И теперь Дженни держала путь в веселую, космополитичную франко-канадскую столицу, но она была так поглощена собственными проблемами, что почти не чувствовала волнения от своего первого путешествия на самолете. Наоми Кэмерон сидела по другую сторону прохода, положив свой норковый палантин на колени, ее прекрасные глаза были закрыты. Мораг сидела напротив нее, поглощенная чтением какого-то романа в яркой обложке. Рядом с Дженни сидела миссис Гатри и болтала без умолку, то и дело указывая на все интересные места, над которыми они пролетали. Брюс сидел сзади, с Дэном Томсоном, обложившись кучей деловых бумаг и отчетов, которые они вместе изучали. Брюс держался по-прежнему любезно и дружелюбно. Он был слишком хорош, чтобы довольствоваться вторым сортом. Дженни так и сказала ему, и он поднял на нее бесстрастные голубые глаза:

— Все или ничего. Разумеется. Лучше всего быть честным с самим собой. Посмотрим, что я получу, когда приедем в Монреаль.

Внизу появилась широкая серебряная лента, прорезавшая похожий на карту пейзаж.

— Это река Святого Лаврентия, — сказала миссис Гатри. — Мы приземлимся через двадцать минут.

Она спросила, очень ли Дженни хотелось поехать, и та ответила:

— Да, очень, — думая в этот момент о том, как было бы хорошо, если бы в Монреале растаяли ее озабоченность и нерешительность. Она была уверена, что стоит ей только снова увидеть Лэрри, услышать его голос — и она тут же поймет, в чем заключается ее будущее, и, в конце концов ясно осознает, что подсказывает ей сердце. Сходя с самолета и шагая рядом с миссис Гатри по гудронированному шоссе, Дженни понимала, что ей предстоит решить самую важную проблему в своей жизни.

Для всей компании были забронированы номера в отеле «Де-Пьер», ослепительном белом небоскребе; лифт с такой скоростью поднял их на двадцать шестой этаж, что Дженни буквально задохнулась.

Она стояла перед окном в своих элегантных апартаментах, как назвала это горничная, отводя рукой светлые шелковые занавеси и любуясь потрясающей россыпью кварталов, сверкающих домов, башен, похожих на стеклянные коробки, которые вырисовывались на фоне горизонта, а сзади, на пересечении склонов, виднелся зеленый квадрат — это, как сказала горничная, был Маунт-Ройял-парк. Все было так похоже на глянцевую открытку, и Дженни с трудом верила, что это реальность.

— Впечатляет, правда? — вдруг послышался рядом с ней голос Мораг. — Подожди, что ты скажешь, когда увидишь магазины. Ты словно окажешься в Париже. Плюс голливудский шик.

Дженни опустила занавески на прежнее место и повернулась к своей гостье.

— Как ты вошла, Мораг? — спросила она.

— Ты оставила дверь незапертой. Так не стоит поступать даже в такой гостинице, Дженни. Но потом я подумала, что ты ведь вряд ли вообще останавливалась в гостиницах прежде.

— Твой дядя уже приехал? — спросила Дженни, и Мораг кивнула:

— Он увез маму к себе домой, а я присоединюсь к ним только завтра вечером. Брюс хочет, чтобы я присутствовала на вечеринке сегодня вечером. «Золотой кот», не так ли? Одно из этих французских местечек, где-то около улицы Сент-Катрин. Так странно, что Лэрри Кэмерон играет там.

— Я не понимаю, почему бы ему и не играть там, — ответила Дженни. — Он всегда хотел быть гитаристом, если уж на то пошло.

— Теперь, когда он получил то, что хотел, может, он уже больше этого не хочет, — засмеялась Мораг. — Это было бы очень похоже на Лэрри. Интересно, он все еще сходит по тебе с ума, Дженни? Он, в самом деле увлекся тобой, когда ты впервые приехала в Харбор. Может быть, он все еще любит тебя.

— Может быть, любит, а может, и нет.

— Думаю, ты была бы рада, если бы он все еще любил тебя. Ведь ты бы хотела снова сойтись с Лэрри, не так ли?

— Это зависит от Лэрри. Возможно, его увлечение, как ты это называешь, превратилось в пыль, как только он уехал из Харбора.

Ее удивляло, что Мораг пытается выяснить ситуацию. Брюс ни за что не сказал бы ей, зачем Дженни приехала в Монреаль, но у Мораг срабатывало шестое чувство во всем, что касалось Брюса, поэтому она вполне могла предположить, что это не просто поездка с целью осмотра достопримечательностей, как было объявлено.

— А теперь извини меня, — сказала Дженни, — я хочу переодеться.

