Эмили Сноу - Снова ты

Она поджимает свои тонкие, накрашенные губки, словно задумалась над тем комплектом белья, что я выбрала для блондинки актрисы, что сыграет главную роль в новом клипе на песню "Снова ты". Наконец-то моя начальница качает головой из стороны в сторону.

- Это не сработает. Это же видео группы Your Toxic Sequel, дорогуша. Тебе придется подойти к данному процессу немного более творчески.

Я собираюсь было спросить у Эмбер, что именно она имеет в виду, но тут девушка показывается из-за стола. В четыре шага она подходит ко мне, отталкивает меня в сторону и проводит рукой по стойке с нижним бельем; тут можно найти буквально все, от милейших вещичек от Fredericks of Hollywood и до фетишистских штучек от Agent Provocateur. Когда Эмбер отступает от стойки, то бросает мне в руки что-то больше похожее на две веревки из кожзаменителя, чем на нижнее белье, и торжествующе улыбается.

Я подымаю ткань перед собой и разглядываю ее. Автоматически мое лицо приобретает хмурое выражение, потому что в руках у меня реально жалкая пародия лифчика и трусиков.

Черт, я чувствую себя голой лишь от того, что держу подобное в руках.

Прикладывая к себе это белье, я опускаю взгляд на Эмбер - она ниже моих 177см даже несмотря на свои высоченные каблуки - и говорю:

- Думаю, лучше использовать более нежный образ. Я имею в виду, что "Снова ты" песня о любви, верно?

Грязная, сексуальная песня о любви, повествующая о интрижке на одну ночь, которая могла бы стать чем-то большим. Несколько ночей назад мы с соседкой по квартире смотрели лирическое видео на YouTube, и просто слушая голос Лукаса, я растаяла.

Его слова заставляли хотеть именно того, о чем он пел, хотя не думаю, что когда-то признаюсь в этом кому-нибудь еще.

Эмбер холодно улыбается, а затем направляется обратно к своему импровизированному столу, при этом выстукивая каблуками по бетонному полу. Она делает вид, что занята бумажной работой, прежде чем поднять на меня взгляд и сказать:

- Это белье подойдет актрисе, Сиенна.

- Даже не сомневаюсь, - говорю я. Но когда разворачиваюсь, чтобы уйти в комнату, которую нам выделили для работы во время съемок, моя начальница откашливается. Я замираю на месте, а затем настороженно оглядываюсь на нее поверх плеча, немножечко приподымая подбородок.

- Просто чтоб ты знала, я наняла тебя не для того, чтобы давать мне свои чертовы советы относительно подходящих для клипа костюмов. Я дала тебе это место, потому что один из моих коллег, которого я люблю и уважаю, сказал, что ты фантастически успешная студентка. Так что мне нужно, чтобы ты была столь же замечательна, как он и сказал, - говорит Эмбер. Кип, один из моих профессоров в сфере театра, дал ей эту рекомендацию. Я киваю, и уголки ее рта приподымаются вверх, от чего изгиб губ приобретает схожий с улыбкой вид. - Тебе также следует думать дважды, прежде чем критиковать группу, которая платит тебе зарплату.

Но я и не критиковала группу - только выбор Эмбер относительно костюма для музыкального клипа этой группы. Однако, несмотря ни на что, я отвечаю ей, что все понимаю. Идя по тускло освещенному бетонному коридору, я чувствую себя полной идиоткой, которой грозит стать еще и безработной лишь потому, что она не смогла держать свое гребаное мнение при себе. Я погружаюсь в свои мысли, пытаясь найти способ сгладить накал отношений с Эмбер, когда звук стандартного рингтона Verizon раздается у меня за пазухой. Повезло, что никого нет рядом, потому что если бы Эмбер узнала, что я не отключила свой телефон, то моментально бы меня уволила.

Я бросаюсь за угол, вытягивая спрятанный в лифчике телефон.

- Алло? - отвечаю я, едва дыша.

- У вас входящий звонок от... - начинает автоматический голос, и из моего горла вырывается гортанный стон. Это моя мать. Это моя мама, и сейчас я сожалею, что не посмотрела на экран, прежде чем принять вызов. Я довольно хорошо справлялась с задачей по игнорированию ее звонков в течение последних семи дней, но сейчас облажалась. Я не могу просто взять и положить трубку. Я провожу рукой по кончикам волос своего длинного хвостика и опускаю взгляд на ряды кнопок на моем телефоне; я смотрю на них, пока цифры и буквы не начинают размываться перед глазами. Голос на другом конце связи бормочет, требуя от меня принять вызов, и кончик моего пальца медленно движется вверх к кнопке окончания вызова.

