Мэри Бэлоу - Снежный ангел

– Вы прекрасно выглядите, миссис Хантер, – спохватился он, заметив наконец, что Розамунда расточает похвалы самым обычным блюдам, чтобы хоть как-то поддержать разговор. – Надеюсь, вы нашли все необходимое?

– О да, разумеется, – заверила его Розамунда, но щеки ее вспыхнули предательским румянцем. – Кроме ночной сорочки. – Она покраснела еще сильнее. – Я спрошу миссис Ривз, не найдется ли у нее чего-нибудь более подходящего.

– Там не было ночной сорочки? – неосторожно спросил он, крутя в руках ножку бокала.

– Была, но не в моем вкусе. – Шея и грудь молодой женщины покрылись красными пятнами.

– Жаль, что я не смог вам помочь.

– Скажите, ваша сестра очень молода? – спросила Розамунда.

– Нет, обе мои сестры старше меня. «Ну зачем я это сказал! Какого же я свалял дурака!»

– О-о, – только и сумела выговорить она. Он попытался улыбнуться.

– Все вещи новые, – продолжала Розамунда. – Вряд ли они принадлежат вашей сестре. Верно?

Он поболтал вино в бокале и залпом выпил. Миссис Хантер внимательно следила за каждым его движением. Он не знал, куда деваться под ее взглядом. Как жаль, что здесь нет балкона для музыкантов, которые сыграли бы сейчас какой-нибудь цыганский танец! А еще лучше, если бы с ними за столом оказались человек двадцать гостей и заполнили шумным разговором эту гнетущую тишину.

– Вы угадали, – ответил он и снова улыбнулся.

– Эти вещи предназначались любовнице?

– Вы шокированы? – ответил он вопросом на вопрос, продолжая улыбаться. Она с минуту подумала.

– Нет. Да и с какой стати? Я ведь даже не знаю вас, сэр, и меня сюда никто не приглашал. Не думаю, что имею право осуждать вас. Так это она простудилась?

– Да, – признал он.

– Вы, должно быть, сильно огорчены: столько денег потрачено на это уютное гнездышко и наряды. А браслет – тоже ваш подарок?

– Это прощальный подарок. Я собираюсь жениться.

– О, неужели? И потому оставляете любовницу? Я рада это слышать.

«Какой странный получается разговор, – подумал граф. – Я познакомился с этой женщиной всего несколько часов назад. Удивительно, но она и не думает смущаться, хотя предмет разговора становится все более пикантным». На лице ее снова появилась лукавая усмешка, как тогда в экипаже. Верхняя губка была немного полнее нижней, и его так и подмывало дотронуться до нее пальцем или поцеловать.

– Я рад заслужить ваше одобрение, – сказал он.

– А эти ночные сорочки. – Смеясь, она наклонилась вперед, и он увидел нежную грудь в вырезе платья. – Она действительно надела бы их?

Он откинулся на стуле, играя бокалом. Ему начинал нравиться этот разговор.

– Ну, возможно, на несколько минут, – ответил он.

Он видел, что миссис Хантер потрясена. Секунду она смотрела на него, потом опять покраснела и выпрямилась на стуле.

– О-о, – протянула она, – понятно.

– Правда? – спросил он. В глазах ее заплясали смешинки, и она рассмеялась.

– Они могут шокировать кого угодно.

– Да, вы тоже так думаете? Я выбирал их очень тщательно.

В комнату с шумом ввалилась миссис Ривз с двумя тарелками горячего пудинга на подносе. Граф был рад ее появлению, так как чувствовал, что беседа принимает опасное направление. Нельзя забывать, что миссис Хантер – леди.

Казалось, она испытывала те же чувства, что и он. Когда миссис Ривз покинула комнату, Розамунда попыталась придать разговору более безобидное направление.

– Вы женитесь по любви? – поинтересовалась она.

Он удивился:

– А почему вы задаете этот вопрос?

– Если бы вы женились по любви, то расстались бы со своей любовницей иначе, не привозя ее сюда. А если вы не любите свою невесту, мне непонятно, зачем вы вообще расстаетесь с любовницей.

Нет, похоже, предмет беседы остался прежним.

– Любовь существует только в фантазиях женщин, – сказал он. – Или, скорее, влюбленность. Женщины не хотят признаться, что их привлекают в противоположном поле красивая внешность и грубое мужское начало. Им кажется постыдным поддаться физическому влечению. Поэтому они рядят свои чувства в красивые одежды и называют их влюбленностью.

– Ужасная философия, – сказала она. – И совершенно ошибочная. Мой муж любил меня. Он обожал меня все восемь лет нашего брака, до самой своей смерти. Но я никогда не была влюблена в него.

