«Интересно, а как он живет, здорово бы взглянуть». В памяти рыбкой блеснул давний сон, и Зойка еле сдержала смех.

– Поехали, – просто ответила она, – а то у меня за воротником так противно… кажется, туда попали внутренности помидора.

В квартиру Фадеева Зоя входила не дыша, на цыпочках. Да если кому рассказать – не поверят! Ого! Ух ты! Ничего себе!

Вообще-то обстановка была стандартной. Добротной, дорогой, но стандартной. Без леопардовых шкур на полу и без собственного портрета в полный рост на самом видном месте. Но все равно каждая вещичка, каждый предмет мебели Зойке казался необычным (а разве может быть обычное у такого человека?) – воображение само дорисовывало детали, и остановить его не представлялось возможным. Замерев посреди просторной центральной комнаты, Зоя фотографировала взглядом все, что попадалось на глаза.

– Супер, – наконец-то выдохнула она, залезая рукой под воротник. – Чешется, зараза, – объяснила она свое движение, – ядреные, видимо, были помидорчики.

– Да уж, на чесноке и специях не экономили, – поддержал Фадеев и добавил: – Если хочешь, можешь сходить в ванную, а я после тебя. Чистое полотенце в шкафчике. Там же есть чистый халат, но тебе, наверное, он будет очень велик.

Идти в ванную – неловко, пахнуть рассолом – стыдно. Зойка уложила на чаши весов и то и другое и на секунду задумалась.

– А если я помоюсь… это ничего? Ну… в смысле…

– Ты ликер любишь комнатной температуры или холодный? – пропуская слова стеснения мимо ушей, спросил Фадеев.

– Холодный.

Оказавшись в ванной комнате, Зойка первым делом принюхалась. Так было светло и чисто, что древесно-цитрусовый запах показался ей странным и лишним. Ах, ну да, так пахнет сам Фадеев – наверное, его любимый парфюм. Она подошла к стеклянным полочкам и изучила каждую баночку и коробочку. Наткнувшись на жестянку с мятными леденцами, хихикнула и положила один в рот. А он такой же человек, как и все, – конфеты любит. Ага, такой же – забыл закрыть тюбик с пастой. Она улыбнулась и дотронулась пальцем до крышечки. «А помните, Игорь Яковлевич, как я читала вам стихи?.. Вы, похоже, и не разозлились на меня за розыгрыш… Не обижайтесь, работа у меня такая».

Она стянула заляпанную кофту, повесила ее на свободный крючок, поморщилась, разглядывая пятна на футболке, и, тяжело вздохнув, подошла к зеркалу. А при первой встрече с Фадеевым все было проще и спокойнее, не так как сейчас (тух-тух, тух-тух – гулко стучит сердце). Тогда она играла роль, которая защищала ее, а сейчас она – Зойка Карпушина, которая завалила экзамены и в свои двадцать девять лет продолжает грезить сценой, хотя грезить, по сути, поздно. В театральные учебные заведения берут умных, талантливых, харизматичных и… молодых. Возрастное ограничение – 22—23 года, и против этой правды жизни не попрешь. И есть в Москве только одна класс-студия, которая допускает до экзаменов девушек до тридцати лет, и платить за обучение надо очень много, и осталась последняя попытка… Эх, если б раньше понять, к чему лежит душа, если б раньше быть посмелее и понастойчивее, если бы раньше так захотеть!

И на Фадеева в прошлый раз она не произвела нужного впечатления… теперь-то уж что… не навязываться же занятому человеку. А он очень интересный, и исходит от него необыкновенная энергия… неловко даже рядом с такой ВЕЛИЧИНОЙ.

«Как же я здесь оказалась? Как?»

Зойка слопала еще один леденец и полезла в шкаф за полотенцем.

Приняв душ, она застирала на футболке пятна, надела ее мокрую и сверху накинула халат – так теплее и помидорных следов не видно. Да, после таких встрясок рюмочка ликера не помешает.

* * *

Совершенно некстати к ним подошли двое: рослый парень и одетый в полосатый костюм плюгавый дядька.

«Уж поверьте, вы здесь совершенно лишние», – подумала Ира, бочком придвигаясь к Рэнди Хэмилтону.

– Только не волнуйтесь, – выпалил плюгавый дядька, – это совершеннейшее недоразумение. Через минуту все будет в порядке.

Рослый парень сказал что-то на английском – поспешно, с нотками извинения. Он тоже придвинулся к продюсеру поближе и «обстрелял» зал глазами.

«Пошли вон! Не мешайте!» Ира поймала взгляд Хэмилтона и призывно улыбнулась.

– Вечер мне нравится, – ответил продюсер, перебивая визгливые речи плюгавого. – До гостиницы я доберусь самостоятельно.