Я качаю головой, пытаясь изгнать эту мысль. Так как я ответила, то теперь мама ни за что не перестанет мне звонить, не добившись хоть какой-то ответной реакции. Так что я с силой нажимаю на кнопку принятия вызова, молча ругая себя за это, пока до меня доносится голос мамы.

- Детка, я не говорила с тобой уже несколько недель, - она звучит так мило, отчаянно, что я вздрагиваю; мне известно, что взамен мама попросит меня о чем-то, что я не могу или не должна делать.

- Прости, у меня появилась новая работа. Плюс, была занята работой в школе, и мы с Тори только что...

Мама резко на меня шипит, что-то по типу звука "тссс", и это напоминает мне о детстве, когда она именно так всегда и прерывала меня. А затем она делает именно то, что я и предвидела.

- Мне нужно, чтобы ты мне выслала денег, Си.

Просит она как обычно.

- Сколько? - спрашиваю я, сжимая переносицу и ощущая прилив внезапной головной боли. - И как срочно они тебе нужны? - я медленно выдыхаю и вдыхаю через нос, ожидая, что же она мне ответит.

На мгновение мама остается тихой, будто задумываясь о требующейся сумме, хоть я и знаю, что вероятно, она знает о том, сколько нужно денег уже как несколько дней. А затем она наконец-то отвечает:

- Три тысячи было бы здорово, Си. И они нужны мне на вчера вообще-то, так что вышили мне эту сумму при первой возможности.

Мне никогда не удастся понять, зачем ей нужны деньги в тюрьме, но еще больше я не понимаю, почему не могу ей отказать, почему не могу сказать, что каждый заработанный мной пенни идет на оплату счетов и помощь бабуле. Чтобы помочь ей заботиться о моем семнадцатилетнем брате, Сете.

- Вышлю, как только получу зарплату.

Нет смысла говорить маме о том, что мы с моей соседкой Тори только что переехали в новую квартиру и о том, что счета тут достигают астрономических вершин. В ответ на это мама просто отчитала бы меня за решение переехать в Калифорнию.

- Когда это случится?

- По крайней мере через пару недель. Я работаю над съемками музыкального клипа... - мой голос смолкает, и часть меня хочет, чтобы мама спросила о моей новой работе или школе, но тут она начинает бормотать что-то о том, что я хороший ребенок.

- Это не важно, - говорю я напряженно.

Еще несколько минут мама треплется об ужасах тюремной еды и о том, как сильно ненавидит свою новую сокамерницу, а затем наконец-то автоматический голос прерывает ее жалобы, предупреждая нас, что осталась минута до завершения звонка.

Это самые длинные 60 секунд моей жизни.

- Так ты вышлешь мне эти деньги, верно? - прощупывает почву мама, и я неосознанно начинаю медленно кивать головой. Она нетерпеливо вздыхает и добавляет. - Сиенна, я не могу видеть, черт побери, твои действия. Да или нет – будет для меня более понятно.

Ненавижу, что не в силах повести себя как мужик и просто положить трубку. Ненавижу себя за то, что не могу послать ее к черту или поспорить с ней, просто нажать кнопку и оградить себя от этого человека, который ранил меня и моего младшего брата - ранил мою бабушку - раз за разом. Вместо всего этого, я испускаю протяжный вздох.

- Да. Я же только что уже это говорила, - обещаю я.

- Хорошо. Сиенна, я... - к моему облегчению, звонок прерывается как раз вовремя, освобождая меня от ее лжи о материнской любви.

Я прислоняю лоб к стене, стараясь собрать себя воедино, при этом мои руки так крепко прижимают к телу костюм для актрисы, что уверена, могу разорвать скользкий кожзаменитель на несколько кусков.

- Возьми себя в руки, - шепчу я себе. У меня нет времени на переживания семейной драмы - не тогда, когда мне нужно проявить себя перед Эмбер. А после нашей стычки всего несколько минут назад мне понадобятся все возможные преимущества, которые только удастся заполучить.

