— Ты… ты считаешь? — робко спросила Глэдис. Пол был в такой ярости, что она даже слегка растерялась.

— Да, я так считаю, — отрезал Пол. — Хотя… хотя на самом деле он не пара тебе! Ты замечательная мать, и я уверен, что ты была этому самодовольному эгоисту примерной женой. А он… Он тебя просто недостоин!

Его голос грохотал в трубке, словно горный обвал, и Глэдис в испуге поежилась, хотя гневные тирады Пола имели к ней косвенное отношение.

— Да-да, Глэдис, недостоин! — повторил Пол. — Признаться откровенно, я устал слушать рассказы о том, как Дуг с тобой обращается! У него нет никакого права третировать тебя! То, что Дуглас ушел, — это, наверное, единственный его нормальный поступок. Быть может, со временем ты тоже это поймешь!

Но Глэдис пока не могла рассуждать так же реалистично и здраво, как он. Поступок Дуга поверг ее в шок. Его лицо, когда он в бешенстве выбежал из спальни, все еще стояло у нее перед глазами.

— Выслушай меня внимательно, — продолжал тем временем Пол. — С тобой все будет в порядке, можешь не беспокоиться. Дуглас ушел, но у тебя осталась твоя работа и дети. Дугласу придется поддерживать их, так что нуждаться ты не будешь. Тебе должны заплатить за твои репортажи. Это довольно значительная сумма, к тому же я уверен, что это не последняя твоя работа. Все обойдется, Глэдис. У тебя есть дети, а у них — ты…

Все правильно. Но на протяжении почти двух десятков лет она была накрепко связана с Дугом буквально во всех отношениях. Теперь, когда он ушел, Глэдис чувствовала себя так, словно она лишилась руки или ноги. Нет, пережить разрыв будет не так просто, сколько бы она ни натерпелась.

Глэдис была напугана, растерянна и не знала, что делать, но голос Пола уже начал оказывать на нее свое благотворное воздействие, а еще не остывший гнев помогал ей яснее видеть перспективу. И перспектива эта вовсе не была безрадостной и мрачной.

На мгновение Глэдис даже задумалась — вдруг Пол захочет приехать, чтобы быть с ней? Но эта мысль только сверкнула в ее мозгу как метеор и сразу же пропала. Глэдис считала, что не желает этого. Во время частых телефонных разговоров они говорили буквально обо всем, кроме будущего. Оба не решались сделать первый шаг.

— Ты знаешь, где сейчас Дуг? — спросил Пол после того, как Глэдис, выплакавшись, задышала ровнее.

— Понятия не имею. Он мне даже не позвонил.

— Позвонит, — уверил ее Пол. — Обязательно позвонит. Кстати, ты не хочешь связаться со своим адвокатом?

— Нет. Пока нет… — В глубине души Глэдис все еще верила, что Дуг одумается и вернется и они сумеют как-нибудь сохранить семью или хотя бы ее видимость.

— Понимаю, — сказал Пол мягко. — Вот что, Глэдис, тебе нужно поспать. Как говорится, утро вечера мудренее.

— У нас уже почти утро, — сказала Глэдис, поглядев за окно. На будильнике было около четырех, но зимнее небо, затянутое снеговыми облаками, казалось совершенно черным.

— Постарайся все-таки уснуть — ты сразу почувствуешь себя лучше. А когда ты встанешь, я тебе позвоню.

— Спасибо, Пол, — от души сказала Глэдис и почувствовала, что глаза ее снова наполнились слезами. Все-таки уход Дуга сильно на нее подействовал.

— Ничего, все будет в порядке, — ответил Пол. Несмотря ни на что, он был уверен, что Глэдис прекрасно со всем справится. Он верил в нее даже больше, чем в себя.

Положив трубку, Глэдис еще долго лежала без сна, думая о Поле, о Дуге и обо всем, что случилось с ней в последнее время. И единственный неутешительный вывод, который она сделала, состоял в том, что отныне она будет совершенно одна.

А Пол на мостике своей яхты молча смотрел на неподвижную воду Венецианского залива и думал о Глэдис. Поведение Дуга возмущало его до глубины души. Он жалел только об одном, что не может высказать этого ему в лицо. «Уходи и не смей больше никогда приближаться к ней!» — вот что хотелось ему сказать Дугласу, но вряд ли у него есть на это право.

Примерно через полчаса он приказал спустить на воду моторку и отправился на берег. Пол разыскал в киоске сразу несколько журналов, которые опубликовали репортаж Глэдис. Он купил их все и, остановившись, стал рассматривать снимки. Они были потрясающие по своему воздействию. При одном взгляде на них в душе поднималась волна гнева. И, разумеется, никакой порнографии. Этот Дуг — просто идиот. Ему следовало гордиться женой, и если он не понимает, значит, он еще глупее, чем казалось Полу.

