Стелла Грей - Снежинки на его трицепсах

— Доктора любезно согласились нам ненадолго предоставить помещение, чтобы не терять времени, — пояснил Рогозин и кивнул на диван. — Присаживайтесь.

В следующий час меня тщательно допрашивали, интересуясь буквально каждой мелочью. Кто я такая, откуда знаю Ворошилова, где работаю, что видела, что слышала, о чем думаю, какие были отношения с начальницей и так до бесконечности.

В какой-то миг мне даже показалось, будто сейчас меня начнут обвинять в убийстве Грымзы, но лишь до момента, пока не начались вопросы о стрелявшем в Данилу.

— Я почти ничего не видела, — честно призналась я. — Кажется, мужчина с черными волосами…

— Вот этот? — Дмитрий Станиславович достал из папки фотографию и протянул мне.

Стоило только взглянуть, как я сразу опознала в бандитской морде злоумышленника.

— Да, точно он.

— М-да… — протянул второй мужчина, который большую часть допроса молчал. — Я даже не думал, что они так просто проколятся. Как дети. — запаниковали, — тихо ответил ему Рогозин. — Испугались того, что директриса сдаст их потрохами и сольет документы.

— Она и так их слила, — отозвался второй, а я невольно заинтересовалась.

— Могу я узнать, в чем дело? Что вообще произошло?

Двое переглянулись и не сговариваясь хором ответили: — Нет.

— Тайна следствия, — пояснил Рогозин. — Думаю, вскоре прочтете в газетах.

С этими словами он протянул мне листы протокола, попросил внимательно прочесть и подписать. Когда с бумагами было покончено и ФСБшники уже уходили, второй, имени которого я так и не узнала, обернулся и произнес: — Можете передать своему другу, что в его отношении все изначально было подстроено с нашей стороны. Мы прекрасно знали, что он не причем, но нам нужно было поймать более крупную рыбу, поэтому мы использовали его как катализатор.

Счета Данилы Ворошилова будут разблокированы после Нового года. С наступающим. И удачи вам, Алиса.

Данила Ворошилов.

Теперь я точно знаю, что у меня есть ангел-хранитель.

Точнее, даже не так. У меня нимфа-хранитель, потому что если бы не Алиса, то я бы точно умер в тот день — либо подстреленный в океанариуме вместе с ее начальницей, либо истек кровью во дворе.

Даже когда отходил от наркоза, первой, кого увидел, была она. Моя Алиса.

Словно черты святой, ее лицо проступало сиянием у меня перед взором. Девушка сидела у кровати и держала меня за руку, нежно поглаживая пальцами.

Моих сил в этот момент хватило лишь на то, чтобы сжать ее хрупкую ладошку чуть сильнее.

— Ты очнулся, — тихо произнесла она. — Я так рада.

— А уж я-то как рад. Думал, на тот свет пора.

— Не смешно, — хмуро ответила она, щуря покрасневшие от слез глаза. — Не пугай меня больше так.

Не найдя в себе силы на ответ, я просто кивнул и прикрыл глаза.

Следующие три дня меня продержали в больнице, кололи антибиотики, проверяли швы, делали перевязки. Алиса приходила ко мне утром и уходила только вечером, если не считать коротких отлучек в квартиру к щенку, которого она все же забрала.

А вот между мною и ней что-то окончательно изменилось, я еще не мог твердо сказать, что именно, но был точно уверен: пройдет это не скоро. И понимал это не только я.

Пусть Алиса и не ответила на мое предложение начать отношения, но я прочел ответ в ее глазах, потому что когда женщина кормит тебя супом с ложки, так как из-за перевязок ты не можешь держать приборы, наверное, что-то это значит.

Утром двадцать девятого декабря, когда Алиса еще не пришла, в палату заглянул он. Тот самый ФСБшник Рогозин, который вел мое дело.

Этого гада я до сих пор не любил, хоть Алиса мне и рассказала, что все изначально было “понарошку”.

— Доброе утро, Данила Сергеевич, — поприветствовал он. — Я тут с бумагами. Нужно ваша подпись.

— Доброе, — отозвался я. — Что за бумаги?

— Да так, ничего особенного. Протоколы, акты, согласие на добровольную помощь, а также заявление, что не имеете к нам претензий за арест счетов.

Мои брови невольно поползли наверх. Это он сейчас пошутил?

— Серьезно думаете, что я это подпишу? Да у меня вал претензий.

ФСБшник устало вздохнул.

— Думаете, у вас есть выбор? Просто подпишите, и на этом разойдемся миром.

Он сел на стул для посетителей и протянул мне папку с делом: — Вот, ознакомьтесь. Вам, как участнику, будет интересно.

Медленно открыв титульник, я обнажил первый лист и вчитался в имена, а после поднял удивленный взгляд на следователя:

— Отец Вероники? Серьезно? Вся охота была на него?

— Да, — подтвердил мужчина. — И, к сожалению, ничего не получилось. Он слишком большая шишка и сумел отмазаться, скинув все на Куйбышинского. Доказательств против Вронского у нас так и нет.

— Выходит, все зря?

— Нет, — покачал головой Рогозин. — Мы все же обнаружили крупную сеть по отмыванию доходов из-за рубежа. Задержали вашего бывшего бухгалтера в Питере в одном из подпольных казино. Я так понимаю, вы не знали, что он игроман и все доходы сливал в рулетку. Так вот вам будет наверняка интересно, что такую же сеть казино и наркоторговли под руководством Куйбишинского мы нашли в Мурманске. И тот самый океанариум злоумышленники хотели сделать одной из будущих точек, но под прикрытием модного стриптиз-клуба. Было бы очень удобно для сбыта. Убитая директриса состояла в доле будущего бизнеса, и все шло по плану, пока не вмешались вы со своим другом Артемом. Чтобы он вам не говорил, но пару угроз она от него получила, испугалась и решила, пока не поздно, просить помощи у вас. Чтобы вы отозвали своего однокурсника. Она даже приготовила папку с бумагами, которыми собиралась откупиться, но Куйбышинский узнал обо всем раньше. Марину Петровну убрали, а вот папку с документами так и не нашли…

— Поэтому стреляли в меня, — догадался я. — Решили, что я успел забрать доказательства.

— Именно так. Мы уже допросили обвиняемых, они подтвердили эту версию.

— Только я ничего не получал. Где тогда документы?

Я уставился на Рогозина в ожидании, а по лицу следователя расползлась ехидная улыбка.

— Директриса ее спрятала. В вольере у моржа. Нашим спецам пришлось повозиться, чтобы отобрать папку у зверя. Поверьте, когда туша в полтонны лежит на важных уликах, ее не так-то просто сдвинуть.

В памяти всплыли детали разговора с Мариной Петровной буквально за полчаса до смерти. Ведь еще тогда мне показалось, что ее голос странно звучал, отражаясь зхом, будто из бассейна.

Выходит, я не ошибся с выводами. Покойная действительно нашла надежное укрытие для бумаг Я полистал папку с делом до конца, а после попросил у следователя ручку.

Подписал все, что нужно, и на душе неожиданно стало легче. Будто что-то опасное в моей жизни закончилось.

— Выходит, теперь мне все вернут? — спросил я.

— Да. Вас можно снова считать богатым человеком.

— А Вронский? Думаете, он не будет мстить’?

— Ну, он же не идиот, в самом деле, — убедил Рогозин. — В ближайшие полгода этот человек будет очень аккуратен, а мы будем продолжать работать. Так что отдыхайте, Данила Сергеевич. С наступающим!

Алиса Селезневская.

Я ждала его у выхода из больницы.

Данила ходил к заведующему отделением, благодарил, дарил новогодний презент.

Так вышло, что выписали его только тридцать первого, в самый суетной день в году.

И еще продержали бы, но он категорично отказался встречать Новый год в больничной палате.

Зная, что дома ничего не готово к празднику, Даня решил забронировать нам столик в каком-то дорогом ресторане. Но мест не оказалось — все было зарезервировано давным-давно.

Он расстроился, а мне стало стыдно, что не озадачилась украшением квартиры.

Все мысли были о том, как там этот несносный Ворошилов. К тому же, позвонили из клиники — раненый песик пришел в себя, и ему нужен был уход. Конечно, забрала Жорика домой. Имя ему придумывать не пришлось: малыш много и часто ел, откликаясь на ласковое “ну ты и обжорка” счастливым заливистым лаем.

Я очень переживала, как отнесется к новому жильцу Данила. Даже думала не признаваться, пока он домой не вернется, а там сюрпри-и-из. Но в первый же вечер, вернувшись из больницы, нашла вокруг Жорика пять надъеденных тапок и поняла, что этого парня не скрыть…

Дане признавалась, заранее готовясь к обороне. Помнила еще, как он о Гоше отзывался. Животных нужно очень любить, чтобы прощать им хулиганство, а если скрипеть зубами и терпеть — не выйдет ни дружбы, ни понимания… И моей любви хватило бы на всех, только бы не гнали на улицу…

В общем, я пребывала почти в панике, проговаривая тихое: — Я задержалась, потому что проспала. Представляешь, Жорика тоже выписали…

— Кого? — Даня нахмурился.

