Стелла Грей - Снежинки на его трицепсах

— Что, кинула тебя твоя невеста? — Изодский похлопал меня по плечу, будто старого друга, но я же стряхнул с себя его руку.

Партнер по бизнесу — не равно приятель.

Настроение было паскуднее некуда. И не потому, что эта зараза меня бросила.

Этому я был скорее даже рад, потому что брак, навязанный бизнесом, меня бесил по своей природе. И все же, как мужчина, я чувствовал себя униженным.

Вот что этой стерве нужно было? Все ей давал: деньги, украшения; прихоти исполнял. Да, в сексе брал много, порой больше, чем она хотела. Но ведь она тоже не глупая девочка, знала, от кого кольцо принимает и для кого свисток разрабатывала.

— Ну и похрен, — запрокидывая в себя рюмку “Белуги” с барной стойки, высказал я. — Соска и есть соска. На ее месте любая будет оказаться рада. Вот хотя бы эта.

Я наугад ткнул в толпу разукрашенных девиц из местных “золотых”. Выбрал самую грудастую.

— Или эту. Мисс “раздвинь ножки”.

— Да кто же спорит, — Изодский хохотнул и отвернулся от меня. Вышло так, будто поставил крест, но я все же проследил за его взглядом. Он наблюдал за девушкой в толпе.

Ее внешность резко контрастировала с окружающей обстановкой, словно в мешок с алмазами кто-то бросил кусок угля. Более скромное платье с крохотным разрезом на бедре, почти полное отсутствие макияжа и прическа “я просто расчесалась”.

Никакой тонны лака и “нескольких часов колдовства у стилиста”.

— Какая цыпа, — хищно выдохнул в свой бокал вискаря партнер.

— Ага, моя цыпа, — по-хозяйки постановил я, уже принимая решение затащить именно эту девицу в свою постель и повертеть хорошенько на члене, желательно всю ночь. — Бармен, Маргариту и Мохито. Ну, или какую-нибудь другую дамскую лабуду! видавший виды паренек за стойкой только кивнул и через мгновение поставил передо мной пинаколаду.

— Ворошилов‚ это бесполезно, — попытался остановить меня Изодский. — У нее по мордашке видно: пью только шампанское, и то если разрешит мама. Спорим, это краля тебе не даст?

Я лишь усмехнулся, обнажив зубы. — даст, — самодовольно заявил я. — Еще и добавки попросит.

— Посмотрим…

Ну, и конечно же я оказался прав.

Мне даже не пришлось запоминать ее имя. Ничего не значащий разговор, пара улыбок, обещание помочь барышне найти какого-то хрена с идиотской фамилией, которую я тут же выбросил из головы, но главное, пять слабоалкогольных коктейлей сделали свое дело.

Через пару часов я уже зажимал ее в углу и дурел от аромата моря, которым пахли ее волосы.

— Это неправильно, — слабо пищала она и тут же хихикала. — Я не занимаюсь сексом на первом свидании.

Все же верно говорят: выпила водку — береги пилотку.

— Ну зачем же такие пошлости? Оставь секс для придурков за стенкой, а я тебя уже почти люблю, детка, — моя рука беззастенчиво скользнула под вырез ее платья…

Алиса.

Ночь. Улица. Фонарь. Океанариум…

Да-да, вы не ослышались, именно оттуда я только что вышла, а теперь иду с работы домой и мерзну.

Сейчас ноябрь, а на улице минус десять, потому что живу я в Мурманске. Здесь холодно, ветрено и, что самое жутковатое, к этому невозможно привыкнуть, даже прожив в этом городе всю жизнь.

Впрочем, я жила за городом. В том самом частном секторе, который окружает любой мало-мальски приличный город. Из плюсов — дом был своим, доставшимся от бабушки, с баней и русской печью. Из минусов — все это богатство разваливалось от старости, а денег на ремонт или реконструкцию у меня не было.

Да и откуда им взяться, если мне всего двадцать, отца никогда не видела, а мать работала вахтами, пока однажды, лет пять назад, просто не вернулась? Нашла там кого-то, решив, что пятнадцатилетняя дочь уже достаточно взрослая и самостоятельная.

Бог ей судья.

А вот бабуля ушла в прошлом году. Девяносто пять лет — приличный возраст.

Надо отдать должное, мама все же приехала к ней на похороны, помогла с организацией, потому что сама бы я точно не справилась. А после она сказала, что на дом в качестве наследства не претендует, оставила все мне и уехала, поминай как звали.

