оборачиваясь:

– Я подожду тебя внизу, Джулиан. Пять минут. Не больше.

Более непристойно она в жизни никогда себя не вела, подумала Ребекка, разглаживая подол своего зеленого платья. А потом в ее мозгу эхом отдались его слова: пять минут. Не больше.

Она снова стиснула ладони и принужденно улыбнулась. Она все же не опозорила себя.

– Джулиан, – сказала Ребекка, глядя ему в лицо, запоминая его, будто боялась забыть его в тот самый момент, когда отчалит корабль, на котором он отплывет, – береги себя. Не забывай мне писать. – Это прозвучало совсем по-матерински. Будто Джулиан уезжает в какой-нибудь пансион. А ведь он отправляется на войну. Возможно, война все-таки действительно будет. Может быть… Вопреки ее нежеланию улыбающиеся губы Ребекки задрожали, и она до боли стиснула сжатые вместе ладони.

– Бекка, – мягко сказал Джулиан, раскрывая объятия. С его лица исчезла столь привычная для него солнечная, обаятельная улыбка. – Бекка…

Она бросилась в его объятия и прильнула лбом к его плечу, к жесткой передней части его алой куртки. Ребекка положила руки ему на талию и поняла, что не способна почувствовать его тело, что в состоянии ощутить только военную форму, которая сейчас на нем. Казалось, будто мужа у нее уже отняли.

Джулиан рассмеялся и потерся щекой о ее макушку.

– Я знал, что ты окажешься такой, – сказал он. – Мраморной статуей. Мне жаль, что я не заставил тебя отправиться из Лондона прямо домой, и тогда бы нам не пришлось пережить все это.

– Но и в Лондоне все было бы так же, – возразила она. – Момент расставания все равно бы наступил. Это неизбежно. О Джулиан… – Она боролась со слезами.

– Бекка, – сказал он, прижав ее к себе, – ведь мы направляемся только на Мальту. Это просто-напросто дорогие и бесполезные учения. Попомни мое слово, к лету мы вернемся домой. Правительство не хочет войны.

Уже, должно быть, прошло три минуты. Остались две… Она медленно вздохнула и подняла голову.

– Бекка, – произнес он, мягко охватив ладонями ее лицо и заглянув в ее карие глаза. – Бекка, моя дорогая…

– Джулиан… – Ей столько всего хотелось ему сказать, бесконечно повторяя при этом ласковые слова, но она лишь смогла прошептать его имя.

– Я должен идти, – сказал он, улыбнувшись. – Улыбнись мне.

Ребекка попыталась, но почувствовала, что не в силах это сделать, и быстро покачала головой.

– Ну, хорошо, – сказал Джулиан, наклоняя голову так, чтобы коснуться ее губ. – Тогда поцелуй меня, Бекка.

Она с нежностью и отчаянием поцеловала его. Ведь это, может быть, в последний раз. В самый последний раз. Ребекка словно силилась остановить время.

– Моя любимая. – Он слегка отодвинул свое лицо и посмотрел жене в глаза. – Мне будет тебя не хватать каждый день, каждый час, пока я не вернусь домой и не буду снова с тобой. Ты же это знаешь?

Она кивнула:

– Я люблю тебя.

Джулиан потрепал жену по плечам и отодвинулся от нее, чтобы поправить саблю на боку и взять фуражку. Он снова улыбнулся.

– Завтра утром ты отправишься поездом обратно в Крейборн, – сказал он. – Приедешь туда еще засветло, и отец пришлет за тобой на вокзал экипаж. Ты будешь в полной безопасности. С тобой будет мисс Хафтен.

– Да, я буду в полной безопасности, Джулиан, – сказала она. – Ты не должен беспокоиться обо мне. А теперь иди. Что будешь делать, если опоздаешь?

– А если пуститься вплавь за кораблем? – пошутил он, ухмыльнувшись. – Нет, черт побери, не стоит так усердствовать. Для моих солдат это было бы самым грандиозным развлечением за последние лет десять. Нельзя их чересчур баловать. – С этими словами он открыл дверь и переступил порог.

Был момент, когда Ребекку охватила паника. У нее возникло инстинктивное желание преодолеть разделявшие их несколько шагов и судорожно обнять мужа для еще одного, последнего, поцелуя. Еще одного слова прощания. В какое-то мгновение она чуть было не стала умолять Джулиана, несмотря ни на что, взять ее с собой. Но Ребекка не привыкла подчиняться инстинктам. Она была дисциплинированным, рациональным человеком. Или, может быть, просто считала себя таковым.

– Я помашу тебе из окна, – сказала она.

– Хорошо, Бекка, – ответил он. – Помни, что нас отправляют не дальше Мальты. На улицах Лондона поджидает больше опасностей, нежели на этом уютном островке.

– Да, – согласилась она. Дверь закрылась.

Он ушел.

Несколько минут Ребекка продолжала стоять на прежнем месте, успокаивая дыхание, сопротивляясь искушению распахнуть дверь и броситься вниз по лестнице вслед за мужем. Вместо этого она на подгибающихся ногах пересекла комнату, подошла к окну и взглянула вниз.

Большинство одетых в красные мундиры солдат уже исчезло с улицы. Дэвид стоял внизу на мостовой, повернувшись спиной к отелю. Ребекка смотрела на Дэвида, испытывая все большее негодование. Это по его вине Джулиан уезжает: возможно, на войну, а может быть, на смерть. Если бы Дэвид не купил патент для поступления в гвардию и не приезжал бы несколько раз домой, красуясь в военной форме, не рассказывал бы невероятно романтические байки, способные очаровать любого выросшего в сельской местности молодого человека, то Джулиан не стал бы приобретать патент и для себя – как раз перед самой свадьбой. Джулиан обычно смотрел на Дэвида снизу вверх, постоянно пытался сравняться с ним и превзойти его. Хотя Ребекка и не могла объяснить, почему он так поступал. Дэвид всегда был шальным и беспечным. Порой жестоким.