— Того щенка, — я замялась, отвела взгляд, подбирая слова.

Но Даня удивил. Сказал спокойно:

— Так и знал, что заберешь его, — усмехнулся беззлобно, покачал головой. — Жорик.

Надо же… За что ты его так?

— Много ест. Ну и… вот. Так ты не против? — поразилась я, еще не понимая, что приготовленные заранее уговоры можно опустить.

— Только “за”, - улыбнулся Даня, протягивая мне руку. Я вложила в его ладонь свою.

— Этот собакен спас мне жизнь, Алиска. Если бы не твоя жалость и ненормальная доброта, то… пришлось бы туго.

— Не говори так, — я нахмурилась. — Давай не будем больше к этому возвращаться?

— Давай, — он заулыбался еще шире.

Красивый такой, хоть и щетинистый весь. Глаза лучатся счастьем, заряжают теплом. Смотрю на него и наглядеться не могу.

— Расскажи о нем, — говорит вдруг Даня.

И я теряюсь. Потому что ни о ком, кроме него, не хочу ни думать, ни говорить.

— О ком?

— О Жорике своем, — смеется он. — Мелкий же совсем. Ты ему сейчас больше нужна, чем мне. Побудь еще немного, и отпущу.

И я заплакала. Не от горя или страха, как часто бывало в последнее время в моей жизни, а от осознания, насколько хорошо. Здесь. Сейчас. С ним…

Мы еще говорили о чем-то, Даня переживал, успокаивал — решил, глупый, что я боюсь чего-то. Угрожал всех обидчиков найти, всем надавать… Потом мучился — рука раненная заныла.

Не вояка он у меня, не бандит из девяностых, слава богу.

Родной, любимый и сильный волей. Я ведь помнила еще, как его ломали совсем недавно друзья и бывшие коллеги, только у них ничего не получилось. И не получится никогда.

Потому что если у него будут кончаться силы, буду делиться своими.

Я не говорила этого ему, только смотрела, гладила руку, отвечала на поцелуи. И молчала. Не могла подобрать нужных слов.

И вот теперь, стоя у больницы в его ожидании, поняла, что сказать нужно.

Непременно. Именно сегодня, в новогоднюю ночь, под бой курантов, когда случаются самые волшебные вещи… — заждалась, Алиска? — он подкрался сзади, обнял здоровой рукой, чмокнул в холодную щеку. — Ну, поехали?

— Да, только сначала в гипермаркет. Что-то я еще приготовить успею. И не кривись.

Не хочу сидеть за пустым столом. Говорят, как год встретишь, так его и проведешь.

— Я найду ресторан, — он достал телефон. — Просто надо надавить немного…

— Еще чего не хватало, — отняв телефон, покачала перед ним указательным пальцем. — Нет уж, едем готовить. У нас ведь еще Жорик. Не забыл’? И еловую ветку нужно найти…

Указаний от меня поступило множество. Я и сама не поняла, как вошла в кураж.

Данила стонал, закатывал глаза, но выполнял мою волю. Нам так повезло, что даже елку успели купить за сущие гроши. вернее, я назвала это везением, а Ворошилов бурчал какие-то гадости, пока не закрыла ему рот… поцелуем. Тут он сразу сдулся‚ стал паинькой и даже предложил заехать отдельно за гирляндами.

А дома они встретились.

Даня и его обглоданные до неузнаваемости тапки. Жорик вышел чуть позже, на запах колбасы.

Ворошилов начал ему что-то строго выговаривать, но пес протрусил мимо и сел передо мной в ожидании вкусняшек.

— Так, ну хозяина он, кажется, уже выбрал, — проговорил Ворошилов, поднимаясь с корточек и сурово глядя на меня.

Сердце затрепетало. Неужели выгонит?

— Он еще совсем малыш, — заступилась я за малыша.

— Да, и поэтому его еще можно переучить, — внезапно усмехнулся Даня. Взяв со стола купленную специально для обжорика косточку, покачал ею в воздухе: — Смотри, что тебе дядя купил! Такая вкуснятина… М-м-м… Поделиться с тобой, а?