Там, на другом конце страны, у нее теперь была новая семья: муж и маленький ребенок. Я ей была не очень-то нужна. Она мне, впрочем, тоже. За годы я успела привыкнуть, что ее не было в моей жизни, поэтому не было смысла что-то менять.

Добравшись на последнем автобусе до своей заметенной снегом остановки, я выбралась на пустынную улицу. Как и всегда здесь горел единственный фонарь, и если бы не удачное расположение дома, буквально в десяти метрах, я бы, пожалуй, побоялась возвращаться по темным улицам одна.

По привычке открыв уличный почтовый ящик, я выгребла оттуда гору листовок и рекламы, которой щедро забрасывали распространители. На растопку пойдут!

Уже в доме, разувшись и сбросив старенькое пальтишко, я поставила греться чайник. На часах почти полвторого ночи, а у меня со сбитым графиком работы и сна еще никакой усталости.

Я бы, может, и пошла спать, но если не растоплю печь, то дом окончательно выстудится уже к утру.

Открыв заслонку, принялась разводить огонь. А после бросать на подкормку хрупкому пламени добытую рекламу. Бросала листовки по одной, не читая, пока рука сама не замерла буквально в нескольких сантиметрах от дверцы печи.

В пальцах я сжимала продолговатый конверт из плотной бумаги. Золотое тиснение на нем искрилось тонкими буквами.

“Приглашение”, - прочла я.

Повертев письмо, поняла, что вдобавок оно еще и вскрыто. Сбоку кто-то очень аккуратно надрезал его ножницами.

Вначале в груди поднялась волна возмущения. Кто посмел совать нос в мою корреспонденцию?

Но, достав плотную бархатистую картонку, поняла, что это явно не мое.

Мне неоткуда получать приглашение на ТАКОЙ бумаге. И хотя в душе ожила вера в чудо, реальность оказалась куда прозаичнее.

“Приглашение на одну персону: Вронской Веронике Павловне.

Ежегодный закрытый благотворительный вечер “Тем, кому за миллион”.

Начало 1 декабря в 21:00”.

Дальше я мазнула взглядом по адресу загородного пафосного клуба для богатеев

“3евс” и отбросила приглашение на стол. Об этом месте у обычного люда ходили только слухи. Завистливые.

В основном про то, что там ложками черную икру едят!

Я еще раз покосилась на конверт.

Да уж.

Выглядит либо дурной шуткой, либо ошибкой. А еще вероятнее, кто-то просто выбросил это приглашение, решив, что мой почтовый ящик — отличная мусорка.

Потому что меня зовут Алисой и фамилия, почти как у Булычева, Селезневская.

Одна беда: я не в сказке, и “за миллион” у меня только проблем.

Утром — хотя для кого-то одиннадцать часов это уже разгар дня — я открыла глаза.

Встала, умылась, поплелась на кухню. Там поставила чайник, а пока он грелся, со скучающим видом изучала полупустой холодильник.

Я отнюдь не лентяйка и тем более не разгильдяйка, но мне просто физически не хватало времени на полноценную готовку, чтобы и завтрак с кашей, и на обед набор из трех блюд и компота.

В итоге сварила два яйца и, запивая их чаем, задумчиво разглядывала танец одиноких пылинок в пробивающихся лучах солнца. Они медленно оседали вниз на то самое вчерашнее приглашение для “тех, кому за миллион”.

Наверное, стоило вчера выбросить или сжечь послание вместе с конвертом, но я так и оставила письмо на столе. Рука не поднималась сотворить такое кощунство.

Внезапная трель стационарного телефона отвлекла от мыслей. Да-да, такими еще пользуются.

С чашкой наперевес я поплелась на бодрое “дзынь”.

— Алло.

— Алиса? Ты чего мобильный не берешь? — без предисловий раздался голос моей начальницы и грымзы по совместительству — Марины Петровны. — Ты в курсе, что уже как час должна быть на работе?

Ничто не бодрит лучше, чем вопли руководящего состава и кипяток, пролитый на ноги. Мне реально повезло, что чай уже успел остыть, иначе светил бы мне лютый ожог.

— Как час назад‘? Сегодня же вторник, мне выходить только после четырех.

— Вторник! — подтвердила грымза. — Вот только не ты ли две недели назад вызвалась подготавливать новогоднее шоу? Ты! А у нас еще конь не валялся, то бишь морж!

