Карен Рэнни - Снова влюблены

Вы считаете, что она имеет какое-то отношение к камню? — небрежно поинтересовался Толбот.

— Да, — неохотно признал граф. Ювелиру незачем знать, что он последовал за своей дочерью из Франции, узнав от бывшей домоправительницы, что она сбежала из монастыря. Жюстина была предана ему, как и раньше, и также искусна в постели. Единственное, что изменилось в ней с годами, так это роскошные рыжие волосы — в них появились седые нити.

И пожалуй, неожиданное неприятие боли. Кроме того, у нее появилась нездоровая тяга к религии. Как-то раз он застал ее за молитвой. Образ его любовницы, вымаливающей у Бога прощение за многочисленные грехи, казался бы забавным, не будь он таким пошлым.

— Эта женщина — закоренелая воровка.

Ювелир молча смотрел на него, словно пытался оценить правдивость этого заявления. Граф ждал, стараясь не показывать своего раздражения.

— Она работает у Хартли, — сказал наконец Толбот, подтвердив подозрения Николя, что его дочь стала прислугой.

— И что ей было нужно?

— Почему я должен говорить вам это? — На лице ювелира снова появилась усмешка, начинавшая утомлять графа.

— Потому что она воровка, — сказал он. Элен оставила рубин дочери в соответствии с их брачным договором.

Но кто мог знать, что во Франции произойдет революция и он окажется на грани нищеты? Рубин обеспечил бы ему некоторый комфорт на то время, пока во Франции не воцарится порядок и он не займет принадлежащее ему по праву место. Это лучше, чем ютиться в крохотной комнатушке в Париже, пока в его великолепном дворце обитает какой-то простолюдин, еще вчера наверняка торговавший рыбой.

— В таком случае драгоценность должна быть возвращена законному владельцу, — сказал Толбот.

Несколько секунд они оценивающе смотрели друг на друга.

Магазинчик был небольшим и довольно убогим. Во Франции именитые купцы являлись к графу дю Маршану, чтобы продемонстрировать ему свои товары. Увы, в последние два года ему приходилось самому посещать их заведения, продавая фамильные ценности, чтобы купить еду и дрова.

Волан, одна из достопримечательностей Франции, был разрушен до основания, лишив его дохода и сокровищ, накопленных за всю жизнь. Ему удалось спасти горстку драгоценностей, прежде чем бежать, спасаясь от толпы, но они быстро таяли.

— Может, нам заключить соглашение? — внезапно предложил Толбот с улыбкой. — Я сообщу вам, если она попытается продать мне рубин, а вы позволите мне продать его для вас.

— За солидные комиссионные, разумеется. — Окинув взглядом тесное помещение, граф искренне усомнился, что клиенты Толбота в состоянии приобрести рубин, однако не подал виду.

— Справедливые комиссионные, — уточнил ювелир.

— Надеюсь, вы понимаете, — любезно заметил граф, — что вначале я должен получить свой рубин.

— Я помогу вам, — сказал Толбот, протянув руку.

Секунду Николя смотрел на ювелира, вглядываясь в его лицо. Надо быть дураком, чтобы доверять этому человеку.

Тем не менее он пожал протянутую руку и улыбнулся.

Толбот не единственный, кто готов ухватиться за представившуюся возможность.

Жанна стояла у окна классной комнаты, глядя на залитую полуденным солнцем улицу.

Уроки на сегодня закончились. Дэвис проявил похвальное усердие, несмотря на рассеянность Жанны, чьи мысли были заняты разговором с Дугласом.

Итак, у него есть жена. И дочь.

Интересно, можно умереть от зависти? Или сожалений? Вполне, если судить по тугому узлу, который завязался у нее в желудке. Закрыв глаза, Жанна тщетно пыталась не думать о Дугласе.

У Дугласа есть жена и ребенок.

Она не могла не гадать, как они живут. Любят ли друг друга? Что за женщина его жена? Обещал ли он ей, что будет любить ее вечно, что бы ни случилось? Если да, то он куда более постоянен по отношению к своей жене, чем когда-то был к ней.

Она ненавидела Дугласа за это постоянство. Где он был, когда она нуждалась в нем?

Дверь отворилась. Жанна обернулась, ожидая увидеть Дэвиса, но вместо него на пороге появился Роберт Хартли. Время назначенной встречи еще не наступило, к тому же она не думала, что он придет в классную комнату.

Отойдя от окна, Жанна принялась собирать книги и прочие принадлежности, которые они с Дэвисом использовали во время занятий.