Именно с этого Пол и начал свой следующий разговор с Глэдис.

— Отличная работа, Глэдис! — сказал он. — Не видеть этого может только полный кретин. Честное слово, я горжусь тем, что знаком с тобой.

— Тебе правда понравилось? — Глэдис не очень ему поверила, но похвала Пола была ей приятна.

— «Понравилось» не то слово — слишком уж у твоего репортажа тяжелая тема. Но действует он как надо, и снимки отличные. У тебя действительно талант, Глэдис. Возможно, что теперь, когда у тебя у самой есть дети, твой взгляд на мир и на его проблемы стал более глубоким и искренним.

— Спасибо… — Глэдис неуверенно рассмеялась. Она стояла в кухне в одной ночной рубашке и, прижимая плечом трубку, варила кофе. Дуг так и не позвонил, и она терялась в догадках, где он остановился. К счастью, была суббота, и дети еще спали. — Скажи честно, тебе и правда понравилось?

— Я еще никогда не видел ничего столь… обжигающе сильного. Твой репортаж должен действовать как пощечина. Эти детские лица… Я сам едва не заплакал, пока смотрел.

— Я тоже, — призналась Глэдис. Она всегда старалась оценивать свои работы по возможности объективно. Ошибки признавала, но и ложной скромности не поддавалась. Как профессионал, она видела, что снимки практически безупречны. Тема репортажа отражена в них сильно и выразительно. Правда, Дуг не увидел ничего, кроме голых девочек-подростков. Но, в конце концов, Дуг — это не весь мир.

— Удалось поспать? — заботливо поинтересовался Пол.

— Немного, — ответила она. — Заснула около семи, а в восемь уже проснулась.

На этом разговор окончился. Глэдис налила себе кофе и даже положила сахар, но выпить не успела. Телефон снова зазвонил, и, сняв трубку, Глэдис услышала голос Рауля.

— Если за эти фото ты не получишь «Пулитцера», — с ходу заявил он, — мне придется учредить для тебя собственную премию. Это не репортаж, а динамит! Молодчина, Глэдис! Мастерская работа.

— Спасибо, Рауль.

— А что сказал твой муж? — продолжал агент. — Понял он наконец, с кем имеет дело? Он уже сказал тебе, что берет все свои слова назад?

— Дуг ушел от меня.

Последовала долгая пауза, потом Рауль осторожно спросил:

— Ты ведь шутишь, правда?

— Увы, нет. Он ушел от меня после того, как увидел журнал с моим репортажем. Кажется, я тебе уже говорила, что Дуг слов на ветер не бросает. Так вот, вчера вечером он привел свою угрозу в исполнение.

— Вот сукин сын! — воскликнул Рауль. — Он должен тебя на руках носить, а не…

— Очевидно, он считает по-другому.

— Ну, прости, Глэд, я не знал, что так будет. — Рауль никогда не мог понять, почему Дуг столь враждебно относится к работе Глэдис. — Мне действительно очень жаль…

— Как ни странно, мне тоже, — печально ответила Глэдис.

— Может, он еще вернется… Немного остынет и вернется.

— Надеюсь, что так, — сказала Глэдис, хотя на самом деле она уже не знала, хочется ли ей этого. Допустим, Дуг вернется. Быть может, он даже попросит у нее прощения, но потом все начнется сначала. Кроме того, как же тогда Пол. Он не был ее любовником, но Дуг вряд ли способен был в это поверить. А отказываться от дружбы с Полом ради сомнительного удовольствия жить с мужем под одной крышей Глэдис не собиралась. Но сумеют ли они с Полом справиться со своими личными горестями, чтобы обрести друг друга? Право же, это похоже на пустые мечты. Он, во всяком случае, даже ни разу не намекнул, что допускает нечто подобное, хотя бы и в очень отдаленной перспективе. Изредка Глэдис позволяла себе пофантазировать на эту тему. Но она слишком реалистично смотрела на вещи, чтобы с легкостью обменять свой семнадцатилетний брак на мечту о мужчине, который, кажется, до конца жизни собирался прятаться от мира на своей дурацкой яхте. Глэдис очень дорожила разговорами с Полом, но это не мешало ей ясно понимать: подобные отношения можно назвать настоящей, полноценной дружбой лишь с очень большой натяжкой. О том, что Пол, возможно, увлечется ею, Глэдис даже не задумывалась. Она никогда не верила даже в секс по телефону; любовь же по телефону казалась ей верхом абсурда.