Очень хотелось возразить, что сама я никуда не вызывалась, а все обязанности на меня повесила сама начальница, но я слишком боялась потерять работу.

— Извините, больше не повторится. Скоро буду.

— Жду! — рявкнула грымза и положила трубку.

Если бы мне сейчас кто-то сказал, что я тряпка и меня пинают как хотят, возможно, оказался бы прав. Но не имея особых перспектив в трудоустройстве, я не могла себе позволить грубого поведения. Говорят, где-то в столице можно жаловаться на самодурство директоров в трудовую инспекцию, но здесь, на периферии, прав был тот, кто по должности выше…

В океанариум я влетела через час, раскрасневшаяся, взмокшая и заранее уставшая. Потому что после такого марафона фонтанировать силами было весьма сложно.

А дальше весь день я пыталась работать. Занималась моржом Гошей и другими обитателями парка: двумя котиками и дельфином. Вот только у Грымзы Петровны сегодня было особенно паскудное настроение. Не знаю, с какой ноги она встала, но раз в час она прибегала из своего кабинета и выдавала очередную тираду о том, как все ужасно, и что работаю я отвратительно, и на дворе уже тридцатое ноября, а представление не готово. И все по моей, безусловно, вине!

Я слушала ее, кивала, подобно китайскому балванчику, а сама думала: “Вот завтра соберутся на вечеринке в пафосном клубе те, кому за миллион. Им наверняка будет весело, шампанское рекой, танцы до утра. А у меня…”

— Уволю, Селезневская. Вот посмотришь. Знаешь, сколько желающих на твое место?

Вот тут я впервые скептически выгнула бровь, потому что знала ответ.

— Сколько? — спокойно спросила я.

— Эм… эм… Много! — передо мной распахнули пятерню, а потом повели ею так, будто здесь выстроился римский легион. — Вот вчера как раз приходила женщина.

Опытный тренер из Иркутска. Работала с нерпами. Ты понимаешь, какой это уровень?

Если честно, не очень, но вот сам факт соискателя мне не понравился. Потому что еще вчера я искренне считала, что сюда работать пойдут только такие, как я.

Молодые, любящие животных и хватающиеся за любую копейку. Ну, и плюс ветеринарное училище в графе о среднем образовании.

— В общем, работай. Я жду результат! — приказала мне и опять скрылись в кабинете Грымза, чтобы через час продолжить выносить мозг Лишь когда Петровна ушла домой, пытка закончилась.

Чтобы продолжится уже следующим утром, когда я, не выспавшись, пришла к девяти часам работать.

И я уже честно не понимала, чего добивается начальница. Потому что Гоша наконец выполнял стойку на лапах, при этом шапка Деда Мороза с него не сваливалась, а дельфин научился бить хвостом в такт “Джингл Белз”. В общем, я справлялась на отлично.

Однако складывалось впечатление, будто меня нарочно провоцируют сорваться. К обеду я была уже настолько зла, что мысль написать заявление по собственному желанию мелькала в голове все чаще.

Может, ну его нафиг? Напишу заявление, потом две недели отработки и пусть Петровна себе локти грызет, когда в канун всех новогодних представлений останется без Снегурочки в моем лице.

А Гоша никого другого к себе не подпустит, в этом я была стопроцентно уверена. останавливало меня только то самое пресловутое чувство совести: как же я оставлю своих подопечных на расправу Петровне и какой-то неизвестной дамочке из Иркутска с нерпами’?

— Чего грустишь’? — голос сторожа Василия эхом раздался под куполом бассейна. — Тоже уже в курсе?

Я обернулась и непонимающе посмотрела на мужчину далеко за шестьдесят, который подрабатывал по ночам, охраняя здание. Сейчас же был обед. Рановато для его смены.

— В курсе чего‘? — переспросила я.

— Ну как же‘? Океанариум какой-то богатей выкупает. Точнее, только здание. Ночной клуб будет делать. Вот нас всех Петровна “по собственному” желанию и увольняет.

— Зачем? — Мне показалось, я ослышалась. — По чьему желанию?

— Будущего владельца, само собой, — усмехнулся мужчина. — А по бумагам, нашего личного. Это чтобы три оклада не платить по сокращению. Мне сноха сказала: Петровне на лапу дали, чтобы она тут тихо все организовала и утрясла проблемы.

— Откуда такие подробности? — я подозрительно прищурилась. — Снохе-то откуда знать!