Внезапно, мои губы накрывает его горячий рот, и первые пару секунд я пребываю в таком ступоре, что даже не могу двинуть рукой. Но когда его скользкий язык задевает мои губы, я резко отталкиваю Пашу и с неведомым прежде отвращением гляжу на него, вытирая влажные губы варежкой.

– Ты спятил что ли?! Какого черта, Паш?!

– Извини, не знаю, как так вышло! Просто ты такая красивая, я…

– Боже, хватит, пожалуйста! – перебиваю я и поспешно ухожу прочь. – И прекрати преследовать меня!

– Аня, ну, прости меня! – кричит он мне вслед, а мои ноги лишь ускоряют шаг. – Что мне еще сделать?

Божечки, куда катится мир?

Пылая гневом и раздражением, залетаю в холл гостиницы, где меня встречает Светлана Ивановна, раскладывающая какие-то папки на стойке.

– Привет, моя дорогая! – здоровается она, улыбаясь во весь рот. Сегодня на ней ярко-красный свитер и такого же цвета помада. – Как прошел день?

– Здравствуйте. Насыщенно…

– Что-нибудь интересненькое было?

Только что меня облизал мой бывший, как вам?

– Нет, все как обычно.

– А ты заказала ужин?

Киваю, расстегивая пуховик:

– Пюре с куриной котлетой, салат оливье и вишневый сок с сахарной булочкой.

– Мне бы твою фигурку! – вздыхает женщина. – Я бы тоже с удовольствием поглощала булки с сахаром и конфеты, которые дарят на праздники. Кстати, завтрашний ужин в семь часов, – подмигивает она мне.

– О… Мм, я не смогу прийти…У меня работа…

– У тебя ведь завтра первая смена. Не обижай Владимира Павловича, он так радовался, когда говорил мне, что ты согласилась поужинать с нами.

Господи, такое чувство, что у меня рот в какой слизи.

– Не думаю, что это хорошая идея. Я всего лишь администратор, а не друг семьи или родственник.

– Я тоже администратор, – наигранно хмурится женщина.

– Вы с Владимиром Павловичем дружите уже много лет.

– Так, знаешь что? Прекращай распускать сопли. Иди отдыхай, а завтра как миленькая придешь на ужин. Не обижай нас!

Мне не остается ничего кроме как улыбнуться и пообещать, что завтра я приду на ужин к начальству. Надеюсь, у меня все же появится веский повод не приходить туда.

Спустя полчаса выхожу из душа, протираю запотевшее зеркало ладонью и смотрю на себя – порозовевшую, влажную и пахнущую вишневым гелем. Яростно чищу зубы, пытаясь избавиться от мнимого запаха Паши, и когда споласкиваю рот, в дверь громко стучат.

Стягиваю с себя мокрое полотенце и набрасываю белый халат, подаренный Викой. Если Паша узнал, где я живу и снова будет терроризировать меня, клянусь богом, начну орать как истеричка. Уже сама мысль о нем выводит меня из себя, а что будет, когда я снова увижу его наглую физиономию?

Выдохнув, решительно открываю дверь, но как только вижу незваного гостя, мои плечи опускаются, а сердцебиение ускоряется, словно где-то рядом проехал снегоход.

– Я не вовремя? – спрашивает Кирилл, окинув меня беглым взглядом. – Надо поговорить. Могу зайти? Пять минут, не больше.

Молча киваю, приглашая его войти. Совершенно не понимаю, о чем будет разговор, но внутри меня разливается тепло при виде его темно-серых глаз и косого шрама, к которому я хотела прикоснуться. Ну, еще до того, как поняла, что он ненормальный, разумеется.

Он закрывает за собой дверь и сосредоточенно смотрит на меня сверху вниз.

– Ты не должна приходить на завтрашний ужин, – холодно бросает он, наблюдая за мной, словно ястреб за жертвой. – Ты ведь не собиралась туда, правда?

– А ты очень гостеприимный, – вяло комментирую я и разворачиваюсь на пятках. Ошарашенная его грубым заявлением, подхожу к графину с водой и наливаю себе в высокий стакан. – И почему же?

Кирилл продолжает стоять спиной к входной двери и следить за каждым моим движением. Находясь на некотором расстоянии от него, я чувствую себя увереннее.

– Это неважно. Просто не приходи и все. У дяди вечно заскоки случаются, говорит, не подумав.

Делаю глоток воды.

Направляю все свое раздражение и злость в пальцы рук, что с силой сжимают стакан.

– А по-моему, он очень милый. Действительно хотел, чтобы я приш…

– Ты не должна приходить, понимаешь?

– Нет, не понимаю! – взрываюсь я. – Меня пригласили и я приду!

