– Ты хочешь сказать, ему не нравится, что я надела жемчуг, который мне не принадлежит? – спросила Лидия. – Но я часто надевала побрякушки Шарлотты!

– Это другое дело, Адам очень щепетилен – я это не могу объяснить! Когда человек богат, он должен быть очень тактичным, чтобы не… не выставлять богатство напоказ! Ну, было бы просто вульгарно так поступить! У меня и в мыслях не было подобного, но так уж оно получилось, когда я буквально навязала тебе свой жемчуг!

– Это было исключительно любезно с твоей стороны! – сказала Лидия. – По-сестрински! Вроде того как купить этот палантин для меня! Думаю, против него-то Адам не станет возражать?

– О, не говори ему! – взмолилась Дженни. – В конце концов, это сущий пустяк, но… Послушай, это не молоточек? Нам нужно спускаться вниз. Я велела подавать обед, как только приедет Броу, потому что не годится опаздывать в оперу.

Она вышла из комнаты, положив конец обсуждению, но Лидии нечего было сказать. Занавес приподнялся, позволяя ей заглянуть за кулисы того, что ей, по простодушию, казалось жизнью замечательной. Ей, слишком молодой, чтобы заглядывать глубже того, что лежит на поверхности, прежде не приходило в голову, что два человека, которые являют миру зрелище умиротворенного блаженства, могут быть не настолько счастливы, насколько это кажется. Это был не первый случай, когда она заметила нечто обескураживающее в отношениях брата с женой, но в предыдущий раз Адам отошел столь быстро, что вскоре она забыла инцидент. Казалось, они с Дженни так легко ладят друг с другом, что она не задавалась вопросом, есть ли какие-то скрытые течения в этих спокойных водах. Для семнадцатилетней сестры Адама было почти невозможно помыслить, что он по-прежнему любит Джулию.

Лидия спускалась в гостиную в состоянии смятения. В лице Адама было нечто большее, чем гнев, когда он увидел, что она надела жемчуга Дженни, в его взгляде сквозило отвращение; Дженни, уловив это, была обижена.

Между Адамом и Дженни не могло быть никакого сравнения; но тем не менее было немилосердно с его стороны причинять боль Дженни, которая не хотела его обидеть.

Войдя в гостиную, Лидия с облегчением увидела, что брат тепло улыбается жене. Возможно, она слишком вдавалась в тонкости происшедшего; возможно, Адам и в самом деле считал, что жемчужины слишком роскошны для девушки.

Если бы она только знала, как глубоко он переживает из-за того, что позволил своему отвращению взять верх над выдержкой! Воспользовавшись возможностью, подвернувшейся ему благодаря тому, что Лидия была занята с Броу, он подошел к Дженни и, понизив голос, сказал:

– Спасибо тебе! Я бы и минуты не провел спокойно, если бы ты не убедила ее снять эту вещь! Какое безрассудство – одалживать свой жемчуг моей сорвиголове-сестре!

Она ответила вымученной улыбкой. У него возникло искушение оставить эту тему, но у нее был тот остановившийся взгляд, который всегда свидетельствовал о том, что она расстроена. Как низко, бестактно было обижать ее, с раскаянием думал он, когда она не желала ничего, кроме добра!

– Более того, не пристало девушке в обстоятельствах Лидии расхаживать с целым состоянием на шее.

Напряжение в ее лице стало почти незаметным, она тихо сказала:

– Да, ты прав! Я не приняла во внимание… я думала лишь о том, как ей пойдет это ожерелье. Мне очень жаль!

– Конечно оно ей к лицу! Бедная Лидия! Как не хочется, чтобы она меня невзлюбила!

Дженни засмеялась, и Лидия, услышав ее смех, тут же простила Адама. Вероятно, у женатых людей случаются размолвки; так или иначе, все снова вошло в колею, раз Дженни безмятежна, как обычно, и Адам в прекраснейшем расположении духа. Лидия отправилась обедать с ощущением, что в конечном счете вечеринка удастся, – так и случилось на самом деле. И никаких признаков непонимания, между Дженни и Адамом тоже больше не было заметно, так что вскоре Лидия выбросила этот инцидент из головы и подумала вместо этого о разных волнующих событиях, ожидающих ее в ближайшие дни.