— Вы слишком прилежны, Жанна, — заметил Хартли, прислонившись к косяку двери и наблюдая за ней. — За уборку я плачу горничным.

— Я считаю, что аккуратность служит хорошим примером, — возразила Жанна. Хотя ситуация назревала давно, она страшилась предстоящего объяснения. — Ваш сын делает успехи в арифметике.

Хартли пренебрежительно махнул рукой. Жанна подавила вспышку раздражения, продолжая наводить порядок в классной комнате.

— Прислуга хорошо отзывается о вас, — сказал он.

Жанна бросила на него взгляд, не зная, как отнестись к этому замечанию.

— Приятно слышать, сэр. — Она повернулась спиной к Хартли, молясь, чтобы он понял намек и ушел.

Вместо этого он подошел ближе:

— Вы действительно хотите оттолкнуть меня, Жанна?

Предупреждаю, я не из тех, кто легко сдается.

— Что вы имеете в виду? — поинтересовалась она, повернувшись к нему.

Если она рассчитывала смутить его, то напрасно. Хартли улыбнулся, глядя на нее с выражением искренней симпатии, если бы не хищный блеск в глазах.

— У меня есть к вам предложение, — сказал он. — Я обеспечу вас собственным домом, каретой и небольшой рентой. Ничего чрезмерного, конечно, недостаточно, чтобы вы чувствовали себя счастливой. Все, что я прошу в обмен, — это несколько ночей в неделю. По-моему, это куда менее обременительно, чем быть гувернанткой.

— Я предпочла бы сохранить доброе имя, — вежливо отозвалась Жанна. — Положение любовницы, к сожалению, этому не способствует.

— Не все ли равно, что думают люди? — вкрадчиво произнес он. — Такое соглашение было бы выгодным для нас обоих. Неужели общественное мнение так много значит для вас?

Большую часть своей жизни Жанна провела, готовясь занять положение, достойное дочери графа дю Маршана, а последнее десятилетие расплачивалась за то, что позволила себе забыть об этом.

— Да, — солгала она с непроницаемым видом. — Общественное мнение очень важно для меня.

— Возможно, мне удастся переубедить вас. — Хартли шагнул ближе, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не двинуться с места. — Вы прелестно округлились за последние месяцы. — Его взгляд с оскорбительной медлительностью прошелся по ее телу.

Непринужденно улыбнувшись, он протянул руку и накрыл ладонью ее грудь.

Жанна имела опыт общения с мужчинами, считавшими тех, кто зависел от них, легкой добычей. Она не шелохнулась, когда его большой палец принялся потирать ее сосок. Неужели он настолько глуп, что считает женщину всего лишь набором отдельных частей? Чтобы ее тело откликнулось на прикосновение мужчины, она должна либо любить его, либо иметь корыстные намерения.

— Дэвиса уже пора отсылать в школу, — сказал Хартли, убрав наконец руку. — Когда он уедет, мне не понадобится гувернантка, во всяком случае, в ближайшие годы.

— Вы вправе поступать, как считаете нужным, сэр, — отозвалась Жанна, презирая его за эту угрозу. Она выжила во Франции; она вынесет все, что бы ни случилось с ней в будущем. Но страх слишком долго был ее постоянным спутником, чтобы мириться с ним и дальше, — еще одна причина, чтобы ненавидеть Хартли.

Тираны везде одинаковы, независимо от национальности.

— Я считаю, что вправе коснуться вас, Жанна. Вы возражаете? — Он скользнул ладонью по лифу ее платья.

— Дэвис может вернуться в любой момент, — напомнила она.

— Едва ли, — возразил Хартли. — Я велел няне отвести детей на прогулку. Его не будет некоторое время.

Он подошел вплотную, заставив Жанну попятиться, пока она не уперлась спиной в стену.

— Быть моей любовницей совсем неплохо, Жанна. — Его улыбка была любезной, выражение лица приятным, словно он не видел ничего предосудительного в своем предложении. — Вполне возможно, что вы найдете наше соглашение приятным.

Его нельзя было назвать некрасивым. Пожалуй, она сочла бы его привлекательным, если бы не скверный характер и отсутствие элементарной порядочности.

— Вы женаты, сэр. Вы не забыли об этом?

Хартли рассмеялся:

— Конечно, нет. Именно поэтому я намерен снять для вас дом.

Он снова протянул руку и обхватил ее грудь, слегка сжав. Жанна вздрогнула и напряглась.

Хартли сузил глаза.

