Карен Рэнни - Снова влюблены

— Какого черта ты приволок ее сюда? — раздался недовольный голос.

— Она отказалась говорить.

— Вытащи кляп, — приказал обитатель кареты. — Никто не смеет обращаться с представителями рода дю Маршанов как с заурядными преступниками.

Вот кем она всегда была, подумала Жанна, опустившись на сиденье. Не личностью, а вещью, ценность которой определяется принадлежностью к старинному роду, а не тем, что она собой представляет.

Она потерла онемевшие губы, глядя на сидевшего напротив мужчину.

— Здравствуй, отец.

Граф, как всегда, выглядел безупречно.

— Она говорит, что у нее нет рубина.

Граф прищурился, пристально глядя на нее.

— Полагаю, так оно и есть. — Он повернулся к ее похитителю. — Оставь нас, — приказал он, и мужчина исчез, Жанна откинулась на подушки, повернувшись к нему лицом.

— У меня нет рубина, — хрипло произнесла она. Голос все еще звучал надтреснуто, и она помассировала горло. Граф взглянул на ее шею со следами грубых пальцев и отвел глаза. — Где моя дочь?

В его глазах мелькнула растерянность.

— Твоя дочь?

— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. О Маргарет Макрей. О малышке, которую ты похитил. Где она?

Граф стряхнул с рукава невидимую пылинку.

— Понятия не имею, но меня удручают все эти разговоры. Неужели ты так и не научилась осмотрительности?

Где рубин? — спросил он, откинувшись на сиденье и устремив на нее холодный взгляд.

— У Дугласа, — сказала она, слегка улыбнувшись.

Его лицо исказилось в гневной гримасе.

На пути домой Дугласа подгоняло нетерпение. Он не переставал молиться, надеясь, что к тому времени, когда он доберется до дома, поступят какие-нибудь известия о Маргарет. Или, еще лучше, она сама окажется дома.

«Я не хотела волновать тебя, папа», — скажет она. Дуглас не представлял себе, что заставило девочку уйти из дома. Она не была строптивой.

Ласситер все еще не вернулся, и дверь открыл высокий молодой лакей, отвесив Дугласу слишком низкий поклон.

— Есть новости?

— Нет, сэр.

Дуглас вошел в библиотеку, закрыл за собой дверь, приблизился к камину и остановился перед портретом.

Шторы были задернуты, но луч света, пробивавшийся между ними, освещал замок, на фоне которого была изображена Маргарет. Никогда еще она не казалась ему такой похожей на его бабушку, Мойру Макрей.

— Я хочу только одного, Маргарет, — тихо произнес он, — чтобы ты была в безопасности.

Невыносимо было думать, что с его дочерью случилось несчастье. Что кто-то похитил Маргарет, преследуя какую-то зловещую цель.

В этот момент Дугласу до боли захотелось увидеть Жанну. Понять, как она выдержала девять лет неопределенности.

Ему следовало более тщательно оберегать Маргарет. Он мог бы позаботиться о более прочных запорах на окнах. Или нанять охранника, который дежурил бы по ночам.

Впрочем, есть вещи, которые невозможно предотвратить. Дуглас знал это, как никто другой. Он сделал все возможное, чтобы дочь находилась в безопасности.

И тот факт, что кто-то вторгся в его дом, не только привел его в ярость, но и заставил почувствовать себя виноватым.

Спустя минуту он уже стучал в дверь Жанны. Не получив ответа, повернул ручку и обнаружил, что комната пуста. Дверца гардероба распахнута, кое-какая одежда валяется на полу.

Он дернул за шнур звонка и обратился к появившемуся лакею:

— Где мисс дю Маршан?

— Не знаю, сэр. Прикажете спросить слуг?

— Да, — нетерпеливо отозвался Дуглас.

Он подошел к гардеробу, повесил вещи Жанны в шкаф, сунув вниз штопаные чулки. Ее одежда пахла лилиями, и Дуглас помедлил, пройдясь пальцами по рукаву одного из платьев, прежде чем закрыть дверцу.

У Жанны было на удивление мало вещей — все они умещались в небольшом саквояже. В этом смысле ее можно было сравнить с беднейшей из обитательниц Эдинбурга, хотя Жанна происходила из знатной семьи, богатой и уважаемой во Франции.

На ночном столике лежала книга в красном кожаном переплете и очки.

Жанна надевала очки, лишь когда читала. Открыв томик, Дуглас с изумлением обнаружил, что это дневник.

«У меня будет ребенок. Я так счастлива. Не могу дождаться, когда увижу Дугласа и поделюсь с ним этой новостью. Боюсь, счастье написано у меня налицо, потому что я не перестаю улыбаться».

Дуглас закрыл дневник, затем открыл снова и пролистал до последней записи. Она была сделана позавчера.

