— Ой! — воскликнул худенький подросток лет четырнадцати, потом завопил через дверь кухни:

— Мам, мама! Скорее сюда!

Сам он остался перед незнакомкой, разглядывая ее во все глаза. Вскоре в дверях появилась высокая статная женщина. Приглаживая на ходу выбившиеся рыжие пряди, она заглянула поверх головы сына.

— Что ты наделал, Эли?! Как же так можно!

— Клянусь Богом, мам, я не видел ее, — оправдывался мальчишка, труся за женщиной, поспешившей в дом.

Та круто повернулась, и ему пришлось отскочить, чтобы не столкнуться с ней.

— Не произноси имя Господне всуе! Я лучше останусь с леди, а ты принеси одеяло. — Убедившись, что сын беспрекословно повиновался, Феба Бенсон вернулась и присела на колени. — С вами все в порядке, мисс?

Сэйбл тряслась, сгорбившись на сундуке, губы ее вздрагивали, предвещая слезы. Она хотела, чтобы Лэйн была рядом. Она хотела оказаться в своей комнате, под толстым стеганым одеялом, в полной безопасности, но главное — она хотела, чтобы отец снова стал добрым, справедливым человеком, каким она знала его всю жизнь. Тогда он подошел бы к ней, обнял и поцеловал в лоб, он заверил бы ее, что все устроится, что он позаботится об этом лично. Но она знала, что мечтает о невозможном.

Слезы нахлынули даже не ливнем, а чем-то вроде девятого вала, начавшись одним коротким всхлипыванием, потом сдавленным рыданием, и наконец разразились со всей силой. Весь ужас полной беспомощности разом излился в жалобные подвывания, и сильнейшие конвульсии сотрясали усталые плечи.

Немного погодя Маленький Ястреб присоединился к ее плачу.

— Да у нее ребенок! — прошептала Феба, помогая Сэйбл подняться и увлекая ее к двери. — Идемте, мисс, идемте. Теперь все будет хорошо. Совершенно ни к чему плакать.

Девушка попыталась ответить, но только зарыдала сильнее. Она безропотно позволила ввести себя в дом. Феба мягко принудила ее опуститься на стул.

— Эли, одеяло! Скорее! — Парнишка выскочил из-за двери и протянул одеяло матери, которая осматривала Сэйбл в поисках ран. Убедившись, что все в порядке, и плотно укутав ее, она снова прикрикнула на сына:

— Неси еще одно, а потом достань лохань и разыщи несколько полотенец поприличнее.

— А полотенца зачем?

— Затем, что у нее грудной ребенок, — объяснила Феба, не удостоив сына взглядом.

Тот округлил глаза и бросился выполнять приказ.

— Да скажи своим братьям, пусть идут домой! — крикнула она вслед, попутно убирая с лица Сэйбл прилипшие мокрые волосы. Наряд гостьи, несмотря на его непрезентабельный вид, говорил о лучших временах, а жалобный плач тревожил отзывчивое сердце Фебы Бенсон. — Все хорошо, дорогая моя, все хорошо. Позвольте мне взять ребенка…

Но стоило ей коснуться надрывающегося от крика малыша, как Сэйбл отпрянула, и в ее распухших глазах мелькнул страх. Неуклюжими от усталости руками она прижала Маленького Ястреба к себе. Феба Бенсон хорошо знала, что такое страх, и тотчас отступила.

— Ладно, я не стану его трогать. Видите, я стою в сторонке. Почему бы вам не сказать свое имя?

— Сэ-эйбл, — пробормотала девушка сквозь слезы, — Сэйбл Кав…

— А я Феба Бенсон, — ответила та, сделав вид, что не заметила, как гостья запнулась на полуслове.

— Счастлива познакомиться с вами. — Сэйбл высвободила из-под одеяла руку и протянула ее для пожатия.

Пораженная этой любезной фразой, Феба механически приняла руку и слегка встряхнула. Рука была белая, холеная.

— Как случилось, что вы оказались перед нашей дверью? — спросила она, не сдержав любопытства.

Сэйбл подняла взгляд на лицо женщины, в котором было столько доброты, от которой она успела отвыкнуть за последние недели. Вопреки усилиям ей не удалось сохранить самообладание, и на проявление участия, единственное с момента бегства из Вашингтона, она ответила новым потоком слез.

