Оливер согласился с этим. Он наконец отыскал недостающий кусочек пазла и протянул его Джоди.

— Тот самый?

— Точно, — Джоди был восхищен догадливостью Оливера. — Ой, спасибо, а я на него смотрел-смотрел и не догадывался, что это он и есть. — Он поднял голову и улыбнулся. — Вдвоем лучше собирать, правда? Вы мне еще поможете?

— Ну, сначала я приму ванну, потом выпью чего-нибудь, потом мы с тобой вместе поужинаем. А после ужина посмотрим, может быть, нам удастся его дособрать.

— Это ваш пазл?

— Мой или Чарлза, я уже не помню.

— Это забавный паровоз.

— Да, паровые машины были замечательными. Они издавали такие классные звуки.

— Я знаю, я видел их в кино.


Он принял ванну, оделся и уже спускался вниз в библиотеку чтобы выпить обещанный самому себе стаканчик, когда вдруг вспомнил, что он обещал этим вечером приехать на ужин в Росси-хилл. Он подивился тому, как это напрочь вылетело у него из головы. Хотя он виделся за обедом с Дунканом Фрэзером и даже говорил с ним о планировавшемся ужине, безумные события второй половины дня заставили его об этом забыть.

На часах уже была половина восьмого, и на нем был не костюм для званого ужина, а старый свитер с высоким воротом и потертые вельветовые штаны. Секунду он поколебался, пощипывая нижнюю губу и пытаясь решить, что делать, но в конце концов мысль о Джоди, который весь вечер сидел один и переживал и которому Оливер обещал составить компанию, взяла верх. Он направился в библиотеку, снял трубку и набрал номер Росси-хилл. К телефону вскоре подошла Лиз.

— Алло.

— Лиз.

— О Оливер, ты звонишь предупредить, что опоздаешь? Если так, ты не волнуйся, я сама забыла вовремя поставить фазана и к тому же…

— Нет, я не за этим звоню, — перебил он, — я звоню сказать, что не смогу прийти.

— Но… Я… Папа сказал… — А затем совсем другим тоном: — С тобой все в порядке? — В ее голосе звучала такая тревога, словно она испугалась, что он мог неожиданно сойти с ума. — Ты не заболел ли?

— Нет, просто я не смогу прийти… Я объясню…

Она холодно спросила:

— Это ведь не связано с девушкой и мальчиком, которые объявились в твоем доме?

Оливер очень удивился. Он не сказал Дункану ни слова о Клибернах, но не потому, что хотел это скрыть, а просто потому, что были более важные вещи для обсуждения.

— Откуда ты знаешь?

— Подумаешь, невидаль. Не забывай, что наша миссис Дуглас — свояченица Купера. Живя здесь, нельзя ничего скрыть, Оливер. Пора бы тебе это знать.

Он почувствовал смутное раздражение, как будто она винила его в обмане.

— Это не секрет.

— Они все еще там?

— Да.

— Я должна приехать поглядеть. Это интересно.

Он пропустил мимо ушей двусмысленную интонацию, с которой это было сказано, и сменил тему:

— Ты простишь меня за то, что я так невежливо поступил и к тому же позвонил предупредить в самый последний момент?

— Ничего страшного. Бывает. Нам с отцом просто достанется больше фазана. Приходи в какой-нибудь другой день.

— Если позовешь.

— Я тебя уже зову, — но ее голос все еще был жестким, — ты просто позвони мне, когда разберешься со своими делами.

— Хорошо, — сказал Оливер.

— Тогда пока.

— Пока.

Однако она повесила трубку и оборвала связь раньше, чем он успел произнести это слово.

Она сердилась на него, и не без оснований. Он с сожалением представил себе аккуратно накрытый обеденный стол, свечи, фазана, вино. Ужином в Росси-хилл никогда не следовало пренебрегать и в иные времена. Он тихо выругался, проклиная весь этот день и желая, чтобы он поскорее закончился. Налил себе виски, добавил чуток содовой — меньше, чем обычно, — и, не раздумывая, проглотил. Почувствовав себя немного бодрее, он пошел искать Джоди.

Но не успел он выйти в коридор, как наткнулся на миссис Купер, которая несла поднос. На лице у нее было странное выражение, словно она хотела что-то утаить. Увидев его, она прибавила шагу и успела войти на кухню прежде, чем он ее догнал.

— Что случилось, миссис Купер?

Она оперлась на дверь спиной, и на лице у нее появилось страдальческое выражение.