Лорд Уэзерби удивленно приподнял брови.

– Я часто говорила ему, что глупо обращаться со мной так, будто я хрупкая статуэтка, и возносить меня на пьедестал, как некое ангелоподобное существо. Я поддразнивала его, а он говорил, что однажды я тоже полюблю и тогда наконец смогу понять его.

Граф забыл про свой пудинг. Рассказ заинтриговал его. Кем же был этот бедняга, позволивший сделать из себя такого болвана?

Она снова наклонилась через стол, немного ниже, чем в прошлый раз. Граф сглотнул и быстро опустил взгляд в тарелку.

– Конечно, я любила его, – продолжала она. – Я любила его больше всех на свете. Так я любила только отца. Он всегда смеялся, когда я говорила ему о своей любви, и называл меня глупым ребенком. Он говорил, что когда-нибудь я узнаю, что такое настоящая любовь.

Когда лорд Уэзерби снова осмелился поднять глаза, он увидел, что лицо ее стало взволнованным и напряженным, она смотрела прямо на него.

– Еще за три года до его смерти мы знали, что он умрет, – сказала Розамунда. – Думаю, он догадался об этом даже раньше. У него был рак.

– Мне очень жаль, – сказал граф. – Наверное, это было невыносимо для такой молодой женщины.

– Он умер в пятьдесят семь лет. Ведь это не так много, правда? Я надеялась, что он проживет еще лет двадцать или тридцать. Что он будет жить всегда. Понимаете, я любила его, хотя и не была влюблена.

Граф с любопытством смотрел на нее. Он дал бы ей не больше двадцати двух – двадцати трех. Но она говорит, что восемь лет была замужем, и, должно быть, овдовела больше года назад, поскольку не носит траура. Следовательно, ей значительно больше, чем ему кажется. И все же… Неужели она была моложе своего супруга на тридцать лет?

– Так вы любите ее? – спросила она. – Даже если вы не влюблены, вы любите ее? Или хотя бы сможете полюбить? – Она говорила очень серьезно, не сводя с него пытливого взгляда. Казалось, его ответ много значил для нее.

– Мы плохо знаем друг друга, – ответил он, – хотя знакомы много лет. Но я считаю, что брак налагает определенные обязательства на супругов. И обещаю вам, миссис Хантер, что сделаю все возможное, чтобы моя жена была счастлива.

– Хорошо. – Она кивнула, взяла ложку и принялась за свой пудинг. – Я рада это слышать.

Он с интересом разглядывал ее.

– А каким образом вы вышли замуж, миссис Хантер? – спросил он. – Нет, позвольте, я угадаю сам. Он был очень богатым, и ваша семья решила, что упускать такую добычу нельзя. – В его голосе послышались циничные нотки.

– Опять не угадали, – сказала она, поднимая на него глаза и улыбаясь. Ему все больше и больше нравилась ее улыбка. – Он не был богат, хотя имел достаточно средств, чтобы обеспечить свою жену всем необходимым. Денниса чуть не хватил удар, когда я сказала, что Леонард будет просить у него моей руки.

Граф откинулся на спинку стула и, не выпуская бокала, с улыбкой слушал ее.

– Это случилось в Бате <Курорт с минеральными водами в графстве Сомерсет. – Примеч. пер.>, – продолжала она. – В наши дни он считается городом стариков. Однако в ту пору там было много молодых людей, и большинство из них вели себя весьма глупо и страшно докучали мне своими бесконечными вздохами и приставаниями. Леонард частенько приходил мне на выручку и уводил гулять в галерею курзала. И на концертах он, как правило, сидел рядом. Мне было спокойно с ним.

Граф с трудом скрывал свое изумление. Большинство девушек испытывали бы на ее месте прямо противоположные чувства.

– Он сказал, что придет время, когда я буду внимать какому-нибудь юноше, с удовольствием выслушивая все его глупости, но я возразила, что скорее выйду замуж за него, чем за кого-нибудь из этих повес. Сначала он не поверил. Прошло несколько дней, пока мне наконец удалось убедить его в том, что я говорила серьезно. Дорогой Леонард. Он сказал, что такая молодая девушка не должна связывать свою судьбу с пожилым человеком. Боюсь, мне пришлось пойти на обман, чтобы сломить его сопротивление.

– О-о? – Граф даже прикрыл рот ладонью, чтобы не рассмеяться и не обидеть миссис Хантер, чей рассказ доставлял ему истинное удовольствие.