— Это было так ужасно! Папа был вне себя, а Лэйн… Я была нужна Лэйн. Я говорила, говорила, что не сумею, но она не слушала! И я сделала все, что могла. — Сэйбл взглядом молила добрую самаритянку поверить ей. — А малыш… он такой хороший… я его просто обожаю, но я не знаю, как о нем заботиться, правильно ли я все делаю… а в поезде со мной так плохо обращались! Они только что не плевали мне в лицо… И мне нужен проводник, поэтому приходится ходить по ужасным салунам… Все думают, что я тронулась умом. Я сама думаю, что тронулась! А эта гадкая миссис Кларксон просто бросила его одного. Грудного ребенка, верите ли? Она насплетничала всему городу, и теперь никто не сдает мне комнату. — Сэйбл чуть было не зарыдала в голос, но сумела удержаться и поспешно продолжала:

— Вчера мы ночевали в те… в те… в телеге! Прямо на улице! Я вся в грязи, я устала, Маленький Ястреб голоден… а я не способна найти ему еду. Я просто ни на что не гожусь!

Добрая женщина крепко обняла ее, нашептывая слова утешения. Тем временем она старалась извлечь рациональное зерно из бессвязного лепета Сэйбл. Кажется, вчера за обедом что-то такое упоминалось… Так вот она какая, женщина с ребенком-полукровкой!

— Не наговаривай на себя, Сэйбл. Ты просто плохо подготовлена к путешествию. Посмотри, как долго тебе удалось продержаться. Да и ребенок в полном порядке.

— Но как мне быть дальше? — прошептала Сэйбл, наслаждаясь материнским объятием и постепенно приходя в себя.

Феба собралась ответить, но не успела: в кухню явились еще трое детей, все мальчики. Незаметно для Сэйбл она жестом приказала им не задавать никаких вопросов.

— Первым делом мы высушим и согреем тебя и младенца. — Феба махнула рукой на почти погасший огонь в печи, и Эли, старший, бросился подложить дров.

Вскоре Сэйбл держала в руках чашку кофе, обильно сдобренного сахаром и молоком. Это была роскошь, от которой она давно успела отвыкнуть, и теперь помешивала густой душистый напиток, не решаясь отхлебнуть.

— Нечего на него смотреть, пей! — приказала Феба добродушно.

Сэйбл послушно сделала глоток, наслаждаясь не только упоительным вкусом, но и теплом чашки, огненно-горячей для ее озябших пальцев. Когда на донышке осталась только гуща, она рассыпалась в благодарностях, чем вызвала странный взгляд хозяйки. Не замечая этого, Сэйбл начала бороться с тугим узлом шали, освобождая Маленького Ястреба от его мягких пут.

— Да ты насквозь промок! — ахнула она, поспешно распеленывая младенца и на время забыв о собственном плачевном состоянии.

— Эли, сходи-ка за сундуком мисс Сэйбл! Да осмотрись хорошенько — мало ли что могло выпасть по дороге.

Сэйбл невольно подняла голову, услышав это неожиданное замечание, и только тут заметила троих мальчиков, разглядывающих ее с раскрытыми от любопытства ртами. К ее удивлению, у всех троих был разный цвет волос. По правде сказать, вместе с рыжим Эли, уже втаскивающим в дом ее вещи, здесь были представлены все наиболее распространенные масти.

Пока Эли пристраивал в углу сундук и баул, младший из детей протянул Сэйбл чистое полотенце. Та благодарно улыбнулась и начала энергично растирать Маленького Ястреба, в том числе его мокрые волосики и крохотные ступни. Малыш не пришел в восторг от такого обращения, но Сэйбл впервые не обратила внимания на недовольное сопение и старания высвободить ножки. Она была очень встревожена: малыш мог простудиться, и, если это случится, вина всецело ляжет на нее.

— Кайл, Дэниэл, подбросьте еще дров и налейте доверху самый большой чугун, — командовала Феба.

Ни один из детей не заставил просить себя дважды. Сама она подвинула лохань поближе к разгоревшемуся очагу. За это время Эли успел водрузить на стол широкую плоскую корзину, на дно которой постелил свежей соломы, покрыв ее мягким детским одеяльцем. Убедившись, что кожа ребенка порозовела и стала теплой, Сэйбл заново спеленала его. Несмотря на все это, Маленький Ястреб вдруг расплакался.

— Он, должно быть, голоден, — виновато предположила Сэйбл.

— Так что же ты, покорми его скорее!

В ответ Сэйбл уставилась в пол, сильно покраснев. Феба решила, что она стесняется мальчиков, и побыстрее выпроводила их из кухни, тем более что те уже справились со своими заданиями.

— Теперь ты можешь расположиться с удобством. Садись и приступай.

— Дело не в мальчиках. — Сэйбл прикусила губу, размышляя, можно ли довериться Фебе, и решила, что другого выхода все равно нет. — Я не мать ему.

— Тогда кто ты ему, скажи на милость? — спросила хозяйка, меряя девушку взглядом, в котором читалось подозрение.

— Я его тетя.

— Ну, дорогая моя, придется тебе объяснить мне все поподробнее. — Феба заново наполнила чашку Сэйбл, потом налила кофе себе, и обе уселись за стол, приготовившись к долгому разговору. — Эй, Кайл! Принеси молока.