— Она не съела ни ложки, Оливер.

Он взглянул на поднос и снял крышку с чашки с бульоном. От нее поднимался ароматный пар.

— Я сделала все, что могла, я передала ей ваши слова, но она не согласилась съесть ни ложки. Она сказала, что боится, что ей опять станет плохо.

Оливер водрузил крышку на место, поставил на поднос стакан с виски и принял его из рук миссис Купер.

— Посмотрим, — сказал он.

Он уже пришел в себя и не чувствовал ни усталости, ни уныния, только был не на шутку сердит, просто доведен до белого каления. Он твердым шагом поднялся по лестнице, перескакивая через две ступени, прошел по коридору и ворвался в гостевую спальню, не дав себе труда постучать в дверь. Она лежала в огромной двуспальной кровати, покрытой розовым стеганым одеялом. Подушки были разбросаны по полу. Рядом с кроватью горел ночник с розовым абажуром.

Открывшаяся его взору картина лишь усугубила его раздражение. Эта чертова девчонка явилась в его дом, перевернула все вверх дном, расстроила его планы на вечер и теперь лежит на его гостевой кровати, отказываясь есть и заставляя всех лезть на стенку. Он широкими шагами пересек комнату и со стуком плюхнул поднос на прикроватный столик. Ночник слегка покачнулся, виски расплескалось.

Она молча смотрела на него широко распахнутыми глазами, ее распущенные волосы переплелись, словно нити светлого шелка. Не говоря ни слова, он принялся собирать подушки, усадил ее на кровати и приткнул их ей за спину, словно она была тряпичной куклой, которая не могла сидеть самостоятельно.

Весь ее вид выражал протест, губы надулись, как у обиженного ребенка. Он взял с подноса салфетку и повязал ей на шею так, словно собирался ее удавить. Затем он снял крышку с чашки с бульоном.

Она внятно произнесла:

— Если вы заставите меня это съесть, мне опять станет плохо.

Оливер взял ложку:

— Если вам опять станет плохо, я вам надаю.

Ее губы задрожали от обиды на эту несправедливую угрозу.

— Сразу бить станете или когда мне полегчает? — язвительно поинтересовалась она.

— Сразу стану и потом добавлю, — грубо ответил Оливер. — Открывайте рот.

Когда она подчинилась, скорее пораженная, чем испугавшаяся, он влил в нее первую ложку. Проглотив ее, она слегка поперхнулась и поглядела на него с мольбой и упреком. В ответ он лишь предупредительно поднял бровь. За первой ложкой последовала вторая. Потом третья. И четвертая. Каролина начала рыдать. Она не произнесла ни слова, но ее глаза наполнились слезами, которые неудержимо потекли по щекам. Не обращая на это внимания, Оливер продолжал неумолимо вливать в нее бульон. К моменту когда он наконец закончился, она была мокрой от слез. Он поставил на поднос пустую чашку и без всякого сочувствия сказал:

— Видите, вам не стало плохо.

Каролина всхлипнула, не в силах говорить. И тут его ярость вдруг разом улетучилась, уступив место нелепой нежности, и ему захотелось улыбнуться. Эта последняя вспышка гнева очистила его сознание, как гроза очищает пыльный воздух, и он неожиданно успокоился и расслабился. Все проблемы и горести этого дня вдруг встали на свои места и уже не казались такими значительными. Осталась лишь эта тихая, уютная комната, освещенная легким розовым светом, последний глоток виски у него в стакане и Каролина Клиберн, которая наконец была накормлена и покорена.

Он осторожно снял с ее шеи салфетку и протянул ей:

— Пожалуй, вы можете воспользоваться ею как носовым платком, — предложил он.

Она благодарно посмотрела на него, взяла салфетку, промокнула ею глаза и потом энергично высморкалась. Прядь волос, лежавшая у края ее щеки, была мокра от слез, и он осторожно протянул палец, разгладил ее и заправил за ухо.

Это было ничтожное, инстинктивное, непроизвольное утешительное движение, но неожиданный телесный контакт вызвал цепную реакцию. На мгновение на лице Каролины отразилось удивление, а затем его сменило полное облегчение. Она подалась вперед и уткнулась лбом в грубую шерсть его свитера так, словно это было нечто само собой разумеющееся, и, не задумываясь, он обхватил руками ее тонкие плечи и прижал ее к себе покрепче, так что ее шелковый затылок оказался прямо у его подбородка. Он почувствовал все ее хрупкое тело, каждую косточку, каждое биение сердца. Немного погодя он произнес:

— Вы ведь расскажете мне, что все это значит, правда?

