На самом деле, все шло своим чередом. За завтраком, когда все жители дома вновь собрались за одним столом, Вита была крайне приветлива, весела и все пыталась уложить Даниилу на колени салфетку, но была уверенно отсажена от него Еленой Владимировной. Теперь, когда Виталина каким-то чудом оказалась между единственными свободными мужчинами — десятилетним Андреем и семилетним Алешей, — она наконец-то сумела успокоиться и вела себя более-менее прилично. Правда, пару раз попыталась хотя бы под столом, хоть ногой, но дотянуться-таки до Котовского, но промахнулась, задела Дану и, опасаясь лишней ревности в контексте сидевшего не так далеко Василия, присмирела.

Дана была чернее тучи. То, с каким видом она насыпала в тарелки детям еду, вряд ли было нормальным поведением любящей матери. Василий наблюдал за своей супругой молча, кажется, с трудом сдерживаясь, чтобы часом не прийти ей на помощь — но всё равно не давал себе воли, например, подать что-нибудь Богдане или сказать, что сделает столь неприятную для неё работу сам. Их отношения, как мне показалось, стали ещё более натянутыми, но, вполне возможно, Богдана просто сегодня была не в самом хорошем настроении.

Котовский же, игнорируя своих родственников, упрямо бросал на меня косые взгляды и как будто порывался что-то спросить. Может быть, все ещё интересовался относительно моей мрачности, не понимал, почему я стала реагировать сдержаннее…

Не говорить же ему, что влюбилась сдуру, а теперь поняла, чем на самом деле это всё может для меня обернуться!

Елена Владимировна, чувствуя дурное настроение своих детей, тоже была отнюдь не радостна. Периодически переводя взгляд с Даниила на Богдану и обратно, она цокала языком и качала головой, но не комментировала, опасаясь негативной реакции или просто не желая провоцировать своих детей.

Даже Яночка и Анечка присмирели, сидя рядом с мамой.

И только Сергей Петрович, судя по всему, не видел ни единого повода смущаться и сдерживать бьющие ключом положительные эмоции. Обычно молчаливый, на сей раз он обвел взглядом всех присутствующих и ни с того ни с сего заявил:

— А чего это вы такие тихие? Впервые вижу, чтобы за семейным столом Котовских так молчали!

— Ну, — усмехнулась Виталина, — наверное, это потому, что тут не все Котовские…

— Да, — не удержалась я, — особенно те, у кого нет шанса ими стать.

Витася поджала губы, но решила, что ей выгоднее оставить эту маленькую победу за мной, а не влезать в очередной скандал.

— Не верю я в такие причины, — отмахнулся Сергей Петрович. — Ну вот ты, Даня, чего сидишь такой спокойный и сердитый?

— Просчитываю в голове проект, — покачал головой Даниил.

На самом деле, мы вчера закончили практически все, оставалось только удалить детали, и я очень сомневалась, что Даниила в самом деле волновал проект. По крайней мере, то, как он под столом поймал меня за руку и осторожно сжал ладонь, будто пытаясь придать уверенности в будущем, убедило меня совершенно в противоположном.

— Всё о работе и о работе, — вздохнул Котовский-старший, впрочем, безо всякого осуждения; он явно радовался карьерным перспективам сына. — А ты, Богдана?

Женщина закусила губу, подняла на отца злой взгляд, как будто тот только что заставил её подумать о чем-нибудь плохом, но так и не проронила ни единого слова. Особенного спокойствия она тоже не излучала, была напряженной, нервной и будто готовой броситься на кого-нибудь сию же секунду, причем просто для того, чтобы удовлетворить свои порывы.

— Все в порядке, — промолвила она наконец-то. — Просто не о чем разговаривать.

Сергей Петрович пожал плечами. Выглядел он несколько разочарованным, очевидно, впервые за долгое время попытавшись кого-то разговорить, не ожидал, что не получит ни малейшего результата. Не думал, наверное, что это может быть настолько сложной задачей.

— Сережа, — не удержалась Елена Владимировна, — ты бы лучше поел, а потом детей дергал. Ну молчат и молчат… Может, магнитные бури!

— Да, кстати, — влезла Виталина, — магнитные бури сегодня очень сильные! Я смотрела в интернете, больше четырех баллов. Голова будет просто раскалываться…

— Нам есть о чем разговаривать.

