Катрин Корр - Снежные холмы

Выдохнув, я обнимаю его, крепко прижимаясь к груди.

– Мне очень жаль… – Это все, что могу я сказать.

Он нерешительно кладет руки на мои плечи, а спустя пару секунд заключает меня в крепкие объятия, словно сейчас я для него – спасательный круг. Слышу, как бьется его сердце и этот звук, кажется мне самым приятным на свете.

– Моя мать пришла на похороны и додумалась привести с собой эту мразь… Он спокойно пришел туда, смотрел, как ссохшееся тело моего отца засыпают вонючей и мокрой землей. Четырнадцать лет прошло, а я до сих пор помню это зловоние. Ненавижу запах дождя. – Он делает долгую паузу, как будто снова переживает тот день. – Мне было шестнадцать и я сломал этому ублюдку нос. Безумно хотел бросить его в яму и закопать на глазах у матери.

С тревогой осознаю, что таким же ледяным тоном он говорил однажды и со мной. Прочищаю горло, чувствуя мурашки на руках.

– Твоя мама, она до сих пор с…

– Этим ублюдком? Да.

Он убирает руки и немного отстраняется от меня, внимательно заглядывая в лицо. Вижу мольбу в его теплых глазах и отчего-то готова на все, лишь бы горькие воспоминания не причиняли ему боль.

– Каждая наша встреча с ней заканчивается хаосом. Я не хочу, чтобы ты видела все это. Ты… Дорога мне.

Мое сердце пропускает удар.

Кажется, только что я потеряла свою нижнюю челюсть. Мне не хватает воздуха, с трудом держусь на ногах. Он наклоняет ко мне голову и упирается лбом о мою макушку. Я закрываю глаза, вдыхая его приятный свежий аромат, и мечтаю, чтобы этот миг никогда не заканчивался.

– У меня много скелетов в шкафу, я не идеальный, – шепчет он. – И есть вещи, которые я должен рассказать тебе… Обязан, потому что это важно. Для тебя это будет важно… Но я боюсь, что тогда ты отвернешься от меня.

За эти несколько минут мне стало известно о нем так много, что я готова расплакаться от счастья. И подумать не могла, что он может быть таким человечным.

– Ты, все-таки, садист, да?

Кирилл весело усмехается, а я, как влюбленная дурочка, трепещу от необъяснимого восторга.

– Нет. Понятия не имею, с чего ты взяла это.

– Тебе рассказать? Ладно. Мм, ты держал меня в своем домике против воли, при этом абсолютно не объяснив своих намерений.

Он поднимает голову и внимательно смотрит на меня. Его губы трогает приятная улыбка, и во мне снова порхают бабочки.

– Я ведь говорил, что хотел узнать тебя получше.

– Но, это же…

– Дико, согласен, – перебивает он, делано хмурясь. – Тогда, может дашь мне шанс исправиться?

Вопросительно гляжу на него.

– Сходишь со мной на свидание? Ну, как это принято у нормальных людей. Ты уже заметила, что я…

– Со странностями, – уточняю, сложив руки на груди.

– А еще – ненормальный, чокнутый, псих и козел. Ничего не забыл из твоего списка? – усмехается он, а я краснею, опустив глаза. – Так, что же?

– А ты обещаешь, что не станешь больше пугать меня и удерживать против воли?

– Обещаю.

С подозрением кошусь на него:

– И не станешь больше делать этих странных вещей?

– Каких, например?

– Ну, задавать бессмысленные вопросы и молниеносно менять тему разговора?

– Постараюсь.

– Мм…

Не могу скрыть смешок и чувствую, как лицо снова заливается краской. Кирилл тоже улыбается и – о, Боже! – какой же он привлекательный.

– Ладно. Я согласна поужинать с тобой по собственной воле.

– Тогда, я заеду за тобой через два часа, идет?

– Сегодня? – удивляюсь я, машинально закутавшись в халат поглубже. – Так быстро?

Кирилл кивает и выпрямляется:

– А чего ждать? Буду здесь ровно в восемь.

Его пальцы осторожно касаются моей пылающей щеки. Напомнив мне, что приедет сюда через два часа, он выходит из номера, а я еще несколько минут таращусь на дверь, не в силах пошевелиться.

Не слишком ли все стремительно?

«Ты дорога мне».

Эти волшебные слова вертятся в моей голове как заевшая пластинка с любимой песней. Наспех сушу волосы, выпрямляю их утюжком Вероники и закручиваю на концах. Выбираю водостойкую тушь для ресниц, подчеркиваю скулы персиковыми румянами, а на губы наношу прозрачный блеск. Остаюсь довольна собой и подбегаю к шкафу, в котором, к моему великому ужасу, полно теплой одежды и нет ни одного вечернего платья.

