Дэвид видел, как его отец изо всех сил сжал руками подлокотники кресла. Дэвид закрыл глаза.

– Поэтому, – продолжил епископ, – я считаю, что в этом прискорбном вопросе главной фигурой становится ребенок. Хотя теперь данный брак следует считать недействительным, ребенок был зачат и рожден в тот период, когда этот брак еще был законным. Вашего сына следует в полной мере признать вашим законнорожденным ребенком. На нем не должно быть позорного клейма.

Дэвид продолжал сидеть с закрытыми глазами даже тогда, когда его отец и Джулиан поднялись из кресел, чтобы пожать руку епископу. Если кто-нибудь – пусть даже церковь – попытался бы высказать иное предположение, он бы его просто прикончил. И если кто-либо предположил, что Ребекка… Дэвид открыл глаза, встал и протянул руку епископу, присоединившись к словам благодарности своего отца.

Епископ покинул дом графа. На сегодня у него были и другие дела. Перед тем как отец Дэвида проводил мистера Янга до ожидавший его кареты, тот сказал им, что как только его решения будут одобрены официально, он об этом немедленно сообщит.

– Тогда я пойду разыщу Ребекку и сообщу ей эти новости, – сказал граф, выходя из библиотеки и переглянувшись с сыном и крестником.

Дэвид предвидел, какие мучения ожидают их в предстоящие дни и недели. Но сейчас самым трудным для него было перебороть в себе инстинктивное желание пойти к Ребекке. Вчера у него не было сил подняться, чтобы узнать о ее самочувствии сразу же, когда она чуть ли не свалилась без сознания после испытанного ею шока. Тогда ему осталось лишь проводить взглядом направившегося к ней Джулиана. Нынешним утром Дэвид не отважился пойти и узнать, как ей спалось, как она реагирует на все случившееся. Он вынужден был лишь выслушать без комментариев утверждение Луизы о том, что Ребекка слегка приболела. Сейчас Дэвид не мог подняться к Ребекке и сообщить ей о решении епископа по поводу их брака и Чарльза. Он сегодня даже не повидал Чарльза, боясь, что вместе с сыном может увидеть Ребекку.

– Ну что же, Дэйв, – сказал Джулиан. Он был очень взволнован. – Должен признать, что всего этого я не ожидал.

Дэвид взглянул на него. По-прежнему трудно поверить, что Джулиан действительно вернулся, что он жив, по-видимому, здоров и очень похож на себя прежнего.

– Я действительно полагал, что убил тебя, – промолвил Дэвид.

– Тогда мы два сапога пара, – заметил Джулиан. – Когда ты, Дэйв, выстрелил в меня, а не в Шерера, это было для меня самой большой неожиданностью за всю мою жизнь. Ублюдок собирался вонзить саблю мне в спину. Это просто чудо, что я обернулся и как раз вовремя, чтобы увидеть его. Мне удалось опрокинуть его на спину. Хотя не могу с уверенностью утверждать, что это моя заслуга. Думаю, что Шерер вполне мог и просто споткнуться. Но он снова схватил саблю и убил бы меня, если бы я не успел ударить его резко по руке и выбить из нее саблю. А что ты видел?

– Ничего особенного, – ответил Дэвид. – Лишь то, что ты собираешься убить его.

– Ну что же, тогда это все объясняет, – сказал Джулиан. – Именно так я и думал. Понимаешь, я тебя простил уже давно. Ведь, конечно же, Дэйв, ты в тот момент чувствовал себя в первую очередь офицером и лишь во вторую – моим братом. Все это со стороны, видимо, выглядело чертовски отвратительно. И разумеется, Шерер встретился со мной в неудачный момент, когда страсть убивать, всегда охватывающая во время битвы, уничтожила во мне всякую способность рассуждать. Может быть, Дэйв, именно это и заставило тебя выстрелить. Ну а что, этот ублюдок погиб как-то по-иному?

– Он выжил, – ответил Дэвид. Джулиан вздрогнул.

– Бедная Синтия, – сказал Джулиан. – Он вел себя по отношению к ней как скотина, Дэйв. Это было гораздо хуже физического издевательства, хуже, чем простое избиение. Только психические пытки. Ты не поверил бы этому. Ты позволил бы мне убить его и оставить его на моей совести на всю оставшуюся жизнь.

Дэвид промолчал.

Джулиан криво усмехнулся.

– Но я заставил тебя мучиться Дэйв? – спросил он. – Ты действительно считал, что я мертв. Я все время был на твоей совести?

– Да, – ответил Дэвид.

– Они, конечно же, не знают. Ведь ты не рассказал им. Именно поэтому ты женился на Бекке?

Дэвид вскочил на ноги и подошел к окну.

– Ты, Дэйв, вероятно, чувствовал, что должен позаботиться о Ребекке вместо меня? – спросил Джулиан. – Это так?

