Мейвис Чик - Собачьи дни

— Стало быть, Восточная Европа тебя не изменила, — сказала я, целуя подругу.

— Я стала носить «казаки». — Гертруда подняла огромную ногу из-под пурпурной расписной плащ-палатки и продемонстрировала прекрасные алые сапоги. — И влюбилась в их шапки. — Она протянула руку к заваленному барахлом столу в коридоре, выудила белоснежную кудрявую мерлушковую папаху, нахлобучила ее и немедленно превратилась в славянку.

— Тебе идет, — похвалила я.

— Я знаю, — ухмыльнулась Гертруда.

Выражение ее лица стало оценивающим, когда я сняла плащ и бросила его куда пришлось, однако оценку нельзя было назвать одобрительной.

— Выглядишь аскеткой, Патрисия, — сказала Гертруда. — С тобой все в порядке?

— Конечно, — засмеялась я. — Хотя бывало нелегко. И вовсе я не аскетка, смотри, какая яркая брошка…

— Хм-м-м… — Гертруда критически взглянула на брошь. — Оставь эти штучки членам королевской семьи, им пойдет. Слушай, одолжить тебе шаль? У меня есть потрясающий платок из Ташкента. Из груды одежды подруга выудила нечто восхитительное — старое золото, выцветший розовый, длинная черная бахрома…

— Нет, спасибо, — отказалась я, нисколько не обидевшись. — Я не лажу с шалями и зонтиками. Слишком обременительно. Останусь в чем пришла.

Я снова поцеловала Гертруду и направилась в комнату, но подруга легонько придержала меня за плечо:

— Ты уверена?

Я слегка удивилась.

— А что такое? Разве так уж важно, как я выгляжу?

— Ничего, ничего, — жизнерадостно ответила Гертруда и принялась подталкивать меня по коридору. — Все отлично, и так сойдет.

— Сойдет для чего?

— Ни для чего.

Знакомая интонация под маской приветливости…

Воспротивившись подталкиванию, я повернулась к Гертруде. Глаза блестят ярче обычного? Улыбка слишком радостная? С большим, чем обычно, волнением заталкивает распускающийся пучок волос под смешную папаху? В воздухе ощутимо пахло заговором.

— Гертруда, — вздохнула я от очевидности открытия, — только не ты!

— Что ты имеешь в виду, дорогая?

— Уж не планируешь ли сватать меня за кого-нибудь?

— Сватать? Боже сохрани!

— Ну сводить для здорового секса?

— Я надеялась, ты меня лучше знаешь. — Гертруда снова подпихнула меня, но я во всех смыслах твердо стояла на своем:

— Я тоже надеялась, что знаю.

— Так и есть, дорогая. Входи же, у меня там целая шеренга бургундских вин.

— Там сидит некто, кому шепнули, что я доступна, верно?

— Не стоит говорить об этом так грубо, Пэт.

— Тем не менее…

Подруга коснулась моей щеки, и ее глаза потеряли часть фальшивого блеска, снова став глазами прежней Гертруды.

— Прости неуемную старуху, — сказала она. — Забудь об этом, иди и повеселись. Ни с кем не стану тебя знакомить, чтобы ты не чувствовала, что тобой манипулируют. К тому же половину гостей ты знаешь. У меня просто возникла мысль…

Да, яснее Гертруда высказаться не могла.

Я открыла дверь в большую комнату — вечеринка еще не распространилась по всему дому — и вошла с непонятной уверенностью в неминуемых неприятностях. Полагаю, аналогичные предчувствия одолевали Цезаря насчет мартовских ид.

Вечеринки — кошмарная штука. Вы представления не имеете, кого там можно встретить. С внутренней дрожью — вновь по замкнутому кругу — я вошла в комнату, затылком ощущая дыхание хозяйки.

На нижнем этаже у Гертруды два основных места обитания: комфортно обставленная огромная кухня-подвал, в которой хозяйка проводила большую часть времени и где размещалась вся ее поварская параферналия, и слегка потертые трехкомнатные апартаменты времен короля Эдварда (просто чтобы дать читателю представление о размерах дома). Две просторные дальние комнаты были объединены в залу. Туда-то Гертруда меня и подталкивала.