Разговор с Раулем чуть было снова не выбил Глэдис из колеи. Когда она вешала трубку, на ресницах ее дрожали слезы, но тут проснулись дети и, сбежав вниз, потребовали завтрак. Привычные заботы отвлекли Глэдис. Она без запинки солгала, что Дуг поехал в Нью-Йорк на срочную встречу с клиентами, и дети — в особенности Джессика — сделали вид, что поверили ей.

Выходные они кое-как прожили, хотя с каждым часом Глэдис все больше и больше волновалась. Дуг так и не позвонил, и в понедельник утром она не выдержала и сама набрала его рабочий номер.

— Как дела, Дуг? — спросила она, услышав в трубке его голос. Ну что ж, по крайней мере, он был жив и здоров и вышел на работу как обычно.

— Если ты хочешь узнать, не передумал ли я, то — нет, — ответил Дуг. Глэдис вздохнула.

— И как нам теперь быть?

— А я почем знаю? — без тени сочувствия отозвался он.

— Тебе не кажется, что ты поступил непорядочно по отношению к детям? Непорядочно и жестоко. Они так ждали этого Рождества… Может, мы все-таки могли бы на время забыть о нашем… о наших разногласиях и встретить праздники вместе? Наши дела — это наши дела, но дети не должны страдать.

— Хорошо, я подумаю, — проворчал Дуг. — А теперь извини — у меня дела.

Впрочем, перед тем как повесить трубку, Дуг сообщил Глэдис название гостиницы, в которой остановился. Гостиница была не из лучших — Дуг вполне мог позволить себе что-нибудь посолиднее, и Глэдис стало ясно, что он пытается заставить ее почувствовать себя виноватой. Это еще больше разозлило ее, и она не вспоминала о Дуге до среды, когда он позвонил и сказал, что на праздники вернется домой.

«Только на Рождество и только ради детей», — заявил Дуг, и Глэдис поняла, что возвращение блудного отца вряд ли будет мирным.

В последние оставшиеся до Рождества дни она разговаривала с Полом каждый день.

Чаще он звонил ей, но несколько раз, когда ей особенно нужна была моральная поддержка, Глэдис звонила ему сама. Но в пятницу вечером, ровно через неделю после своего ухода, вернулся «из командировки» Дуг, и это все усложнило. Пол больше не мог звонить Глэдис, и ей приходилось под разными предлогами выходить из дома и разыскивать платный таксофон, чтобы поговорить с ним хотя бы несколько минут.

В понедельник был канун Рождества, и Глэдис позвонила Полу из будки возле бакалейной лавки, куда она в срочном порядке отправилась за изюмом и кардамоном.

— Нам обоим нелегко, не так ли? — грустно сказал Пол, услышав в трубке ее голос. В последние дни на душе у него было невыносимо тяжело. Даже Венеция с ее каналами перестала его радовать. Целыми днями Пол сидел на палубе и перебирал в памяти дорогие его сердцу дни и часы, которые он провел с Сединой. — Я все никак не могу поверить, что ее нет, — добавил Пол. — Странно, правда?

— Странно, — эхом отозвалась Глэдис. Она никак не могла взять в толк, почему люди так часто поступают наперекор здравому смыслу, своими руками превращая собственную жизнь в кошмар. К Полу это не относилось — он был нисколько не виноват в том, что Седина погибла, но вот все ли она сама сделала, чтобы спасти семью?

— Какие у тебя планы на… выходные? — спросила она. Назвать предстоящую рождественскую неделю праздниками у нее просто не повернулся язык. Ей ужасно хотелось сделать что-нибудь для Пола. Накануне вечером Глэдис написала Полу небольшое веселое стихотворение. Утром она отправила его по факсу, и Пол сказал, что оно ему очень понравилось, но Глэдис понимала, что никакие стихи здесь не помогут.

— Ты не хочешь сходить в церковь? Венеция была для этого самым подходящим местом. Величавое убранство и тишина итальянских соборов должны были хоть немного успокоить его взвинченные нервы. Впрочем, Глэдис приходилось слышать и такое мнение, будто католические соборы подавляют человека, заставляя его чувствовать себя ничтожнейшей из земных тварей.

— Я бы сходил, но есть одна проблема… — невесело ответил Пол. — Я не верю в бога, а бог не верит в меня, так что обращаться к нему, наверное, нет никакого смысла.

— Я же не предлагаю тебе молиться, — возразила Глэдис. — Считай это… экскурсией, которая тебя развлечет.

— Скорее разозлит, — упорствовал Пол. Он явно считал, что, если бы бог существовал, он бы ни за что не допустил гибели Селины. Поняв это, Глэдис надолго замолчала. Она не знала, что еще сказать, а спорить с ним о религии ей не хотелось. К счастью, Пол первым нарушил молчание: