— Тебя что, это не волнует? — Зато это заметно взволновало Беатрис. Ей никогда не понять, что не тайна возбуждает. Как никогда не понять и то, какое доверие Октавия испытывала к Норту. Ничего плохого не произойдет, пока она будет рядом с Норри.

Октавия так об этом и сказала:

— Не волнует совершенно.

— Он ведь может завезти тебя куда угодно!

— Ну и что? — Это тоже часть приключения. Какие они с Беатрис все-таки разные!

Ее крошка-кузина была возмущена.

— Откуда ты знаешь, может, он решил похитить тебя? Это было бы как нельзя кстати.

— Нет, он не станет.

— Почему ты так уверена? — Беатрис, очевидно, лишившись сил, бухнулась на кровать, одну руку приложив к пухлой груди, а другой ухватившись за лоскутное одеяло.

Ох Господи, она так же невыносима, как и Норт с этим стремлением все контролировать и все знать.

— Потому, тупица ты этакая! Потому что я его знаю. Потому что он не способен на такое.

«Тупицу» Беатрис пропустила мимо ушей.

— Ты знала его раньше. Он мог двадцать раз измениться за эти годы.

Конечно, мог, но не настолько же. Да, он стал нелюдимым, но это все равно был ее ласковый Норри. Он никогда не сделает ей больно, никогда не скомпрометирует ее, не подвергнет опасности, если только она сама не попросит.

Будь проклято обещание, которое ее уговорили дать! После всех этих лет Норт Шеффилд так и остался единственным мужчиной, от вида которого становилось тепло, слабели колени и по всему телу бежали мурашки.

— Перестань брюзжать, Беа, — оборвала она кузину. Подойдя к туалетному столику, взяла флакон духов. — Со мной ничего не случится. В этом можешь быть уверена.

Все еще сомневаясь, Беатрис скривила губы.

— Ты вся в предвкушении, да? Притвориться непонимающей очень легко. — В предвкушении чего?

— Всего, что он задумал. Ты чуть не пляшешь от нетерпения. — Она произнесла это так, словно Октавия сделала что-то неприличное.

— Ничуть! — Хотя с какой стати отпираться? В глубине души она знала, что это правда. В глубине души она отплясывала джигу.

Но Беатрис была непреклонна.

— И я знаю, что это означает.

Октавия надушила запястья.

— Тогда, умоляю, скажи! Просвети меня.

Поднявшись с кровати, Беатрис настороженно, отсчитывая шаги, двинулась в ее сторону, словно охотник на оленя.

— Я прекрасно помню, какой ты была, когда дедушка забрал тебя к себе. Я знаю, как ты упорно трудилась, чтобы стать другим человеком и понравиться ему. Но ты совсем не изменилась, Октавия. Ты просто играешь свою роль и всегда ее играла.

Тихоня!

— Думай, что говоришь.

— Но это правда. Я вижу по твоим глазам.

Флакон с духами брякнул о зеркальную поверхность столика.

— О Господи! Беа, ты как собака с костью. Можешь помолчать? — Октавии вдруг захотелось побыть в тишине. Почему кузина не может замолчать?

Но Беатрис не так-то легко было сбить с толку.

— Ты дождаться не можешь мистера Шеффилда. Ты мечтаешь, что он увезет тебя туда, где вы сможете стать такими, какие вы есть на самом деле. Завтра ты снова будешь леди Октавией, но сегодня ты откинешь все притворство. И я искренне надеюсь, что вы с мистером Шеффилдом готовы ко всяким последствиям.

Беатрис начала нести явную чепуху.

— Какие последствия? Ради Бога, Беатрис! Мы едем на вечеринку, а не на оргию!

Лицо кузины пошло пятнами.

— Не говори со мной так, словно я не знаю тебя, Октавия. Меня не касается, пусть мистер Шеффилд везет тебя хоть в церковь. Но я еще никогда не встречала настолько своевольного человека. Не потому, что ты эгоистка. Просто ты — такая. Тебе годами приходилось отказываться от своего естества, и сейчас ты постараешься за одну ночь наверстать упущенное. Мне жалко Лондон.

Октавия расхохоталась:

— Тебе нужно унять свое воображение. — Хотя в словах Беатрис была доля правды. Да, действительно, Октавия рассчитывала, что в этот вечер можно побыть собой, не думая о том, во что одета и что надо говорить. Ей хотелось увидеться со старыми друзьями. С людьми, которых она знала и которые знали ее.

Она своевольна? Господи, ну конечно. Эгоизм это или нет, но она сделает то, что задумала.

Сопротивление, которое оказала Беатрис, сменилось любовью и озабоченностью. Это раздражало даже больше, чем ворчание и придирки. Милая Беа, она ведь желает только добра.

— Ты ведь будешь осторожной, да?

— Разумеется. Я же не совсем безрассудная. Беатрис это не убедило.

— Беа, со мной будет Норт. Он — лучшая защита, поверь мне.

— Вот именно мистера Норта я и боюсь больше всего.

Октавия остолбенела. Опять двадцать пять!

— Норта? Почему? Он защитит меня от любой опасности.

— А кто защитит тебя от него? Или если на то пошло, его от тебя?

Не веря своим ушам, Октавия поперхнулась.

— Нам не требуется защита друг от друга. Почему ты не можешь мне поверить?

— Я видела, какие взгляды ты кидала на него, Октавия. Я видела, как он смотрел на тебя. Вы даже не догадывались, что выдаете себя. Ты пожирала его взглядом. Так женщины смотрят на мужчин, которых желают. А он глядел, как мужчина, жаждущий насладиться видом ледяного родника.

Чушь! Но сердце подскочило. Норт на самом деле смотрел на нее так? Почему-то захотелось, чтобы Беатрис оказалась права. Друзья не должны вести себя так скандалезно. Но они с Нортом были намного больше, чем друзья. Насколько больше, она не смогла бы сказать точно.

— Все то, что связывало вас когда-то, быльем поросло. Вы уже не дети, Октавия. Норт Шеффилд — взрослый мужчина. Боюсь, тебе будет не так легко контролировать его, и себя тоже.

Такая резкость, да еще из уст Беатрис, прозвучала как завуалированное оскорбление.

— Твое мнение обо мне, Беа, нисколько не льстит. Но я прекрасно могу справиться с собой и уверена, что Норту это тоже вполне по силам.

Темные глаза Беатрис остро блеснули. Чересчур остро!

— Ну если ты так считаешь…

Но Октавию уже было не остановить.

— Что бы ни связывало нас, это была всего-навсего радость от встречи друг с другом. Ты представить себе не можешь, как мне стало хорошо, когда он снова объявился. И теперь я знаю, что он уже никуда не денется.

Лицо кузины выразило искреннее удивление.

— Моя дорогая Октавия, тебе нужно понять, что как только мистер Шеффилд поймает твоего почитателя, ты не сможешь видеться с ним.

Октавия этого не понимала. И не хотела понимать. Теперь, когда они с Нортом увиделись через столько лет, не существовало препятствий, чтобы встречаться и дальше. Разве не так?

— Отчего же?

— Оттого что все считают, что он пытается увести тебя у Спинтона. И будет совершенно неприлично, если вы и потом будете появляться на людях.

Беатрис была права. Господи, почему Октавии самой не пришло это в голову? Скорее всего потому, что она запретила себе думать об этом. Обретя Норта еще раз, она не собиралась отпускать его снова.

Совсем не важно, узнает Спинтон правду о ее прошлом или нет. Даже если ему станет известно, что они с Нортом давно знают друг друга, им не удастся больше бывать вместе. Иначе они станут притчей во языцех.

И нет сомнения, что Норт знал все с самого начала. И не собирался связывать себя с ее будущим. Он решил, что снова оставит ее. Хуже того, решил и дальше притворяться, что она ему безразлична. Вероятно, у него хватит сил расстаться, а вот хватит ли ей сил, она не знала.

Нет, это неправда. Октавия знала, что поступит точно так же. Другого выбора не было, если только она не откажется от жизни, которую ей уготовили.

Что там Норт говорил о жизни по правилам? Когда-то она могла посмеяться над женщиной, которая заботится, что о ней скажут, что о ней подумают. Но Октавия беспокоилась не только о себе. Ей не хотелось, чтобы ее поступки легли пятном на Беатрис, на Спинтона, на ее деда, даже на Норта.

— Представляю, как тебе трудно смириться, — продолжала Беатрис, — но ты порвала все связи с прошлым. Они стали бы препятствием для будущего, которое ты выбрала.

Будущее выбрал дед. Октавия только согласилась с ним, не зная, как будет больно отказаться от всего. В то время ей хотелось стать леди, и она ухватилась за возможность иметь дорогие вещи и вращаться среди сливок лондонского общества.

Что она знала о жизни? Октавия была глупенькой девочкой, слишком молодой, чтобы понять, что богатство — это еще не все и что сливки общества — не есть самое лучшее.

— Да, — услышала она себя со стороны. — Я знаю. У нас с Нортом в лучшем случае может быть только шапочное знакомство.

— В самом крайнем случае.

— Да. — Очень горькое слово.

В голосе Беатрис появилось сочувствие.

— Я понимаю, для тебя он лучший из людей, но ты должна мне пообещать, что будешь с ним настороже.

Октавия заупрямилась:

— Мне ни к чему быть с ним настороже. Это не убедило Беатрис.

— На него обращают внимание мамаши с дочками на выданье. Они могут обеспечить ему положение, но он не женится. Почему?

— Потому что эти девушки глупы и неинтересны. — Или оттого, что нет той, кого можно сравнить с Октавией? Как ей вообще такое могло прийти в голову?

— Или оттого, что надеется подцепить богатый улов, хорошее состояние?

Если кузина не остановится, Октавия накинется на нее с кулаками.

— Не говори так! Ты его не знаешь.

— Ты тоже не знаешь. Теперь уже не знаешь. — Ага, еще один хорошо выверенный пинок. И пусть! Все равно она знает Норта лучше, чем Беатрис может представить.

— Вполне достаточно, чтобы понять, что он не охотник за приданым. У него есть свое состояние.

— А общественное положение? Уверена, он должен завидовать статусу своих братьев.

Да, завидует. Во всяком случае, завидовал.

— Нет, не думаю, что его это сильно беспокоит. Он доволен тем, что у него есть.

Беатрис посмотрела ей в глаза, взглядом подчеркивая важность сделанного вывода.

— Итак, в любом случае это еще один повод убедиться, что у тебя не появилось новой привязанности.

— Да. — Еще один повод, чтобы не заиметь новую привязанность.

Плохо то, что Октавия уже была привязана. А вот насколько сильно, понятия не имела.


Глава 8


Когда немного позже, уже под вечер, Норт приехал, чтобы забрать ее с собой, Октавия с трудом поверила своим глазам.

Он стоял в гостиной, одетый в простой темно-серый сюртук и такого же цвета панталоны. Одежда не элегантная, но превосходно на нем сидевшая. В глаза бросился контраст между светло-серым жилетом и белоснежной сорочкой. Расстегнутый ворот открывал загорелую шею. На Норте не было ни ленты, стягивающей воротник, ни галстука, который так любят некоторые джентльмены.

Сейчас Октавию поразил вид мужчины без галстука, хотя в Ковент-Гардене это было привычным делом.

Она уже сообразила, что, куда бы Норт ее ни повез, там не будет аристократов и никто их не узнает. Значит, они поедут в какое-нибудь мрачное и опасное место, где она окажется в полной его власти. Глупости! Это пусть Беатрис выдумывает подобные сказки. Октавия полностью доверяла ему.

— Ты просто вылитый негодяй.

Он усмехнулся:

— А ты выглядишь как торговка сыром.

Действительно. Октавия скрутила волосы в незамысловатый узел. Несколько вьющихся прядок спускались на уши. Простое платье из голубого муслина, аккуратное и без фокусов. Никаких украшений. На ногах старые туфли, которые нужно было выбросить пару лет назад, но все рука не поднималась — такие они удобные. На всякий случай при себе имелась шаль — вдруг ночью похолодает. И никаких перчаток.

Ей снова было шестнадцать, и они с Норри отправляются пошататься.

Да, именно по этой причине дрожь возбуждения бежала вниз по спине, от предвкушения сжимало грудь. Это было забытое чувство юности и свободы.

— Готова? — спросил он.

Октавия кивнула. Под ложечкой засосало.

— Готова.

Еще одна усмешка, и он протянул ей руку:

— Ну, тогда тронулись.

Не в силах удержаться, Октавия засмеялась, ухватилась за него и позволила этой теплой сильной руке вывести ее из гостиной, провести по коридору, миновать фойе и вывести на улицу, в тихий вечер.

Их ожидала пыльная черная карета.

— Я нанял экипаж, чтобы никто не смог опознать твой.

— А где твоя карета? — Октавия залезла внутрь. Там воняло табаком и плесенью.

Норт насмешливо фыркнул:

— У меня нет своей. — И стукнул в потолок, чтобы кучер трогал.