– Полагаю, что так, – ответил Дэвид.

– Мне, понимаешь, трудно, – сказал Джулиан. – Чертовски трудно. Думать о тебе и Бекке… И о ребенке. С тобой ей это удалось, а со мной нет. Это обидно, Дэйв. Я просто этого не ожидал. Я постоянно думал о Бекке, как о моей собственности. Я рассчитывал, что она будет всегда ждать меня…

– Ты был мертв, – сказал Дэвид. – Ей было двадцать четыре года, и она здесь жила с папой и Луизой. Она нуждалась в собственном доме, и ей было нужно чем-то всерьез заняться, наладить свою жизнь. Ей были нужны дети.

– У нее был дом, – сказал Джулиан. – Хотя я чуть не упал от удивления, когда обнаружил, что Луиза обосновалась здесь в качестве хозяйки усадьбы. Она не теряла времени даром – заполучила титул и обзавелась состоянием. Разве не так?

– Я думаю, что она любит папу, – ответил Дэвид. – Они, похоже, счастливы вдвоем.

– Так или иначе, я рад, – сказал Джулиан, – что ее не обвинишь в двоемужии или в чем-то подобном, как Бекку. Слава Богу, кажется, все обошлось. Иначе это бы убило ее, Дэйв. Бекка всегда считает себя обязанной поступать правильно и пристойно. И я рад, что ребенок не является незаконнорожденным. Она бы вряд ли это перенесла.

– Да, – ответил Дэвид.

– Я вчера сказал ей, что она могла бы оставить при себе ребенка, – сказал Джулиан. – Я не возражал бы против этого. Лишь бы она была счастлива. Я не сержусь на нее. Вообще ни на кого не сержусь. Я знаю, что вы все считали меня мертвым.

– А что она тебе сказала? – Дэвид вдруг пожалел, что сейчас не сидит в кресле. На мгновение ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание.

– Она сказала, что ребенок принадлежит тебе, – ответил Джулиан. – Я не знаю, что ты сам чувствуешь и думаешь по этому поводу. Он – твой наследник и все такое. Но я не против того, чтобы это принадлежало мне.

Это. Для Джулиана ребенок Ребекки – всего лишь это.

– Чарльз – мой сын, – спокойно сказал Дэвид. – И я его люблю.

– Ну, что же… – ответил Джулиан. Он, похоже, был в некотором замешательстве. – Чертовски затруднительное положение, не правда ли, Дэйв? Тебе придется найти твоему сыну новую мать. Разве это будет не лучший выход?

«У него же есть мать. Боже мой, у него есть мать», – подумал Дэвид. Но если бы он произнес эти слова вслух, то чувства, бушевавшие в нем, тоже вырвались бы наружу. С внезапным ужасом он осознал, что ему захотелось убить Джулиана.

– Чем ты все это время занимался? – спросил Дэвид.

– Был в неволе, – ответил Джулиан. Обернувшись, Дэвид успел заметить, как тот пожимает плечами.

– И все это время в цепях и за тюремной решеткой? – спросил Дэвид.

– Черт возьми, нет! – воскликнул Джулиан. – Русские почти так же цивилизованны, как и мы, Дэйв. Они относятся к пленным офицерам как к джентльменам.

– Прошло столько времени, – сказал Дэвид. – Война закончилась уже давно. Но они тебя все равно не желали отпускать?

– Ну да. – Джулиан вновь пожал плечами, и на мгновение его лицо смягчилось, он снова улыбнулся своей очаровательной улыбкой. – Вероятно, мне самому давно надо было попросить их об этом.

– Почему же ты этого не сделал?

– Я долгое время не знал об окончании войны.

– Долгое время, – повторил Дэвид. – Ты попросил освободить тебя, как только узнал об этом?

Джулиан рассмеялся.

– Мне не нужно было просить их, – ответил он. – Они и без этого должны были отправить меня домой,

Дэвид несколько мгновений смотрел на него молча.

– Ты боялся, что не переживешь разлуки с той русской женщиной? – спросил он. Джулиан вновь рассмеялся.

– Мужчина должен каким-то образом справляться со скукой, – ответил он. – Особенно если он настоящий пленный и не знает, когда придет конец его пленению. Она для меня ничего не значила, Дэйв. Для меня главное – это Бекка. Я уже дошел до того, что все мои мысли были лишь о ней, я больше ни о чем другом не мог думать. И она начала мне сниться. Я должен был вернуться домой. Вот тогда-то я и попросил русских освободить меня.

В прошлом Дэвид часто не одобрял поведение Джулиана. После его свадьбы Дэвид приходил в бешенство, когда тот изменял Ребекке. Но Дэвид не мог припомнить, чтобы когда-нибудь раньше так его ненавидел. Он вновь ощутил, что действительно хочет его убить.

