— Господи, я даже не видела его! — дрожащим голосом воскликнула она. — Меня чуть не съели живьем!

Дункан, глядя поверх ее головы, криво усмехнулся:

— Уверяю вас, он бы предпочел конину. Волк мертв, вам больше нечего бояться. А теперь пойдемте. Нам надо ехать, колесо в порядке.

Фиона отступила на шаг и посмотрела на него.

— Мистер Дункан! Вы спасли мне жизнь! — горячо заговорила она. — Не думая о своей безопасности, вы спасли мне жизнь!

— У меня был пистолет, — напомнил он, но Фиону это не удовлетворило и она покачала головой, не сводя с него пристального взгляда. Дункану было тяжело сознавать, что она видит его поврежденный глаз, и он по привычке отвернулся.

— Я обязана вам жизнью! Чем я могу отблагодарить вас?

— Тем, что сядете в повозку, — сказал он, подталкивая ее внутрь.

— Что? Нет-нет, — твердо заявила она. — После этого я не сяду туда, — сказала она, ухватив его за запястье. — Я буду рядом, если не возражаете. Мы можем в любую минуту натолкнуться на стаи волков. Нам надо спешить, пока они не появились!

— Это был волк-одиночка, — попытался Дункан успокоить ее, но Фиона уже прошла мимо него и самостоятельно взобралась на козлы.

Было очевидно, что он проиграет это сражение. Дункан со вздохом осмотрел норовистую четверку, затем подобрал свою шляпу и надвинул на глаз повязку. Если она разглядела его глаз во время этого происшествия, то ничем не выдала себя, но Дункан все равно натянул повязку. Он до носа обернулся шарфом, надвинул на глаза шляпу, затем взобрался на козлы и пустил лошадей рысью.

Снег все усиливался, мокрый и густой. Дункан подсчитал, что у них в запасе еще часа три светлого времени, и его беспокоило, как далеко они смогут отъехать. Четверка бежала, откинув назад головы и принюхиваясь. Леди Фиона почувствовала необходимость рассказать все жуткие сказки про волков, которые слышала в детстве. А когда снегопад усилился, она пришла в восторг и вспомнила эпизод, произошедший во время катания на санках в загородном имении, которое закончил ось тем, что принц Уэльский кувырком скатился с горки как пьяный снеговик.

С Фионой невозможно было соскучиться. Она обладала даром рассказывать истории так, что даже он посмеивался. Человек, который так давно не смеялся, что не помнил, когда это было в последний раз.

Но сильный снегопад затруднял путешествие и Дункан чувствовал, как дрожит Фиона. Поэтому он остановил лошадей и слез с козел.

Фиона с улыбкой посмотрела на него. Кончик носа у нее покраснел, а поля шляпки опустились под тяжестью снега.

— Слезайте, — скомандовал он.

Фиона мгновенно обернулась и посмотрела на дорогу, по которой они ехали.

— Зачем? Опять волки?

— Нет, — сказал он, — но вам надо укрыться парусиной.

— Но со мной все в порядке.

— Слезайте.

Фиона сделала большие глаза и неохотно слезла со скамьи. Дункан взял ее за руку и повел к задней стенке повозки.

— В этом нет никакой необходимости, — сказала она, с трудом стараясь раскрыть отверстие. — Если посмотреть вокруг, то настолько двое на всю Шотландию. Что плохого в том, если у нас завяжутся человеческие взаимоотношения? Сомневаюсь, что нации погибнут, если мы посидим рядом.

— Я не буду виноват, если вас одолеет лихорадка.

— Я сделана из самого несокрушимого камня Северного нагорья, сэр, а вы? — спросила она, когда он накрыл ладонью ее руку и легко открыл замок. — А вы подвержены лихорадке?

— Я совершено здоров, как и вы, очевидно. Нам не следует задерживаться.

— По крайней мере захватите с собой еще один коврик, — предложила Фиона, ничем не показывая, что ей хочется поскорее отсюда уехать.

Дункан, теряя терпение, обхватил ее за талию, не обращая внимания на то, что она от неожиданности вскрикнула и ухватилась за его плечи. Он поднял ее и посадил на край повозки, а не отпустил, как предполагалось. С ним что-то произошло — он был околдован ее янтарными глазами. И не мог оторвать от нее взгляда.

Каки она от него. Ее руки по-прежнему лежали на его плечах. Между ними возникла какая-то притягательная сила.

