Элоиза Джеймс - Снова в дураках

- Честно говоря, последние несколько дней я провел достаточно интересно. Я приобрел небольшую венгерскую красавицу-кобылу, Ньяр, от Доктора Синтакса и Ксиллог.

- У Ньяр есть немного и английской крови, - с похвальным безразличием, по мнению Тобиаса, откликнулся Фелтон. Все же он не безнадежен.

- Менуэт я тоже купил, - мягко продолжил Тобиас.

- Юстон Стад никогда бы не продал Менуэт! - рявкнул Лусиус. - В прошлом году она выиграла Окс-Стейкс[16].

- Да, полагаю, Графтон предпочел бы не продавать Менуэт. Но у каждого человека есть цена, вы же знаете. - Утверждение повисло в воздухе. - И еще одно приобретение, - через мгновение добавил Тобиас. - Смоленско.

- О! Мои искренние поздравления, мистер Дерби.

Вот теперь он был в его руках; в глубине цивилизованных глаз Фелтона вспыхнул неприкрытый, холодный гнев.

- Ну что вы, - скромно отозвался Тобиас. - Теперь мне приходится думать, как же они выдержат долгое путешествие в Индию. Некоторые лошади не могут приспособиться к замкнутому пространству судна, тем более на несколько недель.

- Вы не можете везти их в Индию, - заявил Фелтон. - Это просто убийство.

- Конечно, могу. Я также веду переговоры по поводу Уискера. Вы должны его помнить, ведь в прошлом году он обошел обоих ваших скакунов в Эпсом-Даунс[17]. Вы знаете, лорд Первинкл, - произнес Тобиас, поворачиваясь к хозяину вечера, - я только что рассказывал Фелтону о своих планах завести конюшню в Индии. Для этого я уже приобрел несколько лошадей.

- Хорошо, хорошо, - отозвался лорд Первинкл, улыбаясь своей довольно очаровательной, рассеянной улыбкой. - Не присоединиться ли нам к леди?

Когда они вошли в гостиную, Женевьева снова сидела за фортепьяно. Тобиас сразу же подошел к ней. Фелтон не относился к тем мужчинам, что тянутся за своим соперником; мгновение спустя он уже сидел на кушетке рядом с их хозяйкой дома, выглядя так, словно ему совершенно не интересно, что происходит в углу комнаты возле фортепьяно.

Женевьева просматривала ноты.

- Я с нетерпением жду завтрашнего дня, - сказал ей Тобиас.

- Полагаю, может пойти дождь, - заметила Женевьева. - В этом случае я, конечно же, пожелаю остаться дома.

- Я был бы в восторге, - ответил он с дьявольской усмешкой на губах.

Женевьева слегка вспыхнула.

- Это не было приглашением присоединиться ко мне, мистер Дерби!

Она встала и осмотрелась, нельзя ли ей сбежать, он же чуть-чуть сдвинулся с места. Чтобы обойти Тобиаса, Женевьеве пришлось бы коснуться его плеча. И она, без сомнения, осталась там, где стояла. Ее платье, все обшитое светлыми кружевами и тонкими лентами, делало ее хрупкой и изящной, словно цветок нарцисса.

- Раньше вы не были столь аккуратны, - заявил Тобиас. - Я помню вас в испачканном травой переднике, с волосами, выбившимися из прически, и круглыми щечками.

Женевьева сузила глаза.

- Было совсем не похоже, что вы замечали меня, когда я была ребенком.

- Воспоминания возвращаются ко мне точно так же, как это имеют обыкновение делать дурные сны. Мне кажется или и правда был такой период, когда ваши волосы имели синий оттенок?

- Определенно, это ваш ночной кошмар, - холодно ответила Женевьева, пытаясь прошмыгнуть мимо его плеча.

Тобиас, моментально среагировав, поймал ее за руку.

- Вы не помните? - мило промурлыкал он с веселым изумлением в голосе. - А я так понял, что для окраски волос вы использовали ежевику.

- Вы, должно быть, вспомнили кого-то другого, - парировала Женевьева.

Он смущал ее своим взглядом, в котором светилось что-то, что заставляло ее краснеть.

- Ах, нет, у меня замечательная память, - не сдавался он.

Эта его медленная улыбка должна быть запрещена! Женевьева была не в силах отвести взгляд. Он снова взял ее руку и поднес к губам.

- Мне кажется, я помню о вас... все.

- Это была черная смородина, а вовсе не ежевика, - сказала вдруг Женевьева и испугалась, поняв, что произнесла это хриплым шепотом.

- Почему вам пришло в голову сменить цвет ваших волос? - похоже, он был искренне озадачен. - В своей жизни я не видел ничего красивее. В Индии полно шелков всевозможных расцветок, но я никогда не встречал ни одного, способного конкурировать с вашими волосами. - Он коснулся ее локона одним пальцем.

