— Останови машину, — попросила она. — Нам надо поговорить.

— Может быть, дома поговорим?

— Нет. Сейчас.

— Пожалуйста.

Морозов притормозил недалеко от остановки, припарковал автомобиль и вопросительно посмотрел на Анну.

— Маня соврала тебе про Волгина. Просто ей хотелось выгородить меня, хоть я ничего такого и не сделала. Дело в том, что Антон был моим другом. Мы встречались, пока я не познакомилась с тобой. Сегодня он позвонил мне, и я сказала, что выхожу замуж. Это известие его огорчило, и я решила приехать к нему с Маней, чтобы…

— Чтобы утешить его, да? — подсказал Виктор, злобно дернув желваками.

— Да, — спокойно ответила Анна. — Мы были близки на протяжении пяти лет. И что? Неужели ты думаешь, что я бы оставила человека, не чужого мне, в тот момент, когда он нуждается в простом участии. Я должна была хотя бы с ним поговорить, чтобы расставить все точки над «i». Вить, у меня с Антоном ничего не было. Ты можешь мне не верить, но это так.

— Ань, а зачем ты мне все это рассказала? Может быть, не надо было так уж откровенно. Меня вполне устроило объяснение Мани.

— Я просто не хочу обманывать тебя, Витя.

Морозов помолчал, обнимая руль. Затем сказал, уже более мягко:

— Ладно. Ань, я тебе верю. Хочу верить. Но почему ты мне все это раньше не объяснила, прежде чем поехать к нему?

— А ты бы меня отпустил?

— Нет, конечно!

— Вот поэтому, Витя, я ничего тебе и не стала объяснять.

— Понятно.

— Да что тебе понятно?! — Анна взорвалась. — Посмотри, что ты устроил! Просто Отелло новоявленный! Если ты думаешь, что стоит тебе только отвернуться, как я тут же побегу трахаться с другими мужиками, то давай лучше заберем заявление и разбежимся, пока не поздно!

— Ты так считаешь?

— Да, я так считаю! Мне муж нормальный нужен, а не держи-морда!

— Что в твоем понимании означает «нормальный муж»?

— Да иди ты!

— Нет, серьезно. Давай детально разберемся в этом вопросе. Раз уж у нас сегодня ночь откровений. Скажи мне, любимая, разве я тебя в чем-то урезаю? Разве я так уж ограничиваю твою свободу? Ты делаешь абсолютно все, что тебе хочется. Я даже работать тебе не запрещал, а теперь еще и эту твою идею стать дизайнером всячески поддерживаю, хотя, на мой взгляд, она яйца выеденного не стоит… Кто тебе только ее внушил, в глаза бы ему посмотреть…

— Так. Все. Стоп. Дальше можешь не продолжать. Сказано достаточно.

Она решительно вышла из его машины и стала голосовать, чтобы поймать такси. Морозов, совершенно обескураженный поведением Анны, высунулся из своего «лендровера» и окликнул ее:

— Ань! Ты чего?!

— Иди к черту, Морозов! Я тебя больше знать не хочу! Ты такой же урод, как и все мужики! Самовлюбленный, деспотичный собственник! Можешь катиться к этой своей крашеной… как там ее…

Она села в какую-то сомнительную «девятку», и автомобиль помчал ее в сторону моста. Виктор понял, что Анна решила вернуться в свою квартиру на Горском, где уже подходил к концу ремонт. Он развернул «лендровер» и помчался следом за ней.

13

Ночевать в подъезде у дверей ее квартиры было как-то унизительно и пошло. К тому же холодно. А к себе домой он поехать не захотел, потому что не мог войти в пустую квартиру и остаться там без нее. Там действительно было пусто и неуютно, несмотря на присутствие кота и роскошную обстановку. Анна привнесла какой-то иной смысл, вдохнула жизнь в его пространство, расположенное между четырьмя стенами на ста квадратных метрах. Виктор остановил машину у подъезда, в котором на девятом этаже находилась квартира Анны, пересел на заднее сиденье и свернулся там калачиком.

Господи, какой же он придурок! Зачем он так с ней? Она не заслужила. Нет, не заслужила. Неужели не понятно, что такая женщина, как Анна, не станет лгать и изворачиваться, унижая себя и мужа банальным адюльтером. Мало того, он еще сказал ей… Да он сегодня много чего ей наговорил. Остапа понесло, называется… Его теперь ужасала сама мысль о том, что Анна, возможно, никогда ему этого не простит.