Первым шевельнулся Дункан, медленно проведя руками по ее талии. Это притяжение, которое им владело, было бессмысленным, бесполезным. Фиона презирала его. И даже если оказалось бы возможным убедить ее, будто он стал совсем другим человеком, она еще не видела его лицо. Когда увидит…

— Думаю, вы сами сможете забраться под парусину, — резко сказал он и вернулся на место кучера. Но, забравшись на козлы, стряхнув со скамейки снег и накинув пару меховых пледов на колени, Дункан услышал ее ворчание за своей спиной.

Что-то о приказаниях шотландца.

Она замолчала, когда он пустил лошадей рысью, и пар от их дыхания колыхался над ними подобно пышным плюмажам.

Поднялся встречный ветер, сгонявший снег в аккуратные кучки вдоль дороги. Огромные ветви сосен, под которыми они проезжали, низко сгибались под тяжестью снега. Прошел еще час езды в таких ужасных условиях, и Дункан понял, что они находятся далеко от какой-либо деревни и еще дальше от Блэквуда. Лошади стали уставать, и если метель не прекратится, то недолго ждать момента, когда слой снега станет таким глубоким, что повозка не сдвинется с места. И тогда им придется ночевать, в буквальном смысле, на дороге.

И все же им повезло. Когда лошади начали взбираться на холм, где деревья росли намного реже, Дункан случайно приметил загон для скота, расположенный с подветренной стороны большого холма. Если бы в загоне еще и нашлось три вязанки сена, то он признал бы, что свершилось чудо.

— Тпру, тпру. — Он снова натянул вожжи, останавливая лошадей. Когда он помог Фионе выбраться из повозки, она только скривила губы, слушая его объяснения о положении, в котором они оказались. Дункан указал на загородку.

— Мы замерзнем насмерть.

— Не замерзнем, — возразил он.

— А волки съедят нас в замороженном виде.

— Волк убит, — терпеливо напомнил он. — А если и жив, то не подойдет к огню.

Фиона поджала губы, пристально глядя на него, и кивнула.

— Тогда ладно. Что надо сделать?

— Помогите мне снять парусину.

Они вдвоем стащили с каркаса парусину и поволокли ее вверх по холму в загон. Она помогла ему соорудить шалаш. Он набросал на землю сено и накрыл его одним из меховых ковриков, а оставшееся сено разложил вокруг меха. На краю загона он очертил круг и раскидал снег и сено, оставляя внутри голую землю.

— Оставайтесь здесь, — сказал он Фионе.

Он снова спустился к повозке, привязал ветки к покалеченной рукой и вернулся на приготовленное место. И так спускался к повозке еще три раза.

Фиона наблюдала, как Дункан разводил костер, прикрывая рукой пламя. А когда он убедился, что оно не погаснет, приложил руку к полям своей шляпы.

— Вот вам дрова, — указал он на небольшую кучку хвороста. — Поддерживайте огонь, пока я занимаюсь лошадьми.

Снег становился слабее, но поднялся пронизывающий ветер. Он распряг лошадей одну задругой и отвел к шотландским соснам. На каждую он повесил мешок с овсом — немалое достижение, принимая во внимание их рост и его бесполезную руку. Когда четверка дружно зажевала, он накрыл каждую попоной.

Надеясь, что лошади смогут вместе пережить эту ночь, Дункан вернулся к повозке и достал из нее ведерко с едой, которую приготовила для них миссис Диллингем. А из-под мешка с зерном вытащил флягу с виски и, наклонившись, спрятал ее в сапог. У него появилось предчувствие, что пребывание в тесном шалаше с очаровательной женщиной сделает эту ночь самым трудным и долгим испытанием в его жизни, и ему потребуется любая помощь, какую только он сможет получить.

Глава 7

Фиона обрадовалась, увидев Дункана, появившегося из серого тумана, опустившегося на землю. Он накинул на плечи меховой коврик, а в руке держал ведерко с едой. Он отсутствовал довольно долго, и она боялась, не случилось ли что-нибудь с ним.

Сегодня она заметила, как трудно ему что-либо делать больной рукой.

Она вылезла из-под парусины, чтобы взять у него ведерко. Он залез следом за ней, задев коврик, оказавшийся между ними.

Фиона взглянула на коврик, когда, опустившись на колени, начала вынимать солому, которую миссис Диллингем положила в ведерко.

— Только один?

— А на другом сидите вы, — ответил он, присел на корточки и добавил в костер хвороста.

Смысл этого заявления медленно доходил до нее. У них оставался один коврик, которым прикрывали колени, один на двоих. И еще оставался леденящий холод.