– Какая же ты глупая! – рычит он, и делает шаг в комнату.

– Не топчи, будь добр!

Громко выдохнув, продолжает стоять на месте.

– Аня, прошу тебя, не надо приходить.

– Тогда объясни мне, почему? – злюсь я, со стуком поставив стакан на стол. – Ты заявился ко мне ни с того ни с сего, и решил, что твой грубый тон испугает меня, и я буду сидеть как мышка, повинуясь твоим указаниям?!

– Ты занималась этим на протяжении месяца.

– Это моя работа, я сотрудник курорта и обязана выполнять требования гостей, чтобы они остались довольны отдыхом! И твой чертов бойлер не исключение! Если ты не собираешься мне все объяснить – тебе лучше уйти.

Подхожу к стене, разделяющей наши в Вероникой зоны и, сложив руки на груди, разворачиваюсь к Кириллу.

– Все слишком сложно. Просто не приходи, – натянуто говорит он. – Ты будешь…Ты будешь лишней.

Его глаза смотрят куда-то вниз и бегают словно за солнечным зайчиком. А я же пытаюсь разгадать его мысли и понять, почему он такой переменчивый. Но с горечью осознаю, что ничего не знаю об этом человеке, кроме того, что он отличный мастер перевоплощений. Сначала злой, потом добрый, опять злой, а после нежный…

И вот снова я вспоминаю наш поцелуй.

Как же сложно быть женщиной!

– Я очень устала, прошу тебя, уходи, – говорю я, сев на край кровати. Обнимаю себя за плечи и стараюсь не смотреть на него. До чего же все запутанно!

– Ты должна пообещать мне, что не…

– Я ничего тебе не должна, – перебиваю я, повернув к нему голову. – Ты пришел сюда только за этим? Сказать мне, что я буду лишней? Думаешь, я настолько тупа, что сама этого не понимаю?

Он заметно хмурится, потом медленно опирается спиной о входную дверь и задумчиво смотрит себе под ноги. Несколько секунд даже не моргает, а я сижу на кровати и жду, когда же он либо выйдет из комнаты и оставит меня в покое, либо попытается все объяснить. И отчего-то мне очень хочется, чтобы он выбрал последний вариант.

– Я не хотел обидеть тебя, – тихо говорит он, по-прежнему глядя в пол, словно провинившийся ребенок. – То есть… Этим я только и занимался… – коротко хмыкает, проведя рукой по коротким волосам. – Просто, я хочу начать все сначала.

Нервно прочищаю горло:

– Что именно?

Уголки его губ едва заметно приподнимаются, словно он разговаривает сам с собой и забавляется собственным мыслям.

– Наше знакомство.

Сказав это настолько тихо, что мне едва удается разобрать слова, Кирилл не спеша выходит из комнаты и предусмотрительно закрывает за собой дверь. Поглотившую меня тишину нарушают лишь слабые звуки телевизора, транслирующего вечерний выпуск новостей. Еще несколько секунд я неподвижно сижу на краю кровати, едва не скатившись на пол, и смотрю на дверь, в надежде, что она откроется и человек-загадка снова окажется на пороге.

Что он имел в виду?

Начать наше знакомство сначала? Это как?

Господи, он ведь чокнутый! Зачем я ломаю мозг над очередной его бессмысленной выходкой?

Решительно подхожу к двери и закрываю ее на замок. Снова эти дурацкие и непонятные закидоны! Довольно уже! Хватило на прошлой недели этой ереси.

Но спустя пару минут мое раздражение машет мне рукой, и я устало опираюсь лбом о дверь. Охваченная глупой романтикой, прикасаюсь кончиками пальцев к деревянной поверхности. Несколько минут назад он был здесь. Задумчиво глядел в пол и сказал нечто такое, от чего у меня до сих пор творится настоящий хаос в голове.

Может, он все еще за дверью? Тут же распахиваю ее и как полнейшая дура натыкаюсь на проходящих мимо двоих мужчин, бросивших на меня удивленные взгляды. Вновь запираюсь в комнате, опускаю жалюзи и выключаю кругом свет. Зону кухни освещает лишь телевизор.

Падаю на кровать и закутываюсь в одеяло. Пытаюсь спрятаться от мыслей о человеке, что своей непредсказуемостью сводит меня с ума, но все тщетно.

«Ты будешь лишней».

Я знаю, что это значит. В десять лет меня впервые посетила эта печальная мысль.