Повторив то же самое на английском, он пресек дальнейшие разговоры, махнув несколько раз рукой. Ира возликовала.

– Теперь вы свое имя мне скажете? – спросил Хэмилтон, когда они спустились на первый этаж. Он помог ей надеть леопардовую шубку и прищурился, ожидая ответа.

– Только если вы пригласите меня в ресторан. Сейчас.

– О, это нарушает слова… обещание, ранее данное вами. Но ничуть не огорчает меня, – он лукаво улыбнулся. – Ресторан назовите сами.

Рэнди Хэмилтон надел длинное серое пальто, которое скрыло и вольную рубашку, и джинсы, и стал похож на солидного иностранца-путешественника (по-прежнему уверенного в себе).

Выбор ресторана дался Ире нелегко. С одной стороны, необходимо сразу выделить то, что она – женщина дорогая, достойная самого лучшего, с другой стороны, американцы народ прижимистый (вроде) – Хэмилтон не должен посчитать ее наглой охотницей. Хотя можно пойти в первоклассный ресторан и заказать только салат, кофе и пирожное (вино? Это уж как он захочет). То есть на нее он потратит немного.

– «Ля Вуаль», – твердо сказала Ирина.


По шоколадному залу тянулись золотистые узоры. Они скользили по потолку, колоннам, ширмам и перескакивали на скатерти. Люстры и бра щедро делились светом, наполняя искрами края прозрачных стеклянных тарелок, в центре которых возвышались белоснежные салфетки, похожие на пики взбитых сливок. Особенный ресторан. Ресторан-шкатулка.

– Салат с морепродуктами и стакан минеральной воды без газа, – сделала заказ Ира.

– Теплый салат «La Voile» и свежевыжатый сок…м-м… гранатовый, – выбрал Рэнди Хэмилтон.

Официант сделал пометки в блокноте, выдал вежливую улыбку и скрылся за колонной.

– Вы давно в Москве? – спросила Ира, готовясь к штурму.

– О нет. Неделю.

– Я слышала, вы собираетесь сотрудничать с Игорем Яковлевичем Фадеевым, это так?

– Да, я предложил ему сценарий и получил утвердительный ответ… М-м… он будет снимать, я – финансировать. – Хэмилтон улыбнулся и провел рукой по светлым волосам. – Полагаю, так не есть честно – вы знаете про меня много, а я про вас – ничего. Как ваше имя?

– Ирина, – она тоже улыбнулась. – Как видите, иногда я все же сдерживаю свои обещания… Спасибо, что пригласили в ресторан.

– Русские женщины прекрасны. Жизнь и игра – все вместе.

– Я могу считать ваши слова комплиментом?

– О да, – он кивнул, – мой дед родился в Москве, и он всегда говорил, что жениться надо на русской.

– А вы?..

– Не послушался его, – Хэмилтон засмеялся, – но это уже в прошлом.

«Он был женат и теперь разведен», – перевела Ирина.

* * *

– А я, признаться, не люблю ликеры, – Фадеев поставил на журнальный столик плоскую бутылку и две полупрозрачные рюмки. – Но дарят мне их часто, впрочем, как и коньяк, и водку. Вообще пью редко, жалко тратить время на похмелье.

– Абсолютно с вами согласна, – поддержала Зойка (посиделки с Танькой не в счет!). – Я тоже выпиваю только по праздникам. Новый год, Восьмое марта… – она задумалась. – День космонавтики.

Улыбнувшись, Фадеев сел напротив в кресло и разлил ликер по рюмкам. Давно ему не было так спокойно, беззаботно – шорох постоянных мыслей стих, и предчувствие приятного вечера затопило душу. А Зоя забавная. Явно талантлива и с огнем жизни в глазах. Такая, какая есть. И боль сыграть сможет, и радость, и то и другое вместе.

Он смерил ее профессиональным взглядом и удивился собственным мыслям.

София?

Она?..

Получив от Хэмилтона предложение о сотрудничестве, Игорь Яковлевич Фадеев почувствовал прежде всего ответственность, а уж потом – радость. Такой масштабной ленты он еще не снимал. Закончив телефонный разговор, он заметался по комнате, предвкушая умопомрачительную работу. Работу, о которой мечтал.

Справившись с волнением, он сел за стол и до двух часов ночи рисовал – сцены, актеров, пейзажи (привычка, оставшаяся с дипломного проекта). Мысленно перебирал слова Рэнди Хэмилтона и рисовал, рисовал, рисовал.

Американцы педантичны, организованны, и поэтому на раскачивание времени нет. К середине января пробы уже необходимо закончить, актеров утвердить, все документы отправить на оформление, составить четкий план, а потом уж самое приятное – каждодневная съемка.