— Разумеется, милочка. Я уже ухожу. Брюс хочет встретиться с нами в коктейльном холле на третьем этаже в половине девятого.

— Да, спасибо. Я знаю.

Дженни надела зеленое шифоновое платье Морской принцессы, убрав пышную верхнюю юбку. Это было единственное подходящее для вечера платье; посмотрев на себя в зеркало, висящее на стене рядом с туалетным столиком, Дженни решила, что выглядит неплохо. Необычный цвет платья подчеркивал яркость ее рыже-золотых волос и оттенял бледно-золотистую кожу. На ней не было сверкающих драгоценностей, но к наряду принцессы прилагалось несколько нитей искусственного жемчуга, которые, впрочем, выглядели как настоящие. Одну из этих нитей Дженни обернула вокруг шеи и закрепила на левом плече большой старинной брошью, принадлежащей еще ее матери.

Идя по коридору к лифту, Дженни встретила Наоми Кэмерон, которая как раз выходила из своей комнаты. Наоми была очаровательна в кремовом шелке грубой выделки, с бирюзой в ушах, на шее и на запястьях. Она улыбнулась Дженни в своей обычной насмешливой манере.

— Ты выглядишь очень хорошенькой и взбудораженной, Дженни, — заметила она. — Большой город заставляет свое сердце биться учащенно?

— Признаться, я никогда прежде не бывала в таких городах, как Монреаль, — ответила Дженни. — И никогда не останавливалась в таких больших отелях, как этот. Я очень надеюсь, что мой французский меня не подведет.

— Люди в провинции Квебек по-английски тоже хорошо говорят, Дженни, хотя большинство из них предпочитают старый язык. Ведь они канадцы, в конце концов.

Дженни была рада, что ей не пришлось одной заходить в холл для коктейлей, с его темно-фиолетовыми диванами и креслами, рассеянным светом затемненных ламп и нежным треньканьем рояля на заднем плане.

— Это словно Париж или Нью-Йорк, — счастливо промурлыкала Наоми.

Дженни не услышала ее. Лэрри сидел в нескольких шагах от нее, серьезно беседуя с Мораг. Он не сразу увидел их, поэтому у Дженни было время, чтобы изучить его подвижное, красивое лицо. Он выглядел бледнее, чем когда она видела его в последний раз, но все его прежнее обаяние было при нем: оно светилось в его карих глазах, которые могли смотреть на вас с таким неподдельным восхищением, что это невольно льстило; в его худых руках, в каждом его мельчайшем жесте — во всем, что Дженни так и не смогла забыть.


Наоми негромко окликнула его, и он подскочил, чтобы чмокнуть ее в щеку, а затем поцеловать и ее руку.

— Мыс пошел тебе на пользу, дорогая. Как там поживают Ван Стреттонс?.. Ким такая же крутая, как и всегда? — Он замолк, увидев позади матери стройную сине-зеленую фигурку. — Боже милосердный, да это же Дженни Дин! Правда, она выглядит как модель. Как поживаешь, Дженни? — Его рука накрыла ее руку. — Вот это сюрприз. Что ты делаешь в Монреале?

— Рада видеть тебя, Лэрри. — Она старалась говорить сдержанно и холодно. — Я подумала, что хорошо бы посмотреть на большой город.

Она отдернула руку и присела на фиолетовый диван. Лэрри тут же присоединился к ней.

— Мы должны отпраздновать это событие, — заявил он и заказал бутылку шампанского.

Они подняли бокалы.

— Мы пьем за твои успехи в шоу-бизнесе, дорогой, — сказала Наоми сыну.

— Жизнь здесь необыкновенна, — сказал Лэрри, — просто необыкновенна. К тому же дела у меня идут совсем неплохо. У меня свое звездное местечко. Мы ведь все потом отправимся в клуб?

— Даже дикие лошади не заставят нас свернуть, — ответила Наоми. — Даже Брюс собирается сегодня вечером изменить своим музыкальным пристрастиям и послушать, как ты играешь.

Она поддразнивающе улыбнулась своему старшему сыну, когда он подошел с Дэном Томсоном. Брюс сказал, что надеется пережить этот опыт, а Дэн предположил, что скоро в моде будет южный стиль джаза. Они присели рядом с Мораг на длинную скамью, напротив Дженни и Лэрри. Брюс не разговаривал с ней напрямую, и Дженни поняла, что он очень щепетилен. Он решил ни в коей мере не оказывать на нее влияния. Она должна была сама решить, чего хочет.

Лэрри непринужденно беседовал с Дженни, расспрашивал ее о Топси, заметив между делом, что собирался написать ей, но все время был занят.

