— Потому что я не могу спокойно смотреть, как ты разрушаешь нашу семью, — упрямо твердил Дуг. — Ты права — мне действительно приходится много работать, поэтому, когда я дома, ты должна быть со мной, со своей семьей, а не бог весть где!

— Если ты думаешь, что твои интересы мне безразличны, это не так. Я не понимаю только, с чего ты решил, будто только твои интересы и твои желания имеют значение? Почему весь мир должен вращаться исключительно вокруг тебя? Почему все мы должны делать только то, что ты хочешь и что ты скажешь? — Тут Глэдис подумала, что именно в этом и заключается суть происшедших с ними перемен. Она осознала себя личностью, обладающей собственной волей, собственными желаниями и интересами, а Дуглас никак не хотел этого признавать. — Неужели ты не замечаешь очевидного? — спросила она. — Меня не было целую неделю, но никто из детей не умер, не заболел и не превратился в малолетнего преступника! И даже если вам пришлось немного поскучать, то почему бы и нет? Ведь эта поездка пошла мне на пользу — неужели ты не видишь этого, Дуг?!

Она все еще пыталась докричаться до него, но все было напрасно.

— Я вижу только, что ты собираешься продолжать в том же духе. И меня это не устраивает, — сказал он хмуро. — Или ты будешь вести себя как все нормальные жены и матери, или…

В его голосе снова прозвучала угроза. Дуглас хотел держать ее, как прежде, на коротком поводке, но Глэдис не собиралась позволять ему и дальше командовать собой. Не слепое подчинение, а любовь — вот что было ей нужно, но Дуг никак не хотел ей этого дать. Или просто не мог.

— Очень жаль, что ты придаешь этому такое большое значение, — сказала она, пожимая плечами. — На твоем месте я бы оставила все как есть и посмотрела, что из этого выйдет.

В эту ночь они ни о чем больше не разговаривали. Когда Глэдис приняла душ и вернулась в спальню, Дуг уже спал, и она быстро легла рядом.

Но ей не спалось. Ворочаясь с боку на бок, Глэдис думала о Поле. Ей хотелось позвонить ему, но это было, разумеется, невозможно, и она стала представлять себе, как он плывет по Средиземному морю и, стоя на мостике, вглядывается в даль. Уже засыпая, Глэдис на мгновение представила рядом с ним себя. Мечта, несбыточная мечта. В ее жизни Пол скорее всего навсегда останется далеким голосом в телефонной трубке.

Потом все пошло по накатанной колее. Глэдис была так занята, что почти не разговаривала с Дугом. Он, впрочем, и сам не особенно к этому стремился. В воскресенье Глэдис повезла Сэма на футбол. На стадионе она немного поболтала с Мэйбл, потом отвезла Сэма домой и, сложив в кофр отснятые в Лондоне пленки, отправилась к Раулю. Они вместе пообедали. Рауль был в восторге. Он назвал репортаж о детской проституции «настоящей бомбой» и пообещал, что займется им в первую очередь.

На обратном пути Глэдис остановилась на бензозаправочной станции. Номер спутникового телефона Пола она знала наизусть, а в кармане ее куртки позвякивала целая пригоршня четвертаков.

На «Морской звезде» трубку взял главный стюард. Глэдис узнала его по английскому акценту. Поздоровавшись, она попросила позвать Пола.

Пол подошел почти мгновенно. Судя по голосу, он был очень рад ее звонку.

— Привет, Глэдис, как дела? — спросил он жизнерадостно. — Ты где?

Глэдис огляделась по сторонам и засмеялась.

— В будке телефона-автомата на бензозаправочной станции в десяти милях от Нью-Йорка, — сказала она. — Я отвозила моему агенту пленки и вот решила позвонить. У нас идет снег, — добавила она, увидев, что в воздухе закружились крупные белые хлопья.

— Как там мой друг Сэм?

— Неплохо. По-моему, дети вообще не заметили, что я куда-то уезжала, — ответила Глэдис и замолчала. Когда ее отец отправлялся на съемки, она всегда отчаянно скучала. Впрочем, Глэдис оставалась с матерью одна, в то время как каждый из ее детей мог рассчитывать на компанию братьев и сестер. Кроме того, ее дети выросли в нормальной, спокойной обстановке, которую Глэдис создавала для них на протяжении всех четырнадцати лет.

— А… а все остальное как? — после недолгого колебания поинтересовался Пол, и Глэдис вздохнула.

— Без изменений. Дуг со мной почти не разговаривает. Когда я вернулась, он сказал, что я — эгоистка, которая совсем не думает о детях и разрушает семью своим неслыханным поведением. В общем, старая песня…

— Понятно. — Пол еще немного помолчал. — Надеюсь, фотографии удались?