— Сейчас, мам, — донеслось почти одновременно со стуком закрывающейся задней двери.

Выплескивая все, что лежало на ее сердце таким тяжелым грузом, Сэйбл чувствовала громадное облегчение. Что до Фебы Бенсон, она наконец сумела сложить целостную картину случившегося.

— Что ж, похоже, ты взвалила на себя ношу, которая не каждому по плечу.

— Вот и я так думаю! Видите, вы сразу поняли, что я не пригодна для этой задачи. Все, что мне остается, — это со стыдом вернуться домой.

— А как же сестра? Ее будущее зависит от тебя. И не только ее, но и ребенка, и его отца, даже если он и не знает о сыне.

Сэйбл опустила взгляд на остатки кофе в своей чашке.

То, что сказала миссис Бенсон, было правдой, но раньше от нее, Сэйбл, ничего не зависело. И уж тем более никто. Ее задача была такой колоссальной, что просто не верилось, что ее возможно осилить. Но по мере того, как за столом длилась тишина, Сэйбл все яснее слышала приглушенные рыдания Лэйн по ночам, представляла, как она смотрит в окно, ожидая появления того, кто стал ее судьбой, ее жизнью, молясь, чтобы он не отказался от нее. Так было до рождения ребенка, а все, что случилось потом, почти разрушило надежду. Оставался только тот шанс, который был в руках Сэйбл.

«Что, если бы на месте Лэйн была я?»

Но она-то была на своем месте, до самого последнего времени. Она не страдала. Что она за сестра, если позволит себе вернуться в Вашингтон, не испробовав всех возможностей? Да и что ждет ее там? Балы? Кружок ровесниц? Полк воздыхателей? Она будет улыбаться и кивать, подтверждая вранье отца, в то время как Лэйн, запертая в задних комнатах, станет проводить дни в компании единственного друга — сердечной боли? А ребенок? В нем кровь Лэйн, а значит, и ее кровь. Так неужели она отступит, не выполнив обещания?

Но как ей дойти до конца? Отсюда до земель племени Красного Облака тянутся сотни миль. И все предшествующие сегодняшнему дню обстоятельства говорят сами за себя: она потерпела неудачу.

Вошел Кайл, прервав ее невеселые размышления. Мальчик нес ведерко молока, которое, очевидно, сам и надоил. Следом за ним появился Эли и, не дожидаясь распоряжения, наполнил лохань горячей водой. Смуглый черноволосый Кайл переминался рядом с ноги на ногу, пока Феба не услала обоих, строго наказав никому не входить в кухню.

— Теперь ты можешь снять мокрую одежду.

Сама Феба занялась младенцем. Налив молока в глиняную миску и сняв с гвоздя чисто отстиранную тряпку, она обмакнула ее одним концом в молоко, а другой вложила в рот Маленькому Ястребу. Тот сразу жадно зачмокал. Повернувшись, Феба заметила, что Сэйбл так и стоит одетая, не отрывая задумчивого взгляда от двери, за которой скрылись мальчики.

— Удивляешься, почему у меня разномастные дети?

Девушка вспыхнула, словно застигнутая за чем-то неприличным, и поспешно занялась жакетом. Насквозь промокшая ткань прилипла, и ее пришлось отслаивать, как кожуру апельсина.

— Не смущайся. — Феба добродушно усмехнулась и отвернулась, чтобы взять малыша на руки. Усевшись поудобнее, лицом к Сэйбл, она заговорила, не забывая кормить Маленького Ястреба:

— Дело в том, что моя судьба во многом похожа на судьбу твоей сестры. Я вышла замуж и как раз кормила Эли грудью, когда нам пришлось ехать поездом. Индейцы племени шайен напали на поезд. Мой Дэвид был убит, а мы с Эли оказались пленниками.

— Боже милостивый! — вырвалось у Сэйбл.

Она уронила юбку, уставившись на нее невидящими глазами. На несколько секунд она снова оказалась возле форта Макферсон, а вокруг был кромешный ад: раскрашенные лица индейцев, их дикие воинственные возгласы, а на траве кровь кавалеристов, виноватых только в том, что им выпало сопровождать дочерей полковника на прогулке.

— Что с тобой, Сэйбл? Ты словно призрак увидела.

— Индеец, что похитил Лэйн, был исчадием ада, — ответила девушка, нервно дергая завязку нижней юбки. — Он бил ее, морил голодом, обращался с ней хуже, чем со своей собакой. Тот, кто стал ее мужем, вынужден был драться с ним за нее. Он вызвал его на поединок и убил.

— Это означает, что он любил ее, — спокойно пояснила Феба.

— Любил… — повторила Сэйбл, качая головой. — Он едва удостаивал ее слова! Можно по пальцам перечесть, когда он обращался к ней. Мне этого просто не понять. Впрочем, дело не во мне. Лэйн тоже считает, что он любил ее.