Что на него нашло? Это оттого, что она вдруг разоткровенничалась, забыв об элементарной женской интуиции. Эти ее откровения больно ранили его, к тому же он сегодня так перенервничал из-за дурацкого недоразумения с запиской. Виктор вспомнил, как мчался в своем джипе на улицу Полководца Фрунзе, вперив яростный взгляд на дорогу. Как потом врезал ни в чем не повинному Волгину, возникшему перед ним в трусах. Кто бы что ни говорил, а современный человек не так уж далеко ушел от своих первобытных предков. Стоило только возле его самки замаячить какому-то гипотетическому самцу, как весь налет цивилизованности мигом испарился, и уже одни только голые инстинкты двигают им, и он готов разорвать, растерзать, загрызть соперника, дерзнувшего… Теперь она его точно не простит. Зачем он ей такой нужен? Придурок.

Виктор еще никогда так не влюблялся. Безоглядно, неистово, как подросток. Впрочем даже в подростковом возрасте с ним такого не случалось. Когда-то он любил Ирину. Очень любил. И думал, что больше, чем он сейчас любит, уже нельзя любить. Они учились в одном классе, но в то время Виктор совершенно игнорировал ее. Она была серой мышкой, такой тихой и скромной, что ее не замечали даже учителя. Потом, когда школа и институт уже были позади, они снова встретились, и вот тогда он заметил… Виктор даже сначала не узнал ее, а когда узнал, был потрясен. Ирина стала совершенно другим человеком. Она выглядела как богиня, была просто безупречна во всех отношениях. Эдакая крутая подружка Джеймса Бонда. Тогда он увлекся ею. Так увлекся, что ему казалось, будто без нее невозможно жить. Ирина стала его наркотиком.

Затем, когда страсть уже дошла до наивысшей точки, наступило пресыщение. Как если бы он объелся шоколадных конфет, или варенья, или еще чего-нибудь очень сладкого. Он уже даже не мог ее видеть, и потому ужасно мучился, казнил себя за то, что не может найти в себе мужества порвать с надоевшей любовницей. Поэтому, когда разразился скандал с двойными продажами, он даже обрадовался, ибо ему было в сто раз легче откупиться от обманутых дольщиков, чем дальше сносить присутствие нелюбимой женщины в своей жизни.

Встреча с Анной потрясла его до глубины души. Он ехал себе спокойно по мосту и вдруг в снежном вихре увидел девушку, стоявшую возле бетонного заграждения, раскинув руки и ловя губами летящие снежинки. Это короткое видение, словно из другой жизни, произвело на него такое сильное впечатление, что он взял и остановился, рискуя быть смятым в потоке машин. Просто его пронзила мысль, что если он сейчас промчится мимо вместе с тысячью других машин, то будет несчастен всю оставшуюся жизнь, ибо такое, как поется в песне, не повторится больше никогда. Потом произошла вторая встреча, когда она по неосторожности чуть было не угодила под колеса его машины, и тогда он понял, что это судьба. Сидя напротив нее в кафе, Виктор мучительно выискивал какой-нибудь повод, чтобы встретиться с ней еще раз, и такой повод был найден.

Анна нуждалась в работе, и Морозов устроил ее у себя, чтобы постоянно видеться с ней. В итоге он оказался в ловушке, поскольку считал, что любое предложение с его стороны может быть истолковано ею, как попытка навязать свою волю. Она наверняка бы решила, что Виктор использует свое положение, дабы склонить понравившуюся подчиненную к сексуальной связи. А тут еще этот неприятный инцидент с Ириной, которая буквально напала на него у входа в офис. Анна была разочарована — он это сразу понял. Как теперь сказать ей о своих чувствах, как строить с ней отношения, Виктор не знал. Когда же Инга сообщила ему о болезни Анны, Морозов так испугался, будто ему сказали, что любимая женщина при смерти. И он помчался к ней.

С тех пор они жили вместе. До сегодняшнего дня, когда он нашел дурацкую записку и раздул из маленького недоразумения трагедию вселенского масштаба. Нет, все-таки этот ее бывший дружок Волгин — редкая сволочь. Если бы он не позвонил и не сбил ее с панталыку, ничего этого бы не произошло. Они мирно провели бы в объятиях друг друга еще один счастливый вечер. У Виктора возникло желание вернуться назад и еще раз дать Волгину по морде. Но он также смутно понимал, что это вряд ли решит возникшую проблему…


Анна смотрела в окно. С высоты девятого этажа двор просматривался как на ладони, и ей отлично был виден «лендровер» Морозова, стоявший у ее подъезда, словно огромный черный страж. Как глупо все получилось. Сейчас она уже никого не обвиняла в произошедшем, кроме себя самой, и единственным чувством, не дававшем ей покоя, было сожаление с примесью разочарования.