Почерк существенно отличался от того, которым делались предыдущие заметки. Был более сдержанным, без завитушек и росчерков.

«Порой, когда я смотрю на Дугласа с Маргарет, мне кажется, что мое сердце разорвется. Вот истинное наказание за мой грех — видеть то, что никогда не будет моим, и бесконечно желать этого. О, моя прекрасная дочь, мой небесный ангел, как я тоскую по тебе».

— Сэр? — раздался голос Бетти.

Обернувшись, Дуглас положил книгу и очки на ночной столик. Что-то блестящее привлекло его внимание.

Он нагнулся и поднял с пола медальон.

— Мисс дю Маршан отправилась искать Маргарет? — спросил он, пропуская цепочку между пальцами и пытаясь понять, почему вдруг его охватил страх.

— Вряд ли, сэр. Когда я постучала в дверь несколько часов назад, ее здесь не было.

Дуглас раздраженно уставился на няню и стоявшего за ней лакея:

— Что происходит в этом доме? Может, где-то под лестницей образовалась дыра, где исчезают люди? Почему все время кто-то пропадает?

Глаза Бетти округлились.

Дуглас ткнул пальцем в лакея:

— Когда ты приступил к своим обязанностям?

— В два часа, сэр, — сказал тот, судорожно сглотнув.

— А ты когда вернулась? — осведомился Дуглас, ткнув пальцем в Бетти.

— Примерно в то же время, сэр, — ответила она, присев в реверансе.

— Значит, ни один из вас не знает, когда она могла уйти? — Сам Дуглас ушел из дома примерно в восемь утра, значит, Жанна могла отсутствовать уже несколько часов.

Дуглас потер рукой лоб.

Неожиданная мысль пришла ему в голову: что, если они исчезли вместе? Что, если Жанна оставила его и забрала с собой Маргарет? Это было бы идеальным наказанием, которое он, пожалуй, заслужил.

Однако Жанна не способна на подобную жестокость.

— Что ты намерен делать? — спросила Жанна у отца.

— Ты полагаешь, наше родство дает тебе право разговаривать со мной в таком тоне?

— Ты так и не понял, отец, — сказала она, превозмогая боль в горле, — что я давно не боюсь тебя. Зло, которое ты причинил мне, находится за гранью возможного.

— В таком случае жаль, что наказание ничему тебя не научило.

— О, оно многому меня научило. Хочешь, расскажу, чему именно?

— Надеюсь, наше путешествие будет не столь продолжительным, Жанна, — ответил граф, — тем более что эта тема не вызывает у меня ничего, кроме скуки.

С минуту Жанна молча смотрела на него.

— Ты не намерен отпустить меня, не так ли? Можешь не притворяться, отец. Я все равно тебе не поверю.

— Ты могла бы стать источником гордости, Жанна.

Но, как и большинство женщин, оказалась неспособна совладать со своими эмоциями. И стала шлюхой.

— По крайней мере я не пожертвовала всем ради своей гордыни. Эдинбург просто кишит людьми с древними именами, занимавшими высокое положение во Франции.

Но это не спасает их от голода.

Граф бросил на нее высокомерный взгляд:

— Я не намерен ронять свое достоинство, нанимаясь на работу.

— Твои действия навлекли больший позор на имя дю Маршанов, чем мой проступок. Кем нужно быть, чтобы приказать убить ребенка?

— Ублюдкам нет места на нашем фамильном древе.

— Конечно, — презрительно отозвалась Жанна, — в отличие от убийц.

Дуглас закрыл глаза, морщась от головной боли. Библиотека, обычно служившая ему убежищем, казалась теперь тюрьмой. Он поднялся из-за стола и вышел из комнаты, направившись в заднюю часть дома.

— Ласситер вернулся, сэр, — окликнул его один из лакеев. — Прикажете его найти?

Дуглас обернулся:

— Нет, пусть отдыхает.

— Могу я чем-нибудь помочь, сэр? — не отставал услужливый лакей.

— Ничем, если не можешь оседлать лошадь, — отрезал Дуглас. — Займись своими делами.

Он был на полпути к конюшне, когда его снова окликнули. Дуглас остановился и тяжело вздохнул, моля Бога послать ему терпение. На сей раз это был Ласситер, все еще облаченный в рабочую одежду.

— Сэр! — позвал Ласситер.

— Тебе нужно отдохнуть, — сказал Дуглас, когда тот подошел ближе. Дворецкий был далеко не молод, но Дуглас мог поклясться, что сегодня он трудился наравне с остальными.

— Только что доставили, сэр. — Ласситер протянул ему конверт.

Дуглас взял конверт и скользнул пальцами внутрь.

— Кто доставил?

— Какой-то мальчишка. Ждет в холле.