Женевьева сглотнула. С ее стороны это была совершенно разумная попытка закрасить полосатость волос черным цветом. Но сейчас, когда Тобиас Дерби так смотрел на ее локоны, она не могла понять, с чего вдруг ей когда-то хотелось иметь темные волосы.

- Конечно же, вы помните, - еле слышно прошептал он. - Ваши волосы... в карете? Вероятно, я никогда не смогу их забыть, сколько бы лет ни прошло с тех пор.

Дрожь пробежала по спине Женевьевы. Он был очарован ее кудряшками, уткнулся в них носом, целовал их, разбрасывал по своему и ее телам, и так длилось все то время, пока они ехали в карете в Гретна-Грин, где он должен был сделать ее своей женой.

И чего так никогда и не случилось.

Она опомнилась и отняла у него свою руку.

- Извините меня, мистер Дерби, - произнесла она с фальшивой вежливостью. - Как бы не было интересно обсуждать воспоминания детства, все же я полагаю, мой жених ждет меня.

И она ушла к Фелтону, даже стройная спина выдавала ее возмущение. Тобиас только усмехнулся ей вослед. Она помнила, она очень хорошо все помнила.

Женевьева оделась для встречи с Тобиасом Дерби с особой тщательностью, полная необъяснимых предчувствий. С какой стати она позволила ему сопровождать ее? Ей же совершенно ясно, что он остался таким же диким и необузданным, каким и был когда-то. Честность заставила ее признать свою странную необычную восприимчивость к его очарованию, хотя она понимала, что Тобиас и близко не так красив как Фелтон и совершенно не обладает его неотразимым блеском аристократического воспитания. Фелтону достаточно было посмотреть на нее с едва заметным одобрением, и Женевьева начинала чувствовать себя так, словно получила от него все возможные рождественские подарки, завернутые лишь в одну его улыбку. А вот Тобиас никогда не смотрел на нее с одобрением, в его взгляде читалась чистая страсть. Когда они росли, казалось, в деревне он был не на своем месте, а теперь он выглядел таким же безнадежно неуместным в Лондоне: слишком большой, слишком стремительный, слишком чувственный. Действительно, даже просто находясь рядом с ним, она ощущала нервное истощение. В его обществе женщина должна быть постоянно настороже или окажется лежащей на спине прямо в общественном парке.

Вот этого точно не должно повториться, сказала себе Женевьева. Она вовсе не такая женщина. Нет, она - невеста Лусиуса Фелтона. Он попросил ее руки в спокойной, учтивой манере, которую она полностью одобряет. Так почему же она все-таки тратит впустую свое время на Тобиаса Дерби?

Ровно в два часа Женевьева спустилась вниз, одетая в платье для прогулок из бледно-голубого муслина, отделанного белым кружевом. Оно выглядело скромным, но в то же время удивительно подходящим, особенно к накидке из синей шелковой тафты. В руках она держала кружевной зонтик от солнца с острым наконечником (превосходное дополнение для отражения похотливо настроенных мужчин). Начиная с кончиков голубых туфелек и кончая лентами, вплетенными в волосы, ничто в ней не должно было вызвать у мужчины страстное желание.

А посему не находилось никакого объяснения тихому огню, немедленно вспыхнувшему в глазах Тобиаса, как только он увидел ее. Этот слегка потемневший синий оттенок его глаз хоть и вызвал в Женевьеве некоторую неловкость, но внезапно заставил почувствовать себя счастливой. Он - мерзавец, напомнила себе Женевьева. Этот мужчина настолько похотлив, что глазеет даже на тех леди, вырезы платьев которых приближаются к ушам.

- Надеюсь, наш пикник будет довольно кратким, - сказала Женевьева, спускаясь со ступенек крыльца и проходя к карете Тобиаса, при этом ее зонтик был открыт и явно предостерегал от любого его намерения сделать выпад в ее сторону. - Я должна вернуться пораньше и успеть переодеться для оперы. Фелтон и я собираемся смотреть "Белого Слона", последнее сочинение графа Годвина.

- Граф - это титул композитора или его имя? - поинтересовался Тобиас.

Женевьева позволила лакею помочь ей сесть в карету, словно была хрупкой фигуркой из китайского фарфора. Она вовсе не та женщина, что будет карабкаться туда самостоятельно.

- Он сейчас очень популярен, - без всякого интереса заметила она, вынимая веер. - Оперы принесли ему известность.

- Должно быть, в Англии произошли большие изменения с тех пор, как я уехал из страны, - откомментировал Тобиас ее сообщение, занимая место напротив Женевьевы. - Что-то я не припомню пэров, не брезгающих заниматься музыкой.

