Нет ничего удивительного, что он не решился жениться. Хорошо хоть, что ему хватило благородства не заставлять женщину проходить через такие испытания. Она бы точно не выдержала подобных мучений. Тут не было сомнений.

Спинтон явно почувствовал себя задетым.

— А как быть с безопасностью Беатрис?

Они уже общаются накоротке, если он величает кузину по имени? Как интересно! Октавия с трудом удержалась и не стала выказывать своего удивления.

Норт потер подбородок. На подбородке пробивалась щетина. Наверняка нынешним утром ему не пришло в голову побриться, хотя рассыпавшиеся волосы были еще влажными после ванны.

— Я полагаю, что автора этих писем интересует прежде всего леди Октавия и ее поклонники. Мисс Генри не представляет для нашего воздыхателя никакой угрозы, и потому она в безопасности.

— Мне не нравится ваш план. — Граф не скрывал своей неприязни. — Я не буду изображать отвергнутого жениха.

Норт сдвинул брови.

— Даже ради безопасности леди Октавии?

Ей стало интересно, что Спинтон ответит на это. Спинтон побагровел.

— Разумеется, она — моя главная забота.

Разумеется… Самолюбие — его главная забота. Мелкое ничтожество!

Норт усмехнулся. Он был единственным человеком, кто отважился посмеяться над пэром Англии.

— Вам ни в коем случае не потребуется ничего изображать. Просто леди Октавия будет постоянно находиться во власти моего внимания и шарма. — Он заговорщицки улыбнулся Октавии, а та прикрыла рукой ответную усмешку.

— Я не потерплю такого унижения. Октавия, всем уже известно, что мы достигли согласия. Что станут говорить, когда увидят тебя с мистером Шеффилдом?

— Только то, что нам нужно, — откликнулся Норт.

Он не сглаживал углы. Он словно нарочно дразнил Спинтона. Зачем? Что за удовольствие издеваться над заведомо слабым противником? Или у Спинтона было над ним какое-то преимущество? Интересно какое? Преимущество законнорожденного? А может, все дело в ней? Спинтон метнул на него раздраженный взгляд.

— Я не согласен.

— Лорд Спинтон! — Норт скривил губы, его шотландский выговор стал еще заметнее. — Никому и в голову не придет, что между леди Октавией и мной существует нечто большее, чем безобидный флирт. Вполне возможно, некоторым мамашам я могу казаться заманчивой партией, но любой знает, что стать графиней намного предпочтительней, чем просто госпожой.

Как он может такое говорить? Наверное, для каких-нибудь женщин стать графиней — это предел мечтаний, но любая ухватилась бы за Норта, если бы смогла заполучить его в мужья.

Если бы только сумела выдержать его еженощные исчезновения в погоне за собственной смертью.

— Могу вас заверить, рядом со мной репутации леди Октавии ничто не угрожает. Учитывая, что я не собираюсь жениться, и не говоря уж о моем положении в обществе. Когда все закончится, вы оба будете относиться к этому как к попытке невесты возбудить небольшую ревность жениха, с которым она долго была обручена.

Его положение в обществе! Что он этим хочет сказать? Все-таки он сын виконта. А она единственная дочь графского сына. Единственно, что их разнит, — это клочок бумаги, где говорится, что ее родители сочетались законным браком. Чушь, самая настоящая!

Октавия вздохнула:

— Спин… Фицуильям, мне совсем не хочется заставлять тебя страдать. Я никогда не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится. Пожалуйста, Сделай, как просит мистер Шеффилд.

Спинтон стиснул зубы.

— Я соглашусь, но на одном условии.

— На каком?

Он взглянул на нее с такой серьезностью, что Октавия насторожилась.

— Как только все закончится, мы публично объявим дату нашей свадьбы.

О Господи!

— Фицуильям…

Он поднял руку.

— Я не соглашусь, пока ты не дашь мне слова, Октавия.

Октавия глянула на Норта. У того на лице было написано полнейшее равнодушие, как и полагается постороннему человеку. Но он ведь не посторонний. Он ее друг, ее первый мужчина. Должно же быть хоть какое-то выражение у него на лице. Может, счастья? Или сожаления?

Она отвернулась. Пустой взгляд лишал ее присутствия духа.

— Хорошо, — пробормотала она. — Мы еще поговорим. От счастья Спинтон готов был взорваться. Он даже не обратил внимания, что невеста не разделяет его радости. Он подскочил к Октавии и заключил ее в объятия. Только когда Спинтон отпустил ее, она рискнула посмотреть на Норта.