Из залы застекленные двери вели в довольно запущенный садик, где преобладали лекарственные травы и съедобная зелень. По причине начала декабря и ужасной погоды двери, естественно, были закрыты, но занавески не задернуты, и, проходя через комнату к столику с напитками (не глядя по сторонам и пытаясь казаться беззаботной и приветливо-безразличной, что, как я поняла с некоторым опозданием, было невозможно), краем глаза я видела вспышки молний, освещавшие потеки дождя на оконных стеклах, и угрожающе раскачивающиеся верхушки деревьев. Воздух в комнате казался наэлектризованным, хотя окружающие, похоже, этого не замечали. Может, меня привели в экзальтацию неистовые пляски под Рода Стюарта? Надо было послушать Эльгара[34]…

Не вступая в разговоры, я целеустремленно дошагала до столика с напитками, словно лошадь в шорах, и, очень довольная, налила себе вина. Бокал в руке в подобные моменты производит успокаивающее действие. Вцепившись в ножку хрупкого сосуда, я действительно почувствовала себя намного увереннее. Предстояло восстановить дыхание и выбросить из головы назойливый рефрен «как могла Гертруда, вот уж от кого я никак не ожидала», прежде чем повернуться к собравшимся в зале. Пристальный взгляд в ночную тьму не успокоил — творившееся за окном безобразие казалось полностью созвучным состоянию моей души. Интуиция заговорила в полный голос. Обычно попытки найти мне пару — вечеринка у Верити, ужин у Ванессы и Макса, праздники, устраиваемые по различным поводам, — мало меня трогали, но Гертруда — совсем другое дело, на ее выбор можно смело положиться. Подруга обладала равным умением смешивать ингредиенты изысканных блюд и знакомить подходящих друг другу людей, что неоднократно подтверждалось на вечеринках, ужинах и ленчах. Гертруда настояла на женитьбе своего сына Дэвида, несмотря на кажущееся безумие этого предприятия, и в первый же год после свадьбы Стеффи из пропащей пьяницы превратилась в талантливого дизайнера шляп и прекрасную мать, изумив всех, но не Гертруду (я не сомневалась, что способности Стеффи добавили уверенности ее будущей свекрови). Располагая подобными сведениями, я имела все основания трепетать. С кем бы Гертруда ни замышляла меня свести (что на нее совсем не похоже), вряд ли это окажется владелец компании по производству игрушек из Слоу (непростительная слабость).

В комнате уже собрались человек двадцать, и гости продолжали прибывать. Сжав бокал и поглубже вздохнув, я отвернулась от окна и внимательно разглядывала melee[35], в которой мне предстояло участвовать. В этот момент, в лучших традициях добротного романа, взглянув в глаза незнакомцу, я сразу поняла, что это он. Правильно, подумала я, тебя усадят рядом со мной, и с ужина я уйду с твоим номером телефона. Оглядевшись по сторонам, на другом конце комнаты я заметила Кэрри и Джо — невестку и второго сына Гертруды — и направилась к ним с видом, как я до сих пор льщу себя надеждой, приветливого безразличия.

Очередная беременность Кэрри была мне на руку: на эту тему, если понадобится, можно запросто проговорить весь вечер. Кэрри, эта богиня плодородия, произвела на свет уже четверых. Рожать детей было ее коньком и жизненным предназначением, и она отлично с этим справлялась. В свою очередь, Джо всегда имел забавный вид томящегося жеребца и, похоже, очень радовался своей большой семье. Как и отец, он стал священником. Я порой пытаюсь представить, как проповедники чистой любви к Богу ведут себя в постели. Посещают ли их грязные мысли, как остальное человечество, и что происходит, если они вдруг ощущают возбуждение во время вечерней службы? Джо я знала хорошо, но не настолько близко, чтобы задавать подобные вопросы. Надеялась, что удержусь и сегодня — экзальтация грозила пересилить благоразумие, и хотя Джо — священник весьма либеральных взглядов и не носит «собачьего ошейника», вряд ли подобное интервью придется ему по душе.

Я продефилировала мимо той части комнаты, где стоял вышеупомянутый незнакомец, как мне показалось, с миной дружеского безразличия и подошла к Кэрри, которая обнимала живот обеими руками, сияя одной из самых прелестных своих улыбок.

— Меня затолкают до смерти, — радостно пожаловалась Кэрри, когда мы потянулись друг к другу, чтобы поцеловаться. В последние недели беременности нельзя не удивляться безукоризненной инженерной выверенности человеческого телосложения. Помнится, я на последних месяцах опускала глаза на свое плодоносное чрево, изумляясь, как это оно не отвалится. Положив руку на ладони Кэрри, я ощутила отчетливые толчки изнутри.

— Опять мальчик? — спросила я. — Или на этот раз эмансипированная девочка?

— Возможно, оба сразу, — ответила Кэрри. — Это близнецы.