— Я их еще не видела, — объяснила Глэдис. — Крупные журналы и агентства сами проявляют пленки, сами ретушируют и печатают фотографии. Я увижу их только тогда, когда все будет готово.

— А когда, как ты думаешь, их опубликуют?

— Фотографии со свадьбы должны появиться через несколько дней. Что касается репортажа о детской проституции, то Рауль собирается продать их международному синдикату прессы. Это займет несколько больше времени, но зато мой репортаж появится не только в американских, но и в европейских газетах. — Она переступила с ноги на ногу и поплотнее закрыла дверцу кабины, в которую немилосердно дуло. — А ты как?

— У меня все отлично. Никак не мог дождаться твоего звонка и уже начал волноваться… — Пол действительно воображал себе счастливое примирение между ней и мужем и был теперь очень удивлен, обнаружив, насколько сильно, оказывается, его это затронуло.

— У меня было очень много дел, — уклончиво ответила Глэдис. Оба прекрасно понимали, что им больше не удастся перезваниваться по несколько раз на дню. — Вчера я крутилась как белка в колесе — разбирала детские вещи и приводила в порядок дом. Сегодня с утра возила Сэма на футбол, а вечером мы с детьми собираемся в кино.

— Понятно… — протянул Пол. Он сразу догадался, что большую часть этих «важных» дел Глэдис придумала себе сама, чтобы укрыться от враждебного молчания, Дугласа.

— Ты сейчас где? — поинтересовалась Глэдис, которой хотелось переменить тему. — Наверное, уже в Венеции?

— Нет. Я решил по дороге завернуть на Корсику, чтобы пополнить запас продуктов. Мы, конечно, не голодаем, просто пора менять турецкую кухню на итальянскую. В Венецию отправляемся завтра.

— Хотелось бы мне быть с тобой, — проговорила Глэдис и, спохватившись, что сказала лишнее, поспешила уточнить:

— Уж больно здесь холодно…

Она действительно продрогла. Руки ее едва не примерзали к трубке, однако Глэдис почти не замечала этого — настолько приятно ей было разговаривать с Полом.

— Послушай, ты не простудишься? — заволновался Пол, хотя он прекрасно понял, что имела в виду Глэдис. И ему тоже хотелось, чтобы она была рядом. Тогда они могли бы без помех говорить друг с другом, сидеть на палубе или стоять на мостике, пить настоящий турецкий кофе, играть в кости и слушать музыку. О чем-то подобном оба мечтали довольно часто, но всегда втайне друг от друга, ибо были у этих фантазий границы, за которые ни Глэдис, ни Пол пока не осмеливались заходить даже в мыслях. — Я тоже хотел бы, чтобы ты была здесь, — вдруг произнес Пол неожиданно охрипшим голосом.

На этот раз пришел черед Глэдис притвориться, будто то, что она услышала, — совершенно в порядке вещей и в этом нет ничего особенного.

— Почему у тебя такой голос? — спросила она наконец. — Ты опять плохо спишь?

Этот вопрос она задавала ему довольно часто. С тех пор как погибла Седина, Пол спал очень мало и плохо. Бывало, он часами лежал без сна, и справиться с «комплексом выжившего» ему не помогали ни лекарства, ни работа, ни алкоголь.

— Да нет, я сплю нормально… Более или менее.

— Снова кошмары, Пол?

— Вроде того.

— Попробуй выпивать на ночь стакан теплого молока с медом.

— Вряд ли мне это поможет. Я бы предпочел барбамил, но он, к несчастью, весь вышел…

— Вот как? — Глэдис насторожилась. Ей-то казалось, что в последнее время Пол чувствует себя лучше, а он, оказывается, просто сидел на таблетках. — Знаешь, по-моему, тебе не стоит злоупотреблять снотворным, — сказала она решительно. — Попробуй теплое молоко, как я тебе сказала, и горячую ванну с травами…

— Слушаюсь, мэм, — отозвался он шутливо и тут же спохватился:

— Глэдис, а тебе точно не холодно? Это я могу разговаривать с тобой сколько угодно, потому что у нас сейчас плюс двадцать по Цельсию, а ты в этой будке можешь легко превратиться в сосульку. Что я тогда буду делать?

— Сосульку положено сосать, — отозвалась Глэдис. Его голос звучал так тепло и так… сексуально, что она совершенно забылась.

— Я обожал делать это, когда был мальчишкой, — рассмеялся Пол. — И все-таки, Глэдис, мерзнуть не стоит. Ты обещала беречь себя.

— Стоит, — решительно сказала она. Гораздо больше, чем холодный ветер, забиравшийся под куртку и под свитер, ее беспокоило то, что ей приходится скрывать эти звонки от Дугласа. Она не делает ничего недостойного, так почему же она должна прятаться? И все же ради того, чтобы поговорить с Полом, она готова была пойти и на это.