Тот смотрел в окно с выражением полнейшего безразличия. Правда, желваки играли.

Затем неожиданно, как занавес взвивается вверх, Норт повернулся к ним и обходительно улыбнулся:

— Итак, теперь, лорд Спинтон, вы должны сыграть роль отвергнутого поклонника. Вы должны убедить все общество, что Октавия бросила вас ради другого мужчины. На время, естественно. Вы можете это сделать?

Спинтону, похоже, теперь нравилось все. Он согласно кивнул.

— А если мне потребуется поговорить с кем-нибудь из вас? Негодяй ведь будет следить за каждым шагом леди Октавии.

Да, как они будут выкручиваться? Октавия повернулась к Норту:

— Для связи мы будем использовать мисс Генри. Она уже любезно согласилась стать посредницей, ни у кого не возникнет вопросов насчет того, что, вы поддерживаете знакомство с человеком, которого давно знаете, тем более с дальней родственницей.

Ответ удовлетворил графа. С плеч Октавии свалился тяжкий груз. Неужели они в конце концов обо всем договорились?

— Тогда почему мисс Генри не присутствует при нашем разговоре?

Норт кивнул:

— Ну, если хотите…

Октавия уже наливала себе шеррй. Конечно, лучше чего-нибудь покрепче, но только не в присутствии Спинтона.

— Она в библиотеке, Фицуильям. Будь любезен, приведи ее.

Не успела дверь захлопнуться, как Октавия одним глотком опорожнила стакан и подошла к Норту. Ей нужно было знать, что он думает. Ей нужно было получить его одобрение или осуждение. Ей нужен был друг, а не этот посторонний человек.

— Норри, я…

Он остановил ее, положив руки на плечи. Потом наклонился и поцеловал в щеку.

— Главное, чтобы ты была счастлива, Ви. Это все, чего я хочу.

Прикосновение его губ отозвалось в ней дрожью.

— Я тоже хочу для тебя счастья.

— Не уверен, что мы его заслуживаем.

— Ты заслуживаешь. — Он понимал, что она имела в виду. Норт через силу улыбнулся:

— Зато Спинтон — счастливчик. Октавия тихо засмеялась:

— Ты единственный знаешь, какое испытание его ожидает.

— Его единственное испытание — это научиться ждать. Под его пристальным взглядом она вспыхнула, как глупенькая школьница.

— Врун!

Он сжал ее плечи, и Октавия чуть не застонала от этого сильного и мягкого прикосновения, которое полностью снимало внутреннее напряжение.

— Я никогда не лгал тебе.

— Ты просто забыл! — возмутилась она.

— Когда?

— В тот день, когда ты сказал, что знаешь, что происходит между мужчиной и женщиной.

У него слегка порозовели щеки.

— И тогда я не лгал. Я действительно знал.

— Но не на собственном опыте. Он пожал плечами:

— Ну да. Один раз я в костюмерной наткнулся на Мэри Магуайр и Джимми Тейлора.

Октавия расхохоталась:

— Тебе действительно повезло!

Норт страшно удивился. Он стоял и таращился на нее.

— Но ты тоже не была знатоком. Да, не была.

— Я об этом и не заикалась. Улыбка у него погасла, но не исчезла.

— Кажется, мы еще не раз вспомним про ту ночь.

— Не сомневаюсь.

Потом они молча смотрели друг на друга. Норт отпустил ее плечи, как будто не желая удерживать.

— Давай лучше как-нибудь сядем рядком и все обсудим.

— Давай.

Они вовремя успели договориться, потому что в комнату ворвался Спинтон. Он тащил за собой Беатрис, которая была готова выслушать их план, в котором уделялось место и ей. И Спинтон, и Беатрис выглядели как дети, которым пообещали заманчивое приключение. Октавия даже позавидовала им.

Чуть ли не на каждом предложении Спинтон перебивал Норта своими комментариями. Норту потребовалась вся выдержка, чтобы не нагрубить графу.

В конце концов из них двоих Норт оказался терпеливее. Он был таким же терпеливым и в ту ночь, когда они улеглись в постель. Октавии хотелось покончить со всем побыстрее. Норт не торопился, чтобы насладиться самому и дать возможность насладиться ей. Эти мгновения навсегда врезались в память.