- И почему он должен быть таким напыщенным? Куда мы едем? - спросила она, добавив в свой голос изрядное количество скуки.

- На Варфоломеевскую ярмарку[18], - ответил он.

Женевьева вздохнула, изображая безмерную усталость светской дамы.

- Варфоломеевская ярмарка? Но с какой стати? Люди нашего круга никогда не посещают Варфоломеевскую ярмарку!

- Почему же нет?

- Поскольку она... она - не для нас, вот почему!

- Не будьте такой гусыней. Сегодня день святого Варфоломея, и те, у кого все в порядке с головой, отправляются на ярмарку.

- Ради Бога, - без всякого выражения произнесла Женевьева. - Никогда не слышала ничего подобного. И что мы будем там делать, молиться? - Она активно обмахивалась веером, чтобы скрыть свое смятение. Один плюс в этом все же был, на ярмарке их никто не узнает.

- Есть свинью Варфоломея, - лениво ответил он, вытягивая ноги так, что Женевьева была вынуждена отодвинуться на своем сиденье, лишь бы избежать прикосновения его лодыжки. - А также имбирный пряник в форме человечка. Вот увидите, Женевьева, я непременно съем пряник в виде леди. А вы?

Она сузила глаза и уставилась на него. Почему-то ей показалось, что он пытается ее поддразнивать.

- Никогда в жизни не ела ничего похожего! - резко заявила она. - Имбирные пряники выпекают в форме квадрата.

Он рассмеялся.

- В вашем образовании существуют досадные упущения, любовь моя.

- Не смейте называть меня своей любовью! - воскликнула она, явно рассерженная.

Как только Женевьева покинула карету, она мгновенно окунулась в невообразимый шум, создаваемый мелкими разносчиками (торгующими всем на свете - от фарфоровых ваз до гусей), трубами и пронзительными звуками шарманок вдали, а также вызывающим головокружение скрипом, издаваемым задыхающимся мужчиной, играющим на ужасно громкой волынке. И куда бы она ни посмотрела, всюду были люди: одетые в красное солдаты, сопровождающие хорошеньких девушек; ученики с вздернутыми носами и озорными глазами; жены простых горожан в белых передниках, несущие корзины с всякими вкусностями; а также сельский люд, глядящий на все это, открыв рот. Женевьева онемела, подобно любому из этих провинциалов.

Взглянув на нее, Тобиас усмехнулся и поинтересовался:

- Великолепно, не правда ли?

- О, да! - выдохнула Женевьева. - Да!.. Что это? - спросила она, указывая зонтиком на ряд помещений, украшенных яркими цветными занавесами и расписными вымпелами, трепещущими на ветру.

- Там располагаются участники различных интермедий, - пояснил Тобиас, беря ее под руку. - Канатоходцы, акробаты, кукольники...

- Идемте же посмотрим! - воскликнула Женевьева. Они стали пробиваться сквозь толпу. - О, смотрите! "Русалка"! Мы должны ее увидеть! И "Мудрая Свинья": что такого мудрого может быть в свинье? "Летающие Лодки": их мы тоже должны увидеть. И "Золотого Гуся"!

- Начнем с "Русалки"?

Женевьева кивнула. Тобиас отдал три пенса чумазому человеку, стоящему в дверях, и они вошли внутрь.

- Что за жалкая русалка! - с негодованием воскликнула Женевьева, выходя из балагана. - Даже мне было видно, что ее ребра сделаны из бумаги! А ее волосы! Уверена, она носит парик!

- Зато грудь - ее собственная, - заверил Женевьеву Тобиас.

Женевьева нахмурилась. Грудь русалки только отчасти была прикрыта волосам, что, скорее всего, и объясняло, почему первый ряд зрителей, прежде всего состоял из скалящих зубы мужчин.

- Теперь хочу увидеть "Живой Скелет"! - заявила Женевьева, развернувшись на каблуках и посмотрев на Тобиаса. Совершенно неудивительно, что так называемая русалка бросила на него такой зазывный взгляд.

Он понимающе рассмеялся, но она не обратила на это внимания.

Четыре часа спустя, они посетили все, что смогли. Под "Живым Скелетом" подразумевался тощий человек, вызывающий жалость, но "Летающие Лодки" действительно оказались поразительными. "Полная Леди" была достаточно полной, хотя Женевьева подумала, что госпожа Пинклер в деревне, пожалуй, даст ей сто очков вперед. Они видели "Дикого Льва", "Дикого Борова" и "Единорога". Они посмотрели, как бросают друг друга акробаты, а дамы в тафте танцуют на тонком канате.