– Когда он сказал, что через несколько дней покидает Бат, я разразилась слезами и бросилась к нему на шею. Я сказала Леонарду, что Деннис собирается выдать меня замуж за какого-то ужасного молодого человека, и умоляла что-нибудь придумать. Тогда он похлопал меня по спине и обещал жениться. И только после этого признался в своих чувствах. Он не переставал говорить мне о своей любви все последующие восемь лет.

– Вы поступили некрасиво, – заметил лорд Уэзерби.

– Да, – сказала она, глядя на него ясными глазами и улыбаясь. – Но видите ли, плакала я по-настоящему. Деннис действительно мог выдать меня замуж или по крайней мере попытаться это сделать. Он и сейчас пытается.

– Да что вы? – оживился лорд Уэзерби. – Господи, как невыносимы уговоры родственников, пытающихся устроить чью-то судьбу.

– Вы испытали это на себе? – улыбнулась она.

– Отчасти.

Они обменялись сочувственными улыбками.

«Если я сейчас же не выйду из комнаты, – подумал граф, – то до смерти напугаю миссис Хантер и поставлю себя в идиотское положение. Потому что я не удержусь и поцелую ее в прелестную верхнюю губку».

– Полагаю, с обедом мы закончили, – сказал он, вставая и отодвигая стул. – Может быть, перейдем в гостиную?

– Разве вы не останетесь выпить портвейна? – спросила она.

– Нет, я отложу это удовольствие на потом.

«Если бы я был умнее, – подумал он, – то остался бы здесь, коротая часы за бутылкой портера».

– Леонард тоже никогда не пил портвейн, когда мы обедали одни, – сказала она, смеясь. – Он шутил. – Она понизила голос, стараясь говорить басом:

– «Зачем я буду пить в одиночестве портвейн, дорогая, когда могу сидеть в гостиной, упиваясь твоей красотой?» Он был такой смешной, мой Леонард.

Возможно, не такой уж и смешной, подумал граф, предлагая ей руку, чтобы перейти в гостиную. Наверняка этот старик уводил ее в спальню, распалившись от поцелуев. Все-таки портвейн был лучшим выходом.

– Может быть, сыграем в карты? – спросил он, когда они вошли в гостиную.

– Не возражаю. – Молодая женщина подняла голову и улыбнулась. – Только должна предупредить: вы имеете дело с профессионалом. Мой муж был очень хорошим учителем.

– В таком случае я не буду поддаваться вам, как любой другой женщине. Если вы намерены выиграть, рассчитывайте только на свои силы.

Розамунда рассмеялась.

В камине тихонько потрескивали поленья. Розамунда сидела на кровати, обхватив руками колени. Она чувствовала себя очень уютно в просторной сорочке миссис Ривз, скрывавшей ее от подбородка до пят.

В этой комнате должен был спать он. Со своей любовницей. На этой кровати. И та женщина надела бы одну из своих сорочек – «на несколько минут». Розамунде вдруг стало жарко. Она оттянула ворот и потрясла сорочку, чтобы немного охладиться.

В который раз за день она пожалела, что лорд Уэзерби так красив. Правда, им было легко вместе, они очень мило беседовали, но иногда возникали паузы, и тогда… тогда она не знала, куда деваться.

Игра в карты затянулась почти до полуночи, они разошлись по комнатам всего полчаса назад. Захваченные игрой, молодые люди почти не разговаривали. Несмотря на свое хвастливое заявление, Розамунда проиграла почти все взятки. Она все время отвлекалась, украдкой разглядывая лорда Уэзерби. Она представляла, как его тонкие, ухоженные руки поглаживают белое кружево – «только несколько минут». Хуже всего было то, что Розамунда не просто представляла, как он проделывает это, она чувствовала на себе его руки.

Очень трудно сосредоточить внимание на картах, когда тебя против воли одолевают сладострастные мечты о противнике.

Но и графу было нелегко. О, если бы она знала, чего ему стоило выиграть! Мог ли он оставаться безразличным, когда рядом сидела такая хорошенькая женщина? И, поднимая глаза, Розамунда всякий раз ловила на себе нарочито ленивый взгляд его холодных голубых глаз.

«Господи, до чего же я дошла, – подумала Розамунда и скова оттянула ворот сорочки. – Вместо того чтобы лечь спать, сижу посреди ночи и думаю бог знает о чем».

Мысли о кружевных ночных сорочках не давали ей покоя. Она понимала, что нужно задуть свечи и, спрятавшись под одеяло, попытаться уснуть. Именно так и следует поступить.

Но Розамунда не стала забираться под одеяло, как поступила бы на ее месте любая разумная и целомудренная женщина. Она пошла в другой конец комнаты и открыла крышку сундука. «Я только взгляну на нее», – мысленно оправдывалась она перед собой, доставая белоснежную ночную сорочку.