Он был так ласков и нежен. Его неопытные пальцы действовали, как подсказывал инстинкт. В тот момент, когда он оказался сверху, Октавия уже хотела его. Ей было хорошо, но потом стало больно. Он разрывал ее. Боль длилась и длилась. Тело стало деревянным. Когда все кончилось, он вышел из нее. Недовольство улеглось. Стала проходить боль от его вторжения. Тогда Октавия поняла, как ей хочется, чтобы он оставался в ней.

Она заплакала. Ему показалось, что это от пережитого страха. Он стал успокаивать ее и ласкать. Ему было невдомек, что его тело значило для нее больше, чем удовольствие, получаемое от рук. Чувствовать его в себе было потрясающе, воспоминание об этом ощущении грело ее все эти годы. В тот момент они превратились в единое целое. Октавия самодовольно улыбнулась. Норт был у нее первым, а она — у него. Первой женщиной, которая узнала, что значит принадлежать этому великолепному, по-настоящему преданному мужчине. Не важно, кто там еще у пего был, не важно, за кого она выйдет замуж, она всегда будет принадлежать ему.

А он всегда — всегда! — будет ее.


Глава 7


Гайд-парк в пять часов пополудни становился местом сбора для тех, кто принадлежал к сливкам светского общества. Именно поэтому Норт всегда избегал его.

— Просто сумасшествие какое-то, — пробормотал он, озираясь вокруг. Лошади, всадники, кареты так и мелькали перед глазами.

Норт услышал, как Октавия засмеялась в ответ, а потом ее гнедая кобылка оказалась под боком у его серого мерина.

— Н-да, слегка многолюдно, но не беспокойся. Ты скоро привыкнешь.

Норт прищурился:

— И не собираюсь.

— Почему? Потому что кто-нибудь подумает, что ты пытаешься забраться выше, чем тебе положено?

Он ослышался или это ее обычная шутка? Сдвинув брови, Норт посмотрел на Октавию:

— А тебя не беспокоит, что кто-нибудь подумает, что ты опускаешься ниже, чем тебе положено?

Она насупилась:

— Не глупи! Я не стыжусь тебя.

Это походило на правду. Она сидела в седле прямо, с горделиво вскинутой головой, не обращая внимания на толпу.

— Твой дед не согласился бы с тобой.

— Мой дед умер, — напомнила она. Он улыбнулся:

— Я знаю. Я посылал цветы.

Октавия глянула на него, словно не зная — засмеяться или сделать ему выговор.

— Почему ты так суров к покойному?

— Потому что он превратил тебя в другого человека. — Норт имел в виду не только ее положение.

Короткий смешок вспорхнул в воздух.

— Ни в кого он меня не превращал. Я сама выросла. Он мог бы поспорить, но не стал.

— Тебе пришлось пообещать ему слишком много. На этот раз Октавия внимательно посмотрела на Норта и кое-что поняла.

— А что тебе пришлось ему пообещать?

Черт! Он отвел глаза.

— Держаться от тебя подальше.

Она задохнулась.

— Тогда, значит, ты злишься не на мое обещание. А на свое.

— Нет. — Он совершенно бесстрастно встретил ее взгляд. — Я злюсь из-за того, что старый мерзавец думал, будто у него есть право потребовать так много от тебя и от меня. И злюсь на себя зато, что поверил всему, что он сказал обо мне. — Норт до сих пор верил, поскольку все предсказания старого графа сбылись. За исключением того, что Норт ничего не добьется в жизни. Чего-то он все-таки добился. Хотя и сам не вполне понимал, чего именно.

Взгляд Октавии был непреклонным.

— Он был очень добр ко мне. Дед мог бросить меня на произвол судьбы, а вместо этого забрал к себе. Он изменил мою жизнь.

Настала его очередь усмехнуться:

— Он не дал тебе сделать того, что хотелось.

У нее было другое мнение на этот счет. Возможно, она получила то, о чем мечтала.

— Дед избавил меня от участи содержанки.

— Ты ни за что не стала бы содержанкой. Октавия улыбнулась горько и насмешливо:

— И кем бы я стала? Женой?

Он вздрогнул. Как от удара под дых.

— О Норри!

Услышать сочувствие, вызванное чувством вины и раскаянием, было еще тяжелее, чем услышать насмешку. Все, что он смог сделать, — не сморщиться от боли. Ему даже трудно было собраться, чтобы дать Октавии отпор.