Самым интересным из них, по мнению Дженни, должна была стать процессия союзных монархов в Гайд-холле; для нее все прочее уже не имело значения рядом с позолоченной по краям открыткой, приглашавшей лорда и леди Линтон присутствовать на званом вечере в Карлтон-Хаус во вторник, двадцать первого июля, и удостоиться чести увидеться с ее величеством королевой. По ее получении первой мыслью Дженни была мысль о розыгрыше; а второй – сожаление, что Лидия не сможет присутствовать на этом торжестве. И она была в высшей степени изумлена, узнав, что у Лидии нет особого желания присутствовать в Гайдхолле, и шокирована, обнаружив, что регент, на взгляд Лидии, – всего лишь старый, растолстевший, провонявший духами мужчина, к тому же передвигающийся со скрипом. Он приезжал в Фонтли, когда она была еще совсем маленькой девочкой, и ей пришлось стерпеть, когда он ущипнул ее за щеку и назвал дорогушей. «А королева – чванливая старая перечница, – озорно сказала она. – Поэтому глядеть на процессию будет куда более приятным развлечением!»

Помимо четверых Оверсли и Броу, Дженни пригласила мистера и миссис Асселбай поехать с ними взглянуть на это событие. Адам был убежден, что некоторые из гостей не успеют приехать до того, как Стрэнд закроют для экипажей; но он обнаружил, что недооценил организаторские способности Дженни, Она пригласила всех гостей принять участие в раннем завтраке на Гросвенор-стрит, сказав, что недаром годами собирала гостей, чтобы посмотреть на парады лорд-мэра[19] , и умеет устраивать подобные вещи.

– Я убеждена: если ты приглашаешь на парад, нужно собрать всех вместе и отвезти туда, чтобы избежать лишних волнений из-за того, что кто-то из гостей прибудет не вовремя.

Благодаря такой предусмотрительности, все прошло гладко: гости собрались в доме Линтонов к завтраку, а потом отправились на Стрэнд в трех экипажах. Они добрались до места без особых приключений, и, хотя день только начинался, улица быстро заполнялась зеваками. Организовали стойловое содержание; но время, необходимое на то, чтобы после прохождения процессий толпы, собравшиеся на дороге, рассеялись и экипажи могли проехать, стало проблемой, побудившей лорда Оверсли грустно заметить Адаму, что им еще повезет, если они попадут домой к обеду.

Мистер Шоли, со своей обычной щедростью, снял целое здание, чтобы разместить компанию; и, помимо того, что заказал большой и разнообразный полдник у «Гюнтера» с несколькими ящиками лучшего шампанского, послал Баттербанка с двумя подчиненными в ливреях дожидаться компанию. Леди Оверсли была так же ошеломлена, как и миссис Асселбай, тем, что ее встретили два лакея, но, когда ее провели вверх по лестнице на первый этаж и она увидела, что, помимо скамей, установленных у окон, комната была обставлена несколькими удобными креслами, она с легкостью смогла простить эту показную роскошь. Для Адама это оказалось труднее, но он и бровью не повел, не выдав, что эти пышные приготовления сделаны без его ведома или одобрения. Супруги Асселбай, может быть, и обменялись многозначительными взглядами, но Чарльз Оверсли, забыв про безразличие, приличествующее воспитанному молодому человеку, воскликнул, когда его взгляд упал на стол, уставленный пирогами, паштетами, каплунами, глазированной ветчиной, фруктами, кремами и желе, которым не было числа:

– Ей-богу! Это нечто!

Оставалось скоротать несколько часов, пока не станет видна голова процессии, но время пролетело гораздо быстрее, чем ожидали наиболее пессимистично настроенные члены компании. Леди Оверсли наслаждалась приятной беседой с Дженни; лорд Оверсли заснул за «Морнинг пост» ; а остальная компания собралась у двух окон, обсуждая такую животрепещущую тему, как разрыв помолвки принцессы Шарлотты, одновременно забавляясь разглядыванием толпы на улице и заключая пари насчет того, кто из женщин, оказавшихся в их поле зрения, следующей упадет в обморок.

Поскольку Броу посвятил себя Лидии, элементарная вежливость обязывала Адама сесть возле Джулии, и леди Оверсли, не раз опасливо поглядывавшей в их сторону, очень хотелось знать, о чем молодые люди говорят друг с другом. Едва ли она успокоилась бы, сумев подслушать их беседу, потому что случайная встреча привела к обмену воспоминаниями, которые она сочла бы весьма опасными. Вспомнив о визитах в Фонтли, Джулия вздохнула:

– Наверное, там теперь все поменялось.

– Там ничего не поменялось, – ответил Адам.

– Я рада. Твоя мама, случалось, сетовала, что поместье обветшало, но все равно оно было такое красивое! Я любила его и горевала бы, если увидела, что его отремонтировали. – Она подняла глаза на Адама. – Это приятно – быть очень богатым?

– Я не очень богат.

– Нет? Ну, может быть, это Дженни богата, но у тебя роскошная жизнь, ведь так? Приятно, наверное, иметь все, что хочешь.