Это был жаркий летний день, большую часть которого я провела на даче у подруги Лары. Поводом стал день рождения ее дочери, моей ровесницы – хвастуньи с длинными белоснежными волосами и огромными ресницами, которые заворачивались так сильно, что казалось врастали обратно. Она мне никогда не нравилась, но Лара не могла отказать в приглашении, и я была вынуждена отправиться на праздник вместе с ней. Девочек было много, но ни с кем из них я не могла найти общий язык, поскольку все они были точной копией именинницы – избалованные и хвастливые кикиморы, то и дело собирающиеся возле большого зеркала с мамиными помадами. Они постоянно шептались, когда я проходила мимо и бросали недовольные взгляды, когда взрослые просили меня принять участие в фотосессии.

«Это твоя мама?» – спрашивали они меня, хихикая и кивая в сторону Лары.

«Я слышала, что у тебя нет родителей!» – говорила именинница надменным тоном.

«Ты приемная?! Ничего себе!»

«Тебя что, настоящие родители обижали?»

«У одной моей подружки есть подружка, которую удочерили другие люди. Она говорила, что ее настоящие родители тушили сигареты об ее руки! Тебе тоже так делали?»

«Тебя били?»

Чтобы не слушать эти гадости, я спряталась в небольшой бане, расположенной недалеко от основного дома. Помню, как вкусно там пахло сосной, и как долго я наблюдала за праздником из маленького окошка, сидя на самой высокой лавочке. Не думаю, что Лара чувствовала себя не в своей тарелке, ведь она могла найти общий язык даже с незнакомыми людьми. А я же в тот день впервые поняла, что значит быть лишней.

Потом мне все чаще приходилось думать об этом, когда Лара знакомилась с мужчинами и, беспокоясь обо мне, уходила на свидания. Каждый раз я твердила ей, что со мной все будет в порядке, что прочитав несколько глав какой-нибудь книжки, я лягу спать, но она все равно возвращалась раньше обещанного времени. За всю свою жизнь моя тетя так и не решилась на серьезные отношения, и я до сих пор виню в этом себя. Только мое существование помешало ей создать собственную семью и стать по-настоящему счастливой.

Раздается тихий стук, и я настороженно гляжу на дверь. Долго не решаюсь сдвинуться с места, но когда звук повторяется, молниеносно сбрасываю с себя одеяло и бегу в прихожую, точно меня там ждет сюрприз в праздничной упаковке. Мое сердце бьется в бешеном ритме, в ушах шумит, и я прерывисто дышу ртом, как будто пробежала стометровку.

Это Кирилл, я чувствую. По коже пробегают мурашки, а живот скручивает нервный спазм. Осторожно поворачиваю ручку и открываю дверь.

Он снова стоит на пороге, только теперь его серые глаза тонут в необъяснимой безысходности. Неужели мое присутствие на завтрашнем ужине действительно так убивает его?

Несколько секунд изучаю его лицо, пытаясь найти доказательство очередной бестолковой игры, но вижу лишь усталый взгляд и тень глубокой печали.

Моргаю, отказываясь поверить, что этот тиран может что-то чувствовать.

– Моя мать… – он прерывается, нервно сглотнув. – У нас с ней сложные отношения.

Впервые вижу его настолько ранимым и беспомощным, и от этого зрелища в груди неприятно щемит. Наверное, такие вещи лучше говорить в уединенной обстановке, а не на пороге гостиничного номера, мимо которого только что прошли две пухленькие женщины. Но Кирилл не обращает на них внимания, продолжая виновато смотреть в пол.

– Она бросила моего отца… Ушла к одному… – он сдерживается, поджав губы. Желваки на скулах бурно танцуют. – Неважно.

Осторожно беру его за руку и тяну на себя. Недоверчиво смотрит на меня, затем его взгляд немного расслабляется и он медленно заходит в номер. Входная дверь за его спиной закрывается, а моя рука по-прежнему держит его горячую ладонь. Несколько секунд он стоит неподвижно, а потом не спеша опускает взгляд и, спустя пару секунд, вовсе закрывает глаза.

– Тебе очень не хватает тети. А мне – моего отца.

– Что с ним случилось? – спрашиваю я шепотом.

– Когда мать ушла от нас, он заболел. Иногда жаловался на боль в желудке, она появлялась время от времени и исчезала после приема каких-то таблеток. Однажды его положили в больницу. Сначала анализы ничего плохого не показали. Его выписали через несколько дней, прописали кучу таблеток и он строго соблюдал все рекомендации врача. Но за несколько месяцев он как будто… Как будто высох… Осунулся, похудел и мне казалось, что еще вот-вот и я увижу через прозрачную кожу его кости. Когда ему стало плохо второй раз – анализы оказались паршивыми. Метастазы были везде… Оперировать было слишком поздно. Мы с дядей привезли его домой и через две недели он умер. Поэтому, пусть лучше резко без боли и неожиданно, чем видеть изо дня в день страдания.