Сегодня она совершила великодушный поступок и потеряла свою любовь. Не делай добра — не получишь зла. А ведь верно. Шалопай Волгин утешился с ее подругой, а она, недоделанная мать Тереза, сидит одна в своей квартире, и все, что ей осталось делать, так это предаваться воспоминаниям. О том, как все у них с Виктором было прекрасно. Ибо после того, что он ей наговорил, ничего между ними уже не будет. Ничего.

Его слова больно задели ее, и это было так неожиданно. Виктор казался ей таким добрым, заботливым, лояльным… И вдруг из него полезло нечто пугающее, дремуче-первобытное. Он говорил с ней, словно какой-то мужлан. Стал попрекать свободой, которую он якобы из великодушия ей предоставил. Высмеял ее желание строить свое собственное дело. Как же теперь это все понимать? Просто он скрывал свои мысли, но в критической ситуации все вышло наружу. Просто он смотрел на нее, как на свою собственность. Или как на игрушку, в которой для развлечения владельца предусмотрено множество функций… кроме одной — иметь свои собственные желания.

Такой же линии поведения придерживался и ее отец, Владимир Яковлевич. Он не позволил матери окончить институт, поскольку это отвлекало ее от забот о доме и лично о нем. Он запретил Анне даже мечтать об учебе в архитектурной академии, ибо профессия архитектора не вязалась в его понимании с образом идеальной жены и матери. А ведь она хотела! Если бы можно было совмещать работу и учебу, она поступила бы туда, стала бы учиться и непременно нашла бы средства на оплату…

Анна помнила свое детство как сплошную череду унижений и принуждений. И еще был страх. Нет, отец никогда не повышал голос, не говоря уже о рукоприкладстве. Но он, будучи колоссально сильной личностью, требовал от окружающих абсолютного повиновения, и никто не смел подвергать сомнению его авторитет. Анна взбунтовалась, и была на долгие годы предана анафеме. С тех пор любая попытка что-то ей навязать воспринималась ею крайне болезненно. Она не хотела прожить жизнь, как ее мать, запертой в четырех стенах, изолированной от всего мира, без подруг и родственников, без любимого дела, сосредоточенной только на домашних хлопотах, словно рабыня. Даже когда Владимир Яковлевич ездил отдыхать за границу, он никогда не брал жену с собой. Анна вдруг подумала, что не будь отец таким ярым приверженцем пуританской морали, то, пожалуй, давно завел бы себе любовницу, как это делали многие мужчины его положения.

И тут к ней пришло решение: будь что будет, она все равно станет успешным дизайнером и поступит в архитектурную академию, как давно мечтала, — невзирая ни на чьи советы. И будет встречаться, с кем захочет и когда захочет, будь то бывший возлюбленный или лучшая подруга. Никто ей больше ничего не запретит.

Итак, она все решила. Кроме одного: как быть с Виктором. Любовь не отпускала, и перед ней сама собой встала еще одна дилемма: как совместить свой взгляд на мир и на свое место в этом мире с чувством к человеку, который, как оказалось, эти ее взгляды не разделяет. Когда эмоции уступили разуму, она поняла, что единственный способ разрешить возникший конфликт — это еще раз поговорить с Виктором и все выяснить. Пусть честно ответит, кем же она на самом деле является для него.

Был третий час ночи, а джип Морозова все стоял у подъезда. Наверное, это о чем-то говорит. Анне стало жаль его. Она вышла из квартиры и спустилась на лифте. Потом приблизилась к машине и постучалась в дверь.

— Поедем домой, — сказала Анна.

У него был заспанный вид, ужасно забавный. Он щурился, как сурок, глядя на нее с заднего сиденья.

— Бегемот скучает, — зачем-то, видимо, для пущей убедительности, добавила она.

— Откуда ты знаешь? — спросил Виктор и потер глаза ладонями.

— Он звонил.

Морозов вышел из машины и сладко потянулся.

— Сам звонил? — уточнил он.

— Ну да.

Виктор привлек ее к себе. Он был горячий ото сна и одновременно расслабленный и беззащитный. Анна поняла, что все ее сомнения и опасения оказались беспочвенны, да и просто смешны. Никаких заумных разговоров о смысле жизни не будет. Во всяком случае, не этой ночью. Ее решительный настрой вдруг куда-то исчез, просто в нем отпала всякая надобность. Они любят друг друга. Вот это и важно. А во всем остальном они как-нибудь сладят. Вдвоем.