— Вам следует привыкать к моим прикосновениям, Жанна, если вы собираетесь стать моей любовницей. — Он больше не улыбался, глядя на нее с выражением человека, сознающего свою власть и уверенного, что она находится в полной зависимости от него.

Она ненавидела его так же, как научилась ненавидеть сестру Марию-Терезу, как постепенно возненавидела своего отца.

В тот первый раз, когда Жанна отдалась мужчине, она была влюблена. В ее жизни не было ничего прекраснее тех месяцев в Париже, когда они с Дугласом предавались юной страсти. Физическая любовь была продолжением чувств, которые она испытывала к нему. Она с восторгом рассталась с девственностью. С каждым разом их потребность друг в друге становилась все сильнее. Десять лет назад Жанна не могла дождаться, когда снова встретится с Дугласом, каждый час разлуки причинял ей почти физическую боль.

В интерпретации Хартли близость между мужчиной и женщиной выглядела как нечто вульгарное, почти непристойное. Глупец! Он даже не понимает, что страсть без эмоций безжизненна.

Не дождавшись от нее никакой реакции, он улыбнулся:

— Думаю, вы не совсем понимаете свое положение.

Французы весьма возбудимы, но я полагал, что им не чужда практичность.

Жанна не отрывала взгляда от его лица, заставляя себя оставаться на месте неимоверным усилием воли. Роберт Хартли был не первым тираном, с которым ей довелось столкнуться.

Он оставил в покое ее грудь и, скользнув ладонью на затылок, привлек ее голову к себе. Медленно, давая ей время отстраниться, он прижался к ее губам. Жанна держала глаза открытыми, глядя на его сомкнувшиеся веки. Его поцелуй был настойчивым и твердым, словно он ставил на ней клеймо.

— Ничего, со временем вы потеплеете, — сказал Хартли, оторвавшись от ее губ. Он погрузил пальцы в ее волосы и принялся вытаскивать шпильки из узла. — Вы ведь не девственница, Жанна? — Не получив ответа, он хмыкнул:

— Полагаю, нет. Мужчины чувствуют такие вещи. В вас есть определенная зрелость.

Жанна с облегчением услышала, что Дэвис возвращается. Она едва успела отступить от Хартли, когда мальчик распахнул дверь и ворвался в комнату.

— Что ты здесь делаешь? — недовольно спросил Хартли, повернувшись к сыну.

— Няня сказала, что собирается дождь. А Робби простужен.

Хартли кивнул и снова повернулся к Жанне.

— Этой ночью я приду к вам, Жанна, — шепнул он. — Настоятельно советую вам принять меня.

Он вышел из классной комнаты, и Жанна перевела дыхание. Даже воздух казался чище после его ухода.

— Вам нехорошо, мисс? Вы дрожите, — словно издалека донесся до нее голос Дэвиса.

Дважды она попыталась заговорить, прежде чем ей удалось произнести хоть слово.

— Нет. — Она заставила себя улыбнуться и положила ладонь на голову мальчика. — Со мной все в порядке, Дэвис.

Именно в это мгновение Жанна приняла решение.

Даже если ей придется лишиться крыши над головой, она не станет любовницей Хартли. Она уже доказала, что способна выжить в любых условиях. Не для того она так долго боролась, чтобы сдаться теперь. Да и мысль, что Дуглас станет свидетелем ее унижения, казалась Жанне невыносимой.

Она выбрала свободу, зная, что обрекает себя на все, что уготовила ей судьба. Что ж, она делала это раньше, сделает и теперь.

Жанне потребовалось все ее мужество, чтобы дождаться наступления ночи. В юности она безмолвно взывала к Дугласу, чтобы он пришел и спас ее, избавив от страданий. Но с годами она поняла, что в мире нет благородных рыцарей. Что надо полагаться только на себя.

Услышав раскаты грома, она подошла к окну. Небо затянули тучи, ускоряя наступление темноты. Итак, Бог посылает грозу, очевидно, в награду за ее храбрость. Жанна вздернула подбородок, устремив вызывающий взгляд на облака, словно за ними прятался сам Всевышний.

— Что ж, пугай меня громом, наказывай дождем, — произнесла она вслух.

Словно в ответ небо пронзила вспышка молнии.

Жанна улыбнулась.

Подойдя к гардеробу, она выдвинула один из нижних ящиков и вытащила саквояж. Покрытый пятнами и потертый, он хранил то немногое, что она привезла с собой из Франции.

Уложить в него ее скромные пожитки было делом нескольких минут. Две сорочки, два платья, две пары штопаных чулок, комплект нижнего белья и подаренная ей серебряная щетка для волос.