Мысль, что они вынуждены пользоваться одним ковриком, приятно волновала и в то же время пугала ее. В какой-то момент в повозке Фиона испугалась, что может поцеловать этого шотландца. Ей помешало то, что его лицо было замотано шерстяными шарфами.

Фиона просто напрашивалась на катастрофу, ведь она была наедине с этим горцем, а вокруг ни души.

— Что это? — спросил Дункан.

Фиона, вздрогнув, посмотрела на него, а затем на свои руки. Она держала в руках две твердые как камень лепешки.

— Положите их поближе к огню, — сказал он, как будто она сама не знала, что с ними делать.

Фиона поспешила положить их на камень около огня и снова заглянула в ведерко. То, что у них один коврик, не так уж важно. Места в шалаше было так мало, что она не могла лежать или сидеть, не касаясь его. Господи, как она попала в такое затруднительное положение? Это напомнило ей то время, когда она с леди Гилберт решила взобраться на древние руины, находившиеся в имении Гилбертов. Однако руины оказались совсем не там, где должны были бы находиться, по мнению леди Гилберт, и они заплутали в осиновой роще. Начался дождь, а у них не оказалось с собой зонтов, и обе они вынуждены были укрыться в крохотной пещерке. Там было так тесно, что они сердились друг на друга. Прошло две недели, прежде чем они помирились.

В тот день Фиона получила ценный урок — в трудную минуту люди или сближаются, или отдаляются.

— Что-то случилось? — спросил Дункан тихим хрипловатым голосом.

— Случилось? Нет-нет — я только посмотрела, что в ведерке. — Фиона вынула из него головку сыра, завернутую в салфетку. Еще там были яблоки и орехи, хлеб и ветчина. Она протянула ветчину Дункану, и тот, насадив кусок ветчины на палочку, поставил ее вблизи огня, чтобы разогреть.

Они ели молча, глядя на белое пространство, окружавшее их, и кутались в свои пледы. Но холод проникал сквозь сено и меховой коврик, на котором они сидели, и от холода у Фионы ломило кости.

Сидевший слева от нее Дункан смотрел, как она протягивает руки в перчатках к огню.

— Вам холодно.

— Нет.

Он бросил на нее взгляд, говоривший, что ему лучше знать.

— Я вижу, как вы дрожите, девочка.

— Дрожу? — Она попыталась рассмеяться. — Я не дрожу. Я… — Она не могла придумать объяснение. Она дрожала.

Дункан снял шляпу. Его светло-каштановые волосы выцвели на солнце и приобрели золотистый оттенок. Не отрывая глаз от костра, он развернул шарф, скрывавший его лицо, но оставил второй, намотанный на нижнюю часть лица и шеи. Он снова надел шляпу и низко надвинул на лицо.

— Возьмите, — сказал он, протягивая ей шарф. Он оставался сухим, прикрытый воротником и полями шляпы так, что снег не попадал на него. — Оберните его вокруг шеи и надвиньте на уши.

— Но я не могу, — запротестовала она.

— Берите, — приказал он. — Иначе замерзнете и умрете.

Фиона не хотела брать шарф, но она замерзала. Быстро сняв мокрую шляпку, она отбросила ее в сторону и обмотала шарфом голову и шею. От шарф исходил его запах — острый пряный мускусный, волновавший кровь. Неожиданно сильная дрожь пробежала по ее телу, дрожь, не имевшая никакого отношения к холоду.

— Лучше? — спросил он.

Она кивнула.

— Спасибо.

Он наклонился и извлек из сапога фляжку. Фиона смотрела, как он открыл ее и сделал большой глоток. Затем протянул фляжку ей.

— Выпейте.

— Что это?

— Шотландское виски.

— О нет, мне не следует…

Он повернулся и посмотрел на нее.

— Выпейте, миледи. Это согреет ваши косточки.

Его слова убедили Фиону окончательно; она осторожно отпила из фляжки. Напиток обжигал так сильно, что слезы выступили на ее глазах. Фиона смахнула их, чтобы яснее видеть. У нее возникло какое-то странное ощущение в животе, но ей на самом деле стало теплее.

Дункан улыбнулся, когда она сделала еще один большой глоток и вернула ему фляжку. Он чуть отхлебнул и снова протянул ей фляжку. Они были словно пара моряков, вместе распивающих джин на залитой лунным светом палубе.

— Можно мне задать вам личный вопрос? — спросила она после очередного глотка и обратной стороной ладони вытерла губы.