И Каролина кивнула, пряча голову у него на груди.

— Да, — сказала она приглушенно, — наверное, придется.

Она начала с самого начала, с Афроса:

— Мы перебрались туда после смерти нашей матери. Джоди был еще совсем ребенком, и он начал говорить по-гречески раньше, чем по-английски. Наш отец был архитектором, он хотел заниматься отделкой домов, но англичане открыли для себя Афрос и стали покупать там дома и землю, и в результате он стал своего рода агентом, помогавшим приобретать там собственность: он покупал дома, руководил их реконструкцией и все в таком роде. Возможно, если бы Ангус воспитывался в Англии, он стал бы другим. Не знаю. Но мы учились в местной школе, потому что у отца не было денег, чтобы отправить нас в Англию.

Она прервала свой рассказ и принялась объяснять про Ангуса:

— Он всегда вел такую свободную жизнь. Наш отец никогда за нас не волновался и не беспокоился о том, где мы. Он был уверен, что с нами все в порядке. Ангус в основном проводил время с рыбаками и, когда закончил школу, просто остался на Афросе. Кажется, никому никогда не приходило в голову, что он мог бы найти работу. И тут появилась Диана.

— Ваша мачеха.

— Да, она приехала на остров, чтобы купить дом, и пришла к отцу с предложением стать ее агентом. Но дом она так и не купила: вместо этого она вышла за него замуж и стала жить с нами.

— Жизнь из-за этого сильно изменилась?

— Для Джоди — да. И для меня. Но не для Ангуса. Для него ничего не изменилось.

— Вы хорошо к ней относитесь?

— Да, — Каролина собирала край простыни в аккуратные складочки, словно подчиняясь обстоятельному наказу Дианы, который нужно было выполнить тютелька в тютельку. — Да, я хорошо к ней отношусь. И Джоди тоже. Но Ангус был уже достаточно взрослым, чтобы попасть под ее влияние, а она… Она была достаточно мудра, чтобы не пытаться на него повлиять. Но потом умер наш отец, и она решила, что мы все должны вернуться в Лондон. Ангус не захотел ехать. И оставаться на Афросе он тоже не хотел. Он купил подержанный «мини-моук» и отправился в Индию через Турцию и Сирию. Мы получали от него открытки с изображениями разных экзотических мест, и все.

— Но вы-то вернулись в Лондон?

— Да. У Дианы был дом в Мильтон-гарденс. Мы там и живем.

— А как же Ангус?

— Он как-то раз приезжал туда, но из этого ничего не вышло. Они с Дианой страшно поругались из-за того, что он не желал ни стричься, ни бриться, ни надеть туфли. Ну, вы понимаете. К тому же Диана к этому моменту уже вышла замуж второй раз, за друга юности. Его зовут Шон Карпентер. Так что теперь она миссис Карпентер.

— А что собой представляет мистер Карпентер?

— Он замечательный, но недостаточно сильный для такой жены, как Диана. Она делает то, что считает нужным, и на самом деле всеми нами управляет. Но делает это очень тактично. Это трудно описать.

— И что же вы делали с тех пор, как вернулись в Англию?

— Ну, я закончила школу и пошла в театральное училище, — она поглядела на Оливера, чуть усмехаясь. — Диана была против. Она боялась, что я сделаюсь хиппи, или начну баловаться наркотой, или стану как Ангус.

Оливер усмехнулся:

— И как?

— Ничего подобного. Но еще она предрекала, что меня надолго не хватит, и оказалась права. Я благополучно закончила училище и даже нашла место в театре, но потом… — она замялась.

Оливер слушал ее рассказ понимающе, и в его глазах была странная нежность. Говорить с ним было легко. Она и не думала, что с ним будет так легко. Весь день он только и делал, что разными способами давал ей понять, что считает ее дурой, но инстинктивно она знала, что он не сочтет ее дурой за то, что она влюбилась не в того мужчину.

— Ну, я увлеклась одним человеком. Наверное, я была глупой и неопытной и думала, что он тоже увлечется мной. Но он был слишком амбициозным, слишком нацеленным на карьеру, поэтому шел вперед и в какой-то момент я осталась позади. Его звали Дреннан Колфилд, теперь он довольно известен. Может быть, вы о нем слышали.

— Да, слышал.