Виталина так и запнулась ровно на середине предложения и медленно повернулась к Василию. Я в принципе едва ли не впервые слышала, чтобы мужчина заговорил, он казался мне каким-то замкнутым, недовольным жизнью и будто не желающим привлекать к себе лишнее внимание. Но сегодня, очевидно, причина была действительно очень серьёзной.

— Мы с Богданой, — решившись, продолжил мужчина, — хотим вам кое о чем рассказать.

Судя по тому, как на него взглянула сама Дана, она особенного желания разговаривать уж точно не испытывала. Василий же, повернувшись к жене, тихо спросил:

— Ты или я?

— Давай уж ты, если решил, что уже пора, — ответила она таким тоном, что как раз впору было бы стушеваться и не знать, что делать дальше. По крайней мере, на месте Василия любой бы понял, что сама Богдана в этот момент информацией делиться точно не хотела.

И злилась, что он поднял эту тему.

— Значит, я, — кивнул Василий, явно не собирающийся отступать от своей цели. — Что ж… Елена Владимировна, Сергей Петрович, вас это, наверное, коснется в первую очередь… — мужчина выдержал короткую паузу, словно ему понадобилось время, чтобы просто набраться смелости. — В общем… Мы с Даной решили переехать и жить отдельно.

— Что? — ошеломленно спросила Елена Владимировна.

Её как будто приковало к стулу. Женщина побледнела, потом покраснела, потом — вновь побледнела, и всё это за считанные секунды. И нельзя сказать, что перспектива расставания с дочерью её так сильно обрадовала, как некоторых родителей, желавших, чтобы дети жили от них отдельно.

— Но как же… — подал голос Сергей Петрович, не менее удивленный. — У Василия же всего лишь однушка. Куда там детей? Вы же не станете снимать квартиру!

Мужчина повернулся было к Даниилу, но так и не решился сказать, что тот мог бы и оказать сестре посильную помощь. Котовский и так, насколько я понимала, довольно серьёзно помогал и Дане, и родителям, потому не испытывал ни малейшего желания покупать ей какую-нибудь большую квартиру.

— У меня есть кое-какие запасы, — промолвил Василий. — Мы решили приобрести квартиру в новостройке. Конечно, сначала придется потратить время на ремонт, и, возможно, мы не сразу сможем переехать прямо с детьми, будем просить вас посмотреть за ними, но… — он взглянул на Аню и Яну, притихших и смотревших на родителей большими, широко распахнутыми от удивления глазами. — Это вынужденная мера. Мы надеемся, что, когда вся ответственность ляжет на нас, целиком и полностью, будет гораздо легче наладить отношения.

— Я полноценно выйду на работу, — подтвердила Богдана, — а не буду на полставки. Всё равно, пока ремонт, девочки будут больше с бабушкой и дедушкой…

Я поразилась тому, с какой легкостью Богдана и Василий были готовы перекинуть ответственность за своих детей на двух пенсионеров, которые и так помогали им, чем могли.

— Но зачем же так радикально, — попыталась возразить Елена Владимировна. — Всегда можно подождать, возможно, подзаработать ещё денег, немного устроиться в жизни, а тогда уже и вылетать из семейного гнезда…

— Нет уж, — довольно грубо возразила Богдана. — Спасибо, я в твоем гнезде уже вдоволь насиделась. Вон, Данька выпорхнул, когда ему едва восемнадцать исполнилось, и ничего, сколько денег заработал! И от невесты его ты просто в восторге. А ко мне вечно одни претензии.

Нельзя сказать, что те претензии такие уж и беспочвенные, конечно, но я себе тоже не представляла, как можно до сорока лет жить с родителями под одной крышей и не стыдиться того, что пользуешься их деньгами, их помощью, даже не оставляя им альтернативы. Впрочем, если Богдана в самом деле собиралась оставить на пожилых родителей своих троих детей, то чему я удивляюсь?

— Мы уже спрашивали детей, — на всякий случай решила отсечь все возможные аргументы противников Богдана. — И они совершенно не против пожить с бабушкой и дедушкой. Правда, дети?

— Конечно, мама, — ответил сразу за всех троих Андрей, как самый старший, и мне почему-то стало не по себе от мысли, что детям не особенно и хочется жить со своей родной матерью.

Елена Владимировна не проронила больше ни слова. Она явно была сильно расстроена, даже глаз на дочь не поднимала, только хмуро покачала головой. Наверняка в этот момент женщина с трудом сдерживала слезы, настолько диким казалось ей решение Богданы.