Он какой-то миг пристально смотрел на нее и в конце концов сказал довольно ровным тоном:

– Полагаю, что да, если бы это было возможно. Джулия снова подняла глаза на Адама, и он увидел в них слезы.

– Все, что можно купить. Говорят, счастье можно купить. Я так не думала, но теперь не знаю… Ты счастлив, Адам?

– Как ты можешь задавать мне такой вопрос? – сказал он. – Ты наверняка знаешь… – Он умолк и отвернулся.

– И все же я хочу знать. Ты выглядишь счастливым. Мне интересно, а что, если… – Она осеклась, чуть наморщив лоб. – Я и сама, может быть, скоро выйду замуж, – внезапно сообщила она. – Как ты к этому отнесешься?

Ему словно ножом по сердцу резанули, но он сдержался и спокойно ответил:

– Мне хотелось бы, чтобы ты была очень счастлива. Нам ничего не остается, как пожелать друг другу добра, не так ли? А кто он… или… я не должен спрашивать?

– Почему? Это, конечно, Рокхилл.

– Рокхилл? – недоверчиво переспросил Адам. – Ты ведь это не всерьез? Мужчина преклонных лет… Да он тебе в отцы годится, более того, тот, который… Нет, ты шутишь!

Она довольно грустно улыбнулась:

– Если ты смог жениться на деньгах, так почему я не могу выйти за солидного человека?

– Это совсем другое дело! Ты знаешь, почему я… – Он заставил замолчать себя.

– О да, я знаю! Но не подумал ли ты, что я влюблена? Мог ты так подумать?

– Не нужно, Джулия! Но… О Господи, я не знаю! Ведь все чувства восстают против…

– Вот как? Все чувства восставали во мне в свое время, но я не говорила тебе этого.

Он ничего не смог ответить ей на это, и она сказала, немного смягчив тон:

– Ну да Бог с ним, с Рокхиллом! Я хочу попробовать быть немножко счастливой. Знаешь, он чудесный, и когда я с ним, то чувствую себя… спокойно! Нет, это не совсем точно – я не могу объяснить! Но он любит меня, а я должна быть любима! Я не могу жить, если меня не любят!

Их разговор прервали. Мистер Оверсли воскликнул, что ему даже на расстоянии уже слышны приветственные возгласы, и попросил родителей немедленно подойти к окну. Тут уже все пришло в движение, всеобщее внимание было отвлечено, и у Адама появилось время совладать с собой. Пока он выполнял свои обязанности, удобнее размещая гостей у окон, никто не догадался, что за его улыбкой и внешним спокойствием бушует буря. Слова Джулии словно удар кинжала; он вздрагивал при воспоминании о них и, ошеломленный, в сплаве ярости, ревности и безнадежного желания улавливал чувство обиды. Его остро пронзила мысль, что она может без него обойтись. Но в тот же миг она исчезла, уступив место раскаянию и мучительной жалости. Хотя Адам стал жертвой обстоятельств собственной жизни, он был и виновником ее несчастья, а в том, что она несчастна, ему сомневаться не приходилось. Она произнесла последние слова шепотом, но почти рыдая, и на ее хорошеньком личике было выражение безумного отчаяния.

– Вот они! – Голос Лидии прервал его грустные размышления. – Ах, до чего шикарно! Адам, кто это такие? Какой полк?

Брат стоял позади нее и наклонился вперед, чтобы посмотреть вниз, на эскорт.

– Легкие драгуны, – сказал он, добавив, когда разглядел светло-желтые галуны на голубой униформе. – Одиннадцатый – «Собиратели вишни» !

Она потребовала было объяснить, как это понимать, но умокла, когда первый из семи экипажей, везущий придворную свиту регента, проследовал за эскортом. Броу оказался более сведущим, чем Адам, который на все смотрел рассеянно. Миссис Асселбай была совершенно уверена, что среди иностранных генералов узнала генерала Платова, но после спора призналась, что она, должно быть, ошиблась, поскольку царская процессия, едущая из отеля «Палтни» , должна была следовать за регентской.

Государственные экипажи, везущие королевских герцогов, последовали за генералами. Адам посмотрел в другое окно, чтобы убедиться, что всем хорошо видно. Взгляд его нечаянно упал на лицо жены. Она стояла, как и он, позади гостей и никогда еще не выглядела такой некрасивой, невзрачной. На ее скулах пятнами алел румянец, но остальное лицо было землистого цвета. «Смахивает на ведьму!» – подумал он и отвернулся, не в силах вынести сравнения жены с Джулией, сидевшей рядом с ней.