— Вот дьявольщина, — вырвалось у меня.

Джо, смеясь, поправил:

— Скорее уж Божий промысел…

— На этот раз мы думаем пригласить в крестные тебя, — мечтательно произнесла Кэрри.

— О, с удовольствием, — сказала я. — Но вы же знаете, я не религиозна.

— Ничего, — утешил Джо. — Вокруг достаточное количество благочестивых христиан, один раз можно и расслабиться. А вдруг нам удастся тебя обратить? Кто знает? Сегодня ты сильно смахиваешь на монахиню — неплохое начало…

— Не стоит, — осадила я его. — Гертруда уже сообщила, что у меня аскетический вид. Я-то считала, что выгляжу исполненной достоинства, как бы на полпути между печалью по поводу окончания брака и оптимизмом насчет одинокого будущего. Ну не совсем одинокого, у меня есть Рейчел, но вы поняли, о чем я говорю. Не могу выразить, как здорово выпутаться из брачных уз… — Я чувствовала, что меня понесло, что я больше убеждаю себя, чем собеседников, но продолжала: — Это против церковных законов, Джо, но, ей-богу, развод — настоящее освобождение. Ни под кого не подстраиваться, самой контролировать свои действия — это прекрасно, замечательно, великолепно… — Оба собеседника улыбались моей горячности. — Извините, — добавила я. — Вряд ли вам интересно слушать выступления на эту тему.

— Нет-нет, продолжай, — заверил Джо. — Приятно услышать что-нибудь позитивное для разнообразия.

— О-ох, — вырвалось у Кэрри. — Опять начади.

Мы немного поговорили о беременности, об остальных детях и на общие темы, не забыв и хозяйку дома.

— Гертруда сменила профессию, — объявила я.

— Никакая новость о матери меня не удивит. Куда она подалась на этот раз?

— По неизвестной мне причине она сделала volte face[36] в своем отношении к радостям одинокой жизни, составляющем одну из основ ее мировоззрения, и пригласила для меня потенциального мужчину.

Джо, обладатель большого подвижного рта, всегда готового к улыбке, и непревзойденного чувства юмора, с трудом сдержал смех:

— Хочешь сказать, он еще не успел стать мужчиной?

Кэрри прыснула.

— Что?!

— Ну раз он всего лишь потенциальный? Парень еще не вступил во взрослую жизнь?

— Ха, ха, ха! Ты отлично понял, что я имею в виду. Где-то в этом зале спрятаны силки, расставленные единственным человеком, у которого я рассчитывала побыть в безопасности от матримониальных ловушек…

Я повернула голову и украдкой бросила взгляд на незнакомца, смотревшего, к счастью, в другую сторону (он разговаривал с группой гостей). Удалось увидеть лишь его шею сзади, которая показалась мне очаровательной. Не знаю, обращаете ли вы внимание на такие вещи. Чистые каштановые волосы, ровно подрезанные чуть выше воротничка, плотно прижатые уши… Широкие плечи, руки засунуты в карманы… Удивительно, что удается столько заметить, особенно если вам это совершенно безразлично.

— Думаю, я угадала, кто это, — сказала я, поворачиваясь к ним. — Стоит у камина, спиной к нам. — Я проследила за взглядом Джо. — Руки в карманах.

— Там трое мужчин спиной к нам, — сказал Джо, по-прежнему сдерживая смех. — Двое из них держат руки в карманах.

— Все равно, я точно знаю, — буркнула я.

— Я тоже, — сообщил Джо, покачиваясь на каблуках и наконец-то издав пару смешков. — Потому что именно мне Гертруда доверила миссию чуть позже вас познакомить — разумеется, тонко и ненавязчиво.

— Только посмей, — взвилась я. — Я повернусь и уйду, если ты это сделаешь! Уму непостижимо, что творится с твоей матерью, — это на нее совсем не похоже.

— Я скажу тебе, в чем дело, — сказала Кэрри, возвращаясь из страны грез, где она, несомненно, уже благополучно покормила грудью двух младенцев и собрала пазл для старших деток.

— В чем же?

— Гертруда влюблена.

Бывают моменты, когда лишь молчание может выразить глубину чувств. Я застыла, утратив дар речи от шока и, как вскоре поняла, от ощущения, что меня предали. До той минуты я не понимала, насколько важен для меня пример Гертруды. Они с миссис Помфрет служили образцом безусловно успешных незамужних глав семей. Господи, если в следующий визит миссис Помфрет приведет юного пажа-любовника, мне останется только застрелиться.