— Ты ведь знаешь, как это бывает, дорогая.

Вся горечь их последней встречи, казалось, совершенно испарилась из его памяти. Он снова вел себя так, будто никакие резкие, негодующие слова никогда и не были сказаны. Дженни видела, что Лэрри привык вести себя таким образом. Он жил только текущим моментом, стараясь сделать его как можно более веселым, забавным и захватывающим. Он никогда не изменится.

Лэрри не остался надолго. Наоми попыталась протестовать против его поспешного ухода, приглашая его остаться на ужин, но Лэрри покачал головой:

— Я должен порепетировать с оркестром перед выступлением. Сегодня все должно быть безупречно, учитывая, какая у нас будет аудитория!

Он помахал ей рукой и, повернувшись, чтобы уйти, шепнул Дженни:

— Увидимся позже, Дженни. Наедине, потому что нам есть о чем поговорить.

Наконец они все отправились в ресторан. Брюс сопровождал свою мать, а Дженни шла сзади вместе с Мораг.

— Лэрри не забыл тебя, — заметила старшая из девушек. — Это очевидно. Тебе нужно быть очень осторожной, чтобы поддерживать его страсть.

Если она вновь соединится с Лэрри, подумала Дженни, это будет означать, что Брюс снова свободен для этой девушки, которая знала его всю свою жизнь и все же не могла примириться с фактом, что он не любит ее.

Все были озабочены тем, чтобы первый ужин Дженни в Монреале включал в себя все знаменитые деликатесы Квебека. Наоми заказала гаспский лосось, персики и целый поднос монастырских сыров. Дженни тут же узнала музыку, которую играл оркестр. Это была та мелодия, которую Лэрри играл для нее на гитаре в первый ее визит в «Кэмерон-Хилл». «Я собираюсь назвать ее „Дженни“, когда она будет полностью готова». Официант стоял рядом.

— Как называется эта песня? — спросила она его.

— Эта, мадемуазель? Она называется «Мари Фло». Когда они наконец собрались в ночной клуб, Наоми решила, что пять человек в одном такси — это слишком много, поэтому они с Дэном поехали вместе, а Дженни и Мораг были оставлены на попечение Брюса. Он сел между ними, глядя прямо перед собой, когда они проезжали широкие улицы, увешанные миллионами золотистых лампочек, протянутых от тротуара, казалось, до самого неба. Это было ослепительное зрелище, но Дженни смотрела на Брюса, на его твердо очерченный профиль, сильную линию подбородка, на глубоко посаженные голубые глаза. Его руки были сложены, чтобы не мешать им располагаться на сиденье; сильные руки, которые могли быть такими удивительно нежными с животными… и с нею, с Дженни Дин, тоже.

У «Золотого кота» был впечатляющий вход под неоновым кошачьим силуэтом, сияющим золотыми искрами. Кот сверкающей лапой манил вас войти внутрь. Внутри все было в мягких коврах, повсюду стояла позолоченная мебель и витал густой запах экзотических духов.

— Настоящая роскошь, — заметила Мораг. — И все очень дорого, я думаю.

Они спустились по небольшой широкой лестнице и очутились в длинной и низкой комнате, едва освещенной золочеными светильниками. Им указали на столик, расположенный неподалеку от оркестра.

Шампанское явилось словно по волшебству. Дженни едва дотронулась до бокала губами. Она ждала, когда Лэрри выйдет на крошечную сцену и начнет играть для нее. Оркестр уже заиграл быструю мелодию, и пары стали выходить на маленький круглый подиум. Наоми покачала головой, поэтому Дэн галантно пригласил на танец Дженни, а остальные остались на своих местах. Затем застучали барабаны. Руководитель оркестра подошел к микрофону и сказал несколько обычных приветственных слов на смеси французского и английского.

Он взмахнул палочкой, и Дженни еще раз услышала знакомую мелодию.

— Мари Фло, mes amis[1]. Песня, которая пленила весь город. Специально написана нашей звездой — гитаристом Лэрри Кэмероном для девушки, которую по праву можно назвать украшением нашего города… Мари Фло. La belle de Montreal[2]… А вот и она! Наша обожаемая, несравненная Мари Фло!

Она была высокой и стройной, в вызывающем светло-золотом платье, которое переливалось при каждом ее движении. Оно прекрасно сочеталось с ее мягкими светлыми волосами. Она была похожа на сахарную вату, со своей розовой кожей и приятным, но не очень сильным голоском, придававшим еще большую соблазнительность словам, которые она напевала, раздался шквал аплодисментов, как только она закончила. Прежде чем удалиться, она спела еще пару песен.