С этой мыслью я выныриваю из-за угла коридора, где пряталась последние несколько минут, и решаю отнести белье актрисе. Поскольку мой взгляд направлен в серый пол, а этот специфический коридор был погружен в тишину в течение всего утра, я не замечаю, что нахожусь здесь не одна, пока не натыкаюсь на твердое мускулистое тело.

- Дерьмо! – ахаю я и отшатываюсь назад. Покрытая татуировками рука тянется к моим запястьем и крепко сжимает их вместе, помогая устоять на ногах. Я сглатываю образовавшийся в горле ком, когда парень тянет меня к себе так, что наши тела врезаются друг в друга.

- По правде, я думал, что нахожусь ближе к понятию секса, - раздается низкий мужской колос, от которого я вздрагиваю.

Первое, на что натыкается мой взгляд - это его грудь. Она широкая и мускулистая, обтянутая белой эластичной футболкой. Ткань слишком тонкая, как для одежды в середине января, и когда я прищуриваюсь, то замечаю несколько татуировок на его коже под покровом хлопка. Медленно я поднимаю взгляд к его шее, сильному подбородку, оливковой коже лица и полным губам. Когда дохожу до его карих глаз, мое дыхание прерывается в один момент.

Я знаю эти глаза слишком хорошо, потому что когда получила данную работу, провела всевозможные исследования о группе Your Toxic Sequel. Так что передо мной стоит Лукас Вульф.

Солист этой группы.

Великолепно.

- Извините, - шепчу я.

Лукас наклоняет голову в сторону так, что его темные волосы почти касаются плеча, при этом уголок его рта приподымается. Выражение его лица было бы абсолютно сексуальным, если бы глаза Лукаса не были столь безэмоциональны. Гм, кого я обманываю? Эмоционален его взгляд или нет, этот мужчина великолепен. Я просто не хочу быть рядом, когда он решит что-нибудь сказать. Сегодня мне уже приходилось иметь дело с двумя ребятами из его группы - Уайттом, который пригласил меня в свою гримерку и Синджином, который усмехался мне до тех пор, пока я в конце концов не убралась куда подальше с парой джинс, которые он отказался одевать.

Когда я пытаюсь сделать шаг назад, Лукас скользит пальцами по моей коже, усиливая захват на запястьях, от чего из меня вырывается звук отчаянья.

Что, черт возьми, он делает?

Лукас пододвигается ближе ко мне, и его улыбка становится шире и опаснее, а в моей голове начинает живо проигрываться песня "Снова ты". Внизу моего живота возгорается жар, и я сдвигаю ноги вместе. Щелкая кончиком языка по своей верхней губе, Лукас опускает свой взгляд к полу, а затем устремляет его обратно к моему лицу. В этот момент его тело пододвигается так близко к моему, что между нами не остается больше пространства, и через мгновение он отпускает одно мое запястье.

Но следующее его действие ошеломляет меня. Он подымает руку и убирает упавшие мне на лоб прядки волос, от чего по моему телу пробегают импульсы электричества.

Мое горло пересыхает.

- Ты уронила свои трусики, - говорит Лукас, тихо рыча.

Она резко выдыхает воздух и снова втягивает, глядя на меня широко открытыми глазами.

- Что? - заикается девушка.

- Ты уронила свои трусики, - повторяю я, на этот раз медленнее, делая ударение на каждом слове, и девушка, которую я прямо сейчас держу в своих руках, неимоверно сексуально краснеет. Она прикусывает уголок своей губки, нервно подергивая ее между своими зубами.

Ее взгляд опускается в пол, глядя на черное белье, которое она уронила, налетев на меня, и через секунду девушка начинает истерично смеяться.

- Предполагаю, я и правда уронила трусики, - говорит она, но это больше походит на гребаный вопрос, чем на утверждение.

Нехотя, я убираю руку от ее лица, замечая то, как ее тело дрожит от моих прикосновений.

- Подожди, я помогу...

- Нет! - но мы оба опускаемся на колени практически одновременно и тянемся к белью. Ее голубые глаза не отрываются от моих, даже когда кончики пальцев девушки проходятся по костяшкам моей руки, и мы оба хватаем, выглядящее гладким, белье. Я дергаю трусики, поднимая их кончиками своих пальцев, дразня девушку и усмехаясь. Вдруг она прекращает кусать свои губы. И с силой сжимает зубы. Это напоминает мне о женщине, с которой я перепихнулся несколько месяцев назад, она скрежетала зубами, и все в ней страшно меня раздражало.