Тут же трясу головой, смеясь над собой.

Бог мой, какое платье-то? На улице тридцатиградусный мороз, а мне наряжаться вздумалось!

Выбираю черные джинсы и кремовый кашемировый свитер. Не припомню, чтобы когда-то так же сильно нервничала, собираясь на свидание.

У меня остается еще двадцать минут до приезда Кирилла, и это время решаю провести с «пользой».

Если бы только Вика видела меня сейчас…

Стою перед зеркалом и разговариваю сама с собой. Хочу знать, как я выгляжу со стороны, когда буду общаться с ним, приятная ли у меня улыбка и чего не стоит делать во время беседы.

– Почему смущаюсь? Просто нервничаю немного. А почему ты так смотришь на меня? Правда? – удивленно округляю я зеленые глаза. —Ты действительно так делал? Ничего себе! Мм, спасибо за комплимент… Мне очень приятно…

Закрываю покрасневшее лицо руками и смеюсь над собственной глупостью. Знаю, что летаю в облаках, но разве мечтать вредно? По-моему, это даже весело. К тому же, мне просто хочется узнать Кирилла получше, я же не строю никаких планов на будущее. Это было бы настоящим сумасшествием, учитывая то, какие странности творились между нами с самой первой встречи.

Интересно, он постучится в дверь или будет ждать меня в холле? Остается пять минут до его приезда, а я рассеянно топчусь у входной двери и прислушиваюсь к чьим-то шагам в коридоре.

Спустя пару минут решаю одеться и выйти в холл, надеясь, что Кирилл уже ждет меня. Он ведь сказал, что приедет в восемь, верно? Значит, уже должен быть здесь. Набрасываю пуховик, шарф на шею и, схватив шапку с ключами, выхожу из номера.

В конце коридора светится разноцветная гирлянда, которую мы с Вероникой повесили на окна в прошлый выходной. Раздражает волнение, как будто никогда на свидания не ходила, ей-богу! Сердце колотится, как у испуганного зайца. Иду вперед, не отрывая глаз от мигающих маленьких лампочек, и когда, наконец, захожу в просторный светлый холл, вижу Кирилла, стоящего ко мне спиной возле стойки администратора. Светлана Ивановна что-то щебечет ему о канцелярских принадлежностях, которых постоянно не хватает, и завидев меня, на ее лице тут же появляется довольная улыбка.

Кирилл оборачивается, и я не могу не улыбнуться ему. Это неловкое молчание вгоняет меня в краску, и я машинально начинаю сворачивать шапку в руках.

– Учтите, Кирилл Станиславович, – нарочито серьезным тоном говорит женщина, – я буду ждать нашу девочку до глубокой ночи. Привезите ее в целости и сохранности.

Она подмигивает мне, машет рукой и тактично скрывается за служебными дверями.

– Мм, привет, – наконец говорю я, неловко переминаясь с ноги на ногу. – Давно ждешь?

– Привет. Я и не уезжал отсюда.

– На тебе уже черная водолазка, а не серый свитер. Ты переоделся.

– А ты очень наблюдательна.

Его губы трогает хитрая улыбка, а я тут же краснею. Он подходит к скамейке у окна, на которой лежат огромные перчатки, подшлемник и зеркальный шлем, и подзывает меня кивком.

Мы молча надеваем зимний реквизит, изредка бросая друг на друга мимолетные взгляды, и всякий раз, когда он ловит мой, меня как будто кипятком ошпаривают.

– Не думал, что скажу это, но мне нравится наблюдать за тем, как ты краснеешь, – говорит он тихо, когда мы направляемся к черному снегоходу.

– Куда мы едем? – спрашиваю я, делая вид, что не расслышала его слова.

– Это ведь мое свидание, – улыбается он, держа в руках свой шлем. – Узнаешь, когда будем на месте. А ты чего серьезная такая?

– Я? Ничего.

Вообще-то мне просто сложно поверить, что он может так много улыбаться. Честное слово, у меня сейчас передозировка случится!

– Тебя укачивает на нем, да?

– Угу, – выдавливаю я, бросив мимолетный взгляд на снегоход.

– Извини, но иначе нам никак не добраться до этого волшебного места. Придется чуть-чуть потерпеть.

– Опять в тот домик?!

Кирилл весело смеется, и отрицательно машет головой, помогая мне надеть шлем.

Пожалуй, самое приятное в нашей десятиминутной поездке то, что на протяжении всего этого времени не размыкаю своих рук, сцепленных между собой на уровне его талии. С каждой кочкой мое тело скатывается вперед и я все сильнее прижимаюсь к его широкой спине.