– Не смотри на меня так, – виновато сказал Джулиан. – Этого никогда бы не случилось, если бы меня насильно не разлучили с женой. Я люблю ее. Ты это знаешь. В мыслях у меня, кроме Бекки, никого не было. Теперь, когда я вернулся домой, все навсегда изменится. Я всегда буду верен Ребекке.

– Если я только когда-нибудь услышу еще об одной твоей неверности… – сказал Дэвид, сжав крепко руки за спиной, пристально взглянув на Джулиана. – Хотя бы один раз, Джулиан. Я разыщу тебя и убью. И на этот раз мой выстрел ни на полдюйма не отклонится от цели. Ты понял меня?

Выражение лица Джулиана было таким же, как и тогда, на Китспуре, когда он повернулся к Дэвиду, прежде чем упасть. Джулиан не на шутку перепугался.

– Будь я проклят, Дэйв, если ты не любишь ее. Ведь это правда? – спросил он.

– Она моя жена, – сухо ответил тот. – Вернее, была моей женой. Она – мать моего сына. Ты, Джулиан, говоришь, как все трудно складывается для тебя. Но вообрази, если сможешь, что должен чувствовать я, как это выглядит для меня. Ведь мне остается лишь молча наблюдать, как Ребекка возвращается к жалкому блудодею.

Джулиан побледнел.

– Она моя жена, Дэйв, – произнес он. – Я люблю ее. Я знаю, как некрасиво относился к ней, но я твердо намерен перемениться. Я действительно люблю ее. И она любит меня.

– Да, – резко сказал Дэвид. – В этом у тебя передо мной преимущество… Завтра я вернусь в Стэдвелл. Но поразмысли как следует над моими словами. Достаточно еще хоть одной неверности, Джулиан… Одной-единственной – и…

– Этого не случится, – сказал Джулиан. – Я обещаю, Дэйв. Теперь все будет по-другому. Все изменилось. Я думал, ты будешь доволен, обнаружив, что все-таки не искалечил меня. Но ты, оказывается, решил, что убил меня. Я мысленно представлял себе, как это произойдет – мое возвращение домой и встреча с тобой и отцом. И я представлял себе выражение лица Бекки, когда она увидит меня. Но все сложилось совсем не так, как я себе представлял.

– Джулиан, – сказал Дэвид. Его гнев улетучился, на смену ему пришла какая-то опустошенность – Я рад, что ты жив. Рад этому и отец… и Ребекка.

Джулиан кивнул и обеими руками взъерошил себе волосы.

– Мы все – одна семья, – сказал Дэвид. – Ты тоже в нее входишь, Джулиан. У меня никогда не было родного брата. Но ты – мой брат. Ведь ничто, по сути, не изменилось.

Джулиан снова кивнул.

– Ты же всегда любил ее? – сказал он. – Я чувствую, что наконец прозрел. Вот почему ты всегда так злился на меня, когда я, если можно так выразиться, проявлял слабость. Именно поэтому ты за меня все уладил с Флорой.

Дэвид промолчал.

– Мне стыдно за прошлое, Дэйв, – признался Джулиан. – Но уверяю тебя: с этого момента я буду самым лучшим мужем в мире – если это тебя, конечно, как-то утешит. Я сразу должен был стать таким. Но не смог.

– Я лучше пойду и разыщу Бекку, – немного помолчав, продолжал он. – Она будет счастлива узнать о решении епископа. У нее словно камень с души свалится. Нам, мне и Бекке, предстоит многое решить, обсудить кое-какие планы. Я хочу доставить ей радость. Мы собираемся совершить путешествие – по всей Европе. Оно продлится год, а то и больше. Бекке надо хоть немного отвлечься и развлечься. Она это заслужила – как ты думаешь, Дэвид?

Дэвид ничего не ответил.

Он подумал, что Ребекке это вряд ли понравится. Снова кочевать? Снова надолго лишиться своего дома, конкретной ответственности, конкретных дел и обязанностей, четкой цели, общения с близкими? Вряд ли ей пришлись бы по вкусу поверхностные знакомства во время постоянных переездов. Но можно ли быть так уверенным в этом? Ведь она будет с Джулианом – с ее возлюбленным Джулианом. Быть может, он с успехом заменит ей абсолютно все. Возможно, ей и не понадобится ничего из того, в чем она так нуждалась, когда вторично вышла замуж.

– Встретимся попозже, Дэйв, – сказал Джулиан и вышел из комнаты.

В ночных кошмарах Дэвида гораздо больше, нежели сам сон, ужасал момент пробуждения. Во сне он какой-то частью сознания все-таки понимал, что спит и когда-нибудь да проснется. А настоящий ад начинался уже после того, как Дэвид просыпался. Он понимал, что больше не спит и ему некуда бежать, негде укрыться от своих мыслей и чувств.