— Кстати, о сосульках и прочих погодных явлениях, — сказала она. — Через месяц будет Рождество, а я даже не начинала к нему готовиться. Как ты собираешься его встречать?

Тут Глэдис прикусила язык и мысленно обругала себя дурой. Ей следовало помнить, что в этом году Рождество будет для Пола настоящей мукой.

— Пока не решил, — ответил Пол совершенно спокойно. — А ты? Наверное, вместе с детьми? Кстати, Сэм все еще верит в Санта-Клауса?

— Не особенно, но на всякий случай он старается этого не показывать, чтобы ненароком не остаться без подарков.

Они оба рассмеялись, а в следующую минуту в трубке раздался голос телефонистки, которая предупредила Глэдис, что если она не произведет доплату, то через минуту их прервут.

— Извини, Пол, у меня больше не осталось четвертаков, — заторопилась Глэдис. — Когда мне можно позвонить тебе в следующий раз?

— Когда хочешь. А я постараюсь, позвонить тебе в понедельник, — сказал он. — И еще, Глэдис…

Глэдис показалось, что он хотел сказать ей что-то очень важное, и сердце у нее на мгновение замерло. Обычно она инстинктивно отшатывалась от всего, что выходило за рамки дружеской беседы, но сегодня Глэдис отчего-то чувствовала себя особенно храброй.

— Что? — затаив дыхание, спросила она.

— Не вешай нос — вот что, — сказал он ласково, и Глэдис улыбнулась, хотя глубоко внутри она чувствовала себя разочарованной. И на этот раз они не решились перешагнуть заветную черту, предпочтя синицу в руках журавлю в небе.

Глэдис вздохнула. Она — замужняя женщина, мать четырех детей — тайком звонила через океан совершенно постороннему мужчине просто для того, чтобы узнать, как ему спится по ночам, и все потому, что собственному мужу было на нее совершенно наплевать. Иногда она чувствовала себя вдовой, но иногда — как, например, сейчас — ей казалось, что у нее два мужа. Впрочем, ни с одним из них у нее не было отношений, которые можно было бы назвать нормальными.

— Ладно, Пол, до свидания, — сказала она, и вместе со словами изо рта ее вырвалось облачко пара.

— До свидания, Глэдис. И спасибо, что позвонила.

На несколько мгновений и Глэдис, и Пол неподвижно замерли в разных точках земного шара. Их разделяли огромные пространства, но они думали друг о друге. Пол мысленно умолял Глэдис не останавливаться на полдороге и двигаться дальше, а она ужасалась тому, как далеко зашла! Когда же они наконец опомнились, оба чувствовали себя одинаково растерянными и счастливыми.

Глэдис вернулась домой в Уэстпорт. Дети уже ждали ее, споря между собой о том, какой фильм они пойдут смотреть. Дуг работал с какими-то бумагами и даже не спросил Глэдис, где она была столько времени.

Садясь рядом с ним за стол, чтобы наскоро перекусить перед походом в кино, Глэдис почувствовала себя виноватой. Она снова и снова спрашивала себя, как бы ей понравилось, если бы Дуг звонил каким-то женщинам из платных телефонов-автоматов.

В кино Дуг отправился вместе с ними, хотя с Глэдис он по-прежнему почти не разговаривал. В многозальном кинотеатре, где демонстрировалось девять разных фильмов одновременно, он с мальчиками выбрал умеренно жесткий боевик, а Глэдис с девочками решили посмотреть последний фильм с участием Джулии Роберте. Домой они возвращались в хорошем настроении, и Глэдис подумала, что уик-энд прошел вполне сносно, хотя напряженность в отношениях между ней и Дугом нисколько не ослабела. И ей оставалось только молиться, чтобы не было хуже, иначе каждые выходные превратились бы для нее в ад.

Тут Глэдис украдкой вздохнула. Считать удачными дни, когда муж не орет на тебя, не обзывает самовлюбленной эгоисткой и не грозится уйти, ей было не по душе, но такова уж была ее теперешняя жизнь. И единственной отдушиной, единственным глотком свежего воздуха в этом унылом и безысходном существовании были для нее звонки Пола, которых она ждала, сгорая от нетерпения.

Пол, как и обещал, позвонил в понедельник, когда дети были в школе, а Дуг — на работе. Глэдис подробно рассказала ему сначала об их вчерашнем походе в кино, а потом — об утреннем звонке Рауля. Агент специально позвонил ей, чтобы сказать, что фотографии со свадьбы королевских особ получились превосходно и самые роскошные журналы уже осаждают его с выгоднейшими предложениями. Потом она опять спросила, как ему спалось, и Пол ответил, что последовал ее совету насчет горячего молока и впервые за много дней спал довольно сносно.