Никто не рисковал заговорить. Даже Виталина, обычно не отличавшаяся ни толерантностью, ни умением вовремя закрыть рот, кусала губы, сдерживая желание что-нибудь ляпнуть, справлялась со сверхзадачей не произнести ни одной глупости пока что довольно успешно.

— Может, чаю? — нарушил воцарившуюся за столом тишину Сергей Петрович, надеясь вновь как-нибудь разбавить атмосферу.

— Тут не чай, — вздохнула Елена Владимировна. — Тут успокоительного бы, — она покачала головой. — Это же надо… И не придумать, и… — она махнула рукой.

— Так есть же успокаивающие чаи, — обратилась к женщине я, пытаясь хоть как-нибудь её отвлечь. — Меня вот Виталина угощала… Карпатским, — я застыла, осознав вдруг, что такое действительно имело место быть. Только вот подробностей я совершенно не помню. Но угощала же?

Я будто почувствовала на языке вкус того карпатского чая, странный такой, как будто у какого-нибудь лекарства. Но…

— Да? — удивился Даниил. — Угощала карпатским чаем… Надо же. Я что-то не заметил, чтобы вы в самом деле чаевничали… А не тогда ли ты его выпила, когда мы работали над проектом и ты вышла за кофе, чтобы не уснуть?

Я повернулась к нему, почувствовав себя в эту секунду самой последней идиоткой.

— Тогда, — прошептала я, и Котовский, кажется, с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться вслух.

— Какой карпатский чай? — удивилась Елена Владимировна. — Витася, ты с собой привезла? Так почему ж ты не сказала? Я так люблю чаи на травах!

Судя по тому, какими тусклыми, безжизненными в этот момент были глаза Елены Владимировны, плевать она хотела и на карпатский чай, и на Витасю, просто пыталась каким-то образом заполнить звонкую, почему-то вызывающую ужас тишину.

— О да, — подтвердила я, не удержавшись. — Ещё и такой вкусный чай! Я вот только каким-то удивительным образом совсем про него забыла.

— Мама, — оживилась Анечка, — а можно мне тоже вкусного чаю?

— Тебе нельзя, дорогая, — ответил вместо Богданы Даниил, — это специальный чай, для взрослых. Таким маленьким детям его не дают.

— Для взрослых? — ошеломленно произнесла Елена Владимировна. — Это ж на каких таких травах этот чай?

Хотя на самом деле детям можно далеко не все лекарственные травы, да и вообще это все сугубо индивидуально, женщина, кажется, правильно истолковала слова своего сына. По крайней мере, удивление, отпечатавшееся у неё на лице, говорило само за себя.

Елена Владимировна посмотрела сначала на меня, потом на Виталину, после воззрилась на своего сына, явно подумывая, не спросить ли у него в первую очередь, что происходит, но Даниил только поднял руки, будто сдаваясь.

— Я тут ни при чем! Карпатский чай не пил. Только наблюдал последствия. И вот мне очень интересно, Вита, на каких таких травах был этот чай… Или, например, знала ли Оля о том, какими будут последствия?

Конечно же, не знала! Если б я могла предположить, что невинная чашка чая…

Господи помилуй!

У меня складывалось такое впечатление, будто упоминание о чае сработало как самый настоящий триггер. Перед глазами моментально запрыгали не слишком приличные, хотя довольно приятные воспоминания о позавчерашнем вечере, когда я, кажется, была готова одним махом позабыть обо всех своих принципах и натворить такого, о чем, может быть, потом ещё очень и очень долго сожалела бы.

А потом я вспомнила, что все это началось после чая. И дернул же меня черт чаевничать с Витасей! Знала же, что от этой женщины не следует ждать ничего особенно хорошего, но, тем не менее, всё равно согласилась посидеть с нею, сделала несколько глотков… Хорошо, что не выпила больше. А то что тогда бы произошло!

— Да там ничего такого… — запнулась Виталина, очевидно, чувствуя себя не слишком комфортно под пристальным взглядом Даниила. — Просто… Просто мне хотелось, — она наконец-то придумала отговорку, которая показалась ей достойным, — чтобы Ольга больше раскрылась, вела себя естественно. А то она пришла такая зажатая, такая уставшая. Вот я и решила помочь!

Почему-то я не верила в искренность ни единого произнесенного слова. Судя по тому, как хмуро смотрел на Виталину сам Даня, он тоже не проникся этим заявлением.