Мы останавливаемся возле небольшого деревянного домика, больше смахивающего на старинную хижину, с расчищенным от снега крыльцом и двумя небольшими косыми окнами, в которых светится тусклый свет. В некоторых местах торчат деревянные доски, косо прибитые к почерневшим от времени стенам, и я невольно представляю, как смешно бы выглядела, если бы все-таки надела какое-нибудь вечернее платье.

– Что? – спрашивает он, искоса наблюдая за мной.

– Ничего, просто немного удивлена. Мы точно приехали?

Он смеется и забирает у меня шлем, пряча его в небольшой багажник.

– Наверное, ты думала, что мы поедем в ресторан?

– Нет, – вру я, краснея. – Просто… Ничего.

– Это мое самое любимое место. Она здесь прячется с девяносто девятого года.

– Неужели именно в этой маленькой хижинке Светлана Ивановна выдавала коньки отдыхающим?

Кирилл громко смеется, и я понимаю, что впервые слышу его заразительный смех, ласкающий мой слух.

Господи, да ведь он и впрямь человек!

– Нет, ее вагончик был рядом с центральным катком.

– Зачем вы построили эту хижину? – интересуюсь я, когда мы направляемся к дряхлому крыльцу.

– Она уже была здесь. В день открытия у меня потерялась собака; мой отец подарил мне на Новый год щенка немецкой овчарки. Я так перепугался, звал Макса и бежал куда глаза глядят, что не заметил, как оказался в лесу. А потом он вдруг выскочил откуда-то и стал тянуть меня в сторону, как будто что-то нашел. И вот, благодаря моему псу я и узнал о существовании этой хижины. Чем-то она ему понравилась.

– С ума сойти. Как тебе удалось найти щенка на такой огромной территории? И как бедное животное не отморозило себе конечности?

Он по-доброму усмехается и останавливается у пошарпанной деревянной двери.

– Ну, Макса не было часа полтора не больше. А шестнадцать лет назад на территории базы отдыха был только вот этот лес, – указывает он в сторону густых сосен и высокого кедра, – и холмы, откуда съезжают лыжники и сноубордисты. Если прислушаться, то можно услышать музыку на улице.

Он замолкает, но я все равно ничего не слышу, кроме стука собственного сердца.

– Если бы тогда во владении была сегодняшняя территория, наверное, я бы ни за что не нашел Макса. Ты только не обращай внимания на пыль и разруху…

Не могу сдержать смешок. Вот так романтика!

– Очень миленькое и старенькое убежище, – веселюсь я.

Он открывает скрипучую дверь, и от этого звука становится не по себе, словно я нахожусь в фильме ужасов. В нос тут же ударяет приятный запах копченостей и выпечки.

– Не стесняйся, – говорит он, подталкивая меня во внутрь. – Зимой здесь насекомых нет, а вот летом – все в пауках и жуках.

Нервно хмыкаю, неуверенно ступая на бесформенный входной коврик.

Первое, на что обращаю внимание – ровный темный пол с искусственными царапинами. Тусклый свет впереди слабо освещает небольшое пространство, называемое прихожей, но даже в потемках я вижу, что внутри хижина выглядит иначе, чем снаружи. Смущаясь, я все же с интересом заглядываю за угол и мои глаза расширяются от изумления.

Стены квадратной комнаты облицованы деревянными темно-коричневыми панелями, имитирующими плотно лежащие брусья. Стены увешаны маленькими и большими фотографиями под стеклом. Точно такие же я видела в домике Владимира Павловича. В центре комнаты стоит небольшой кремовый диванчик с бардовыми подушками, рядом – низенький деревянный столик, а на стене, там, где казалось бы должен размещаться телевизор, три деревянные полки. На них небрежно расставлены небольшие рамки с фотографиями, сувениры и плоский черный проигрыватель стереосистемы. В углу белыми огоньками светится невысокая, но пушистая елочка без игрушек и мишуры.

Я оборачиваюсь и виновато смотрю на Кирилла.

– Извини за «старенькое убежище».

Он улыбается, наблюдая за мной.

– Удивлена?

– Еще как! Здесь же просто… ВАУ!

– Проходи. – Он снимает обувь, и я делаю тоже самое. – Ну, ради меня можешь немного покраснеть, – с шуткой добавляет он, забирая мой пуховик.

Захожу в комнату и мои ноги тут же ощущают тепло. Должно быть электрический подогрев полов. Кирилл опережает меня и подходит к плееру. Включает тихую и спокойную музыку, звучащую, кажется, из каждого уголка хижины, и предлагает мне осмотреться. Пока я разглядываю фотографии, которых здесь огромное количество, он зажигает свечи рядом с плеером, потом скрывается в глубине хижины и снова появляется в комнате с широким подносом в руках.