— Вряд ли он что-нибудь знает, — произнес Дуглас, пробежав глазами послание. Оно было коротким:

«Если хотите снова увидеть ее, принесите рубин».

Он смял записку в кулаке — вместе с подписью графа дю Маршана.

— Я взял на себя смелость расспросить парнишку. Думаю, вы правы, сэр. Ему заплатили, чтобы он отнес вам конверт и проводил вас в Мэри-Кинге-Клоуз. Я не советовал бы вам, сэр, отправляться одному в такое место.

— Мою дочь похитили, а теперь и Жанна пропала. У меня нет выбора.

— Может, мне пойти с вами, сэр? — предложил Ласситер. — У меня есть некоторый опыт в кулачных боях.

Дуглас улыбнулся. Престарелый дворецкий выглядел так, словно его может унести порыв ветра, если бы не свирепый взгляд, предупреждавший, что он заслуживает самого серьезного к себе отношения. Не далее как сегодня он продемонстрировал свою преданность и решимость.

— Ты не перестаешь удивлять меня, Ласситер.

— Человек — это не только его работа, сэр. — Дворецкий склонил голову и улыбнулся, отчего выражение его лица немного смягчилось.

— Спасибо за предложение, — сказал Дуглас. — Я не такой дурак, чтобы соваться в львиное логово без подкрепления.

Вот только кого он возьмет с собой? Все его служащие, не считая Ласситера и молодого лакея, рыщут по городу. Из этих двоих он выбрал бы Ласситера.

— Так что, сэр? Идем? — Дворецкий одернул свою рабочую куртку, поправил шапку и выставил вперед подбородок.

Забавно было смотреть на него. Однако Дугласу было не до веселья. Сопровождаемый Ласситером, он завернул за угол дома и кивнул дожидавшемуся его мальчишке.

— Он не придет, — сказала Жанна все еще хриплым голосом.

— Тогда помолись, чтобы он пришел, дорогая, — отозвался граф, поставив фонарь на небольшой столик. Помещение, где они оказались, представляло собой четыре голые стены с дверным проемом, настолько тесное, что больше походило на кладовку. Мужчина, похитивший Жанну, привел их в эту темную сырую конуру и исчез, как только ее отец заплатил ему несколько монет.

— Иначе ты убьешь меня? Но здесь нет Жюстины, чтобы выполнять твои приказы. Или ты нашел кого-нибудь еще для грязной работы?

— Ты изменилась, Жанна, — заметил граф. — Признаться, я удивлен. Пребывание в монастыре не сделало тебя смиренной, совсем наоборот.

— Оно помогло мне освободиться от предрассудков, — отрезала Жанна. — Скажи, отец, ты когда-нибудь сожалел о том, что отправил меня туда?

Он на мгновение задумался.

— С какой стати? Ты опозорила имя дю Маршанов и понесла заслуженное наказание.

Что ж, ему нельзя отказать в последовательности.

— Скажи, где Маргарет?

Вместо ответа он откинулся на стуле, устремив на нее любопытный взгляд.

— Ты напоминаешь мне свою мать, Жанна. Сходство просто поразительное. Моя дорогая Элен тоже была англичанкой до мозга костей.

— Как ты это определил? — поинтересовалась Жанна.

Граф выгнул бровь.

— По излишней прямоте, граничащей с бестактностью, — сказал он.

— И независимости?

— Пожалуй.

— Тогда я скорее шотландка.

Бросив на нее раздраженный взгляд, граф передвинул свой стул в тень и прикрутил фитиль фонаря, так что его света едва хватало, чтобы рассеять мглу. Затем выдвинул лезвие трости ровно настолько, чтобы быстро выхватить его в случае необходимости.

— Ты переоценил мое значение для Дугласа Макрея, — сказала Жанна.

— Едва ли. Думаю, Макрей тебя очень высоко ценит.

Не мог же он забыть Париж?

Пораженная, она крепко сцепила пальцы, стараясь не выказывать эмоций.

— Как ты узнал?

— О, я постарался выяснить, кто отец твоего ребенка.

И мог бы продемонстрировать ему всю степень своего недовольства, не покинь он Париж с такой поспешностью.

— Если ты получишь рубин, то вернешься во Францию?

Граф помрачнел:

— Не сейчас. Возможно, после того, как это безумие закончится и аристократия займет положенное ей место.

Жанна была благодарна судьбе за возможность увидеть его в истинном свете. Обстоятельства лишили его высокого положения и богатства, но он продолжал цепляться за мысль, что принадлежит к числу избранных. Он искренне полагал, что общепринятые правила и нормы поведения неприменимы к графу дю Маршану. По этой причине он со спокойной совестью приговорил к смерти собственную внучку и заточил в монастырь дочь.