Первый раз ему не будут мешать, не будут никого навязывать – он режиссер, и точка!

Сценарий Фадееву очень понравился, он тяготел к истории, и судьба сильной и несколько безрассудной женщины Софи Брукс, попавшей в круговорот революционных событий, не оставила его равнодушным. Англия, 1640—1660 гг. – взлеты и падения, интриги, тайны, дыхание смерти, ветер любви, надежда… Это интересно, по-настоящему ИНТЕРЕСНО!

Свет, камера, хлопок, дубль первый… Скорей бы.

Трех актеров Игорь Яковлевич утвердил сразу (все они дали согласие), над некоторыми ролями раздумывал, пытаясь получше понять характеры и соотнести их с внешними данными, на двенадцать ролей объявил пробы. И только Софи Брукс была загадкой. Главная героиня ускользала.

Фадеев чувствовал ее, понимал, но никак не мог ухватить нужный образ – все не то, все не то. Сначала он решил, что она должна быть необыкновенной красавицей – жгучей брюнеткой с глубоким взглядом, потом представлял ее зеленоглазой блондинкой – высокой и необычной, потом захотелось чего-то мягкого, нежного, трогательного и даже детского, но чтобы в глазах играл огонь и каждое движение – танец. Он хотел то одно, то другое и часто представлял невозможное. Ускользала Софи, ускользала. Дразнила, дергала плечиком, смеялась, манила и… растворялась в воздухе.

В конце концов он назначил пробы и на эту роль, пригласил пятнадцать актрис и еще разослал приглашения в семь театров. А также искал Софи через друзей-знакомых.

Ау, где ты?

Какая ты?..

– Мне за Сацкую жутко стыдно, – перебила мысли режиссера Зойка, – хорошо хоть мозгов хватило маринованными помидорами кидаться, а не сырыми яйцами… то есть – я против помидоров, но в сравнении с другими продуктами питания они явно выигрывают, так как к жертвам и разрушениям не приводят, – она развела руками, – видимо, нечем заняться этим дурам… ой, извините.

– Это точно, – усмехнулся Фадеев, доливая ликер в опустевшую рюмку. – Замучили они своими мелкими пакостями…

– Ничего себе мелкие! – подскочила Зойка. – Испортили вечер, да и… по телику небось завтра покажут, и в газетах такое раздуют!

– Больше всего я переживаю за Хэмилтона, не стоило его бросать, но, с другой стороны, я видел, как к нему сначала подскочила девушка, а затем уже телохранитель с родственником. У Хэмилтона в Москве живет дальняя родня, не то двоюродный дядя с семьей, не то троюродный брат с женой. Собственно, свободное время Рэнди проводит с ними. А по поводу газет – пусть раздувают что хотят, я уже давно не обращаю внимания на подобные выпады, к тому же сейчас я закончил съемки одного фильма и в ускоренном темпе приступаю к другому, и общество «Летняя ночь», не желая того, устроило мне неплохой пиар – шумиха пойдет только на пользу.

Ах да! Девушка рядом с американским продюсером… Зойка взяла с тарелки кусочек яблока и задумчиво поднесла его ко рту. Она видела Задольскую. Точно – Задольскую. Все происходило быстро, сердце тревожно подскакивало, и встреча не произвела особого впечатления – ну мелькнула она и мелькнула, чего удивляться. Ирка же актриса – ей самое место среди режиссеров и продюсеров.

А все-таки зачем Задольская поперлась на сцену? Уж она-то до смерти боится испачкать свои дорогие шмотки, а тут – прилетела в зону военных действий по собственной воле. Кругом помидоры летают, а она улыбается и тянет Хэмилтона за рукав… Пойди ее пойми!

– Хорошо, что этот скандал вам не повредит, а то было бы обидно.

Выпив еще рюмку ликера, Зоя почувствовала себя более уверенно. На краю дивана сидеть не слишком удобно, и она, взяв горсть арахиса в карамели, передвинулась немного назад, ближе к пухлым, высоким подушкам, и посмотрела на Фадеева. Надо же, она с ним наедине! С таким человеком! Ну, то есть не наедине, а… просто они болтают, как старые добрые друзья. И вроде как нет между ними границы (как в том сне), хотя она должна быть… Должна.

Игорь Яковлевич сделал глоток ликера и поморщился (почему не налил себе коньяк?), задел бутылку недовольным взглядом и вытянул ноги. А все равно хорошо. Хорошо.

Он поднял глаза и еще раз изучил сидящую напротив Зою… Маленькая птичка – то вспорхнет, то сядет на ветку… Ручная? Скорее нет, чем да. Гордая? Скорее да, чем нет. Она тоже вроде понятна, а тем не менее ускользает. Интересно, если протянуть руку, она исчезнет?