Инна Туголукова - Собака мордой вниз

На следующее утро Соню первой пригласили в операционную. Она казалась абсолютно спокойной, но зубы выбивали противную мелкую дробь. Толстая тетка-анестезиолог кольнула ее в вену и басом велела считать до двадцати. Соня послушно начала считать, но быстро сбилась и – о ужас! – забыла порядок цифр. Она уже хотела признаться в этом, но тетка-анестезиолог, видимо, сильно рассердившись, принялась трясти ее за плечо и даже похлопывать по щекам.

– Ну, давай, давай просыпайся! – словно через толстый слой ваты слышала Соня ее грубый голос. – Вот девки пошли! Пьют, курят – одну не усыпишь, другую не разбудишь… Очнулась? Перелезай на каталку.

– Но вы же мне ничего еще не сделали! – заплакала Соня. – Вы сделайте сначала!

– Другим разом, – пообещала тетка-анестезиолог.

– Но почему, почему?! – убивалась Соня, пока санитарка длинным пустым коридором везла ее в палату.

Придерживая между ног окровавленную пеленку, она перебралась на кровать, получила на живот резиновый пузырь со льдом и залилась горючими слезами.

– Ты чего? – склонилась над ней соседка по палате. – Чего ревешь? Больно?

– Мне не стали делать! – рыдала Соня. – И ничего, ничего не объяснили! Увезли и все-о-о…

– Да как же не стали, когда ты вся в крови? Это на тебя наркоз так действует – одни плачут, другие матом ругаются, а кто болтает – не остановишь. Спи давай.

– Так вы считаете?.. – всхлипнула Соня, поправила пузырь со льдом и провалилась в глубокий сон.

Проснулась она оттого, что рядом, на тумбочке, восхитительно пахло яйцо, оставшееся от нетронутого ею завтрака, – вареное вкрутую яйцо с треснувшей бежевой скорлупкой, через которую виднелся влажный тугой белок. А Соня, надо сказать, раньше, до токсикоза, любила это чудо природы во всех видах – скворчащую яичницу-глазунью с кусочками поджаренной любительской колбасы или бекона, яйца всмятку или в мешочек, а к ним хрустящие ломтики белой булки с маслом, румяный омлет (не толстый, рыхлый, бледный и дрожащий, а пышный, замешанный с тертым сыром и замоченным в молоке хлебным мякишем).

Но и в крутых яйцах тоже ведь была своя прелесть. Ах, какая была прелесть в крутых яйцах!

Соня зажмурилась и даже тихонько замычала от удовольствия, в два приема расправляясь с лакомым кусочком.

Ну почему, почему она отказалась от еды – целой сумки! – приготовленной матерью в больницу?! Правда, еще сегодня утром она не то что есть, думать не могла ни о чем подобном. При одном только упоминании того же яйца дунула бы в туалет обниматься с унитазом. А теперь вот готова сосать собственную лапу, только что это самое яйцо державшую. Соня понюхала пальцы и вздохнула. Интересно, когда здесь кормят, а главное, чем…

Горестные размышления прервала соседка по палате.

– Слава Богу, ожила, – засмеялась она. – А то лежала, как мумия египетская. На-ка вот, подкрепись. – И протянула пакет с упоительно пахнущими жареными пирожками.

– А с чем они? – оживилась алкающая Соня и, не дожидаясь ответа, впилась зубами в румяное маслянистое чудо. – С капустой! – удовлетворенно констатировала она. – Мои любимые! Никогда не ела ничего вкуснее.

– Ну, тебе сейчас нетрудно угодить. Ничего, завтра выпишут, отъешься. А я тут вторую неделю маюсь, – доверительно поделилась соседка. – Чего только не наслушалась. Книгу написать можно. Ведь в больнице, как в вагоне, заняться особенно нечем. Только лясы и точить. А душу облегчить каждому охота. Тем более никто тебя потом носом не ткнет в твои откровения. Ступил за ворота – словно с поезда сошел. Ищи-свищи ветра в поле.

Я вот раньше журнал выписывала, «Иностранную литературу», давно, еще в бескнижные времена. И прочитала там роман. Ни названия не помню, ни писателя, вроде какой-то латиноамериканец. А речь шла о том, что рухнул мост и погибли четыре человека, которые в тот момент на этом мосту находились. И автор задается вопросом: если в нашей жизни все заранее предопределено, значит, не случайно именно эти четверо оказались в ту минуту на роковом мосту и погибли? Ведь счет-то шел на минуты! Чуть раньше – проскочил, чуть позже – и не успел бы сделать этот свой последний шаг. Правда, интересно? И страшно. Я часто об этом думаю. Об этих вот секундах, роковых случайностях, которые по большому счету и правят бал нашей жизни. Значит, и мы не напрасно собрались здесь все вместе, в одной палате. В одно время и с единой целью. Если в жизни-то все заранее предопределено? А? Как ты считаешь?

– Вы имеете в виду, что если бы все эти женщины оставили ребенка, то и судьба бы у них сложилась совсем иначе?

– Не только это. Я, может, не могу объяснить… Но сегодня будет вечер воспоминаний, вот тогда ты меня поймешь. Вчера-то все больше помалкивали, а теперь, когда все позади… А ты духом не падай – он еще приползет к тебе на брюхе, виляя хвостом, – бросила соседка пробный камень в надежде уже сейчас услышать чужую печальную историю.

– О нет! – тонко улыбнулась Соня. – Я не имею дела с женатыми мужчинами. Это мой жизненный принцип.

Женатый мужчина Даник Подбельский отныне являлся ей в мечтах, мерещился в толпе и снился по ночам.

Когда мерещился, Соня напускала на себя надменно-презрительный вид, гордо вскидывала голову и походкой от бедра рассекала толпу, ледяным взглядом замораживая любую попытку вступить с ней в контакт. Это продолжалось до тех пор, пока однажды дорогу ей не преградил прыщавый парень с банальным приколом:

– Девушка, вам не кажется, что мы с вами уже где-то встречались?

– Возможно, – холодно кивнула Соня. – По-моему, я видела вас в зоопарке.

– Точно! – обрадовался парень. – На вашей клетке было написано «Верблюд – корабль пустыни»…

В мечтах прозревший Даник молил о прощении, и Соня, с лихвой насладившись его раскаянием, великодушно отпускала грехи – прощала все. И дальше, как водится, они жили долго и счастливо и умирали в один день, окруженные рыдающими детьми, внуками, кошками и собаками.

А вот сны Соне не подчинялись. Хотя где-то она читала, что умные люди давно научились управлять своими сновидениями – заказывать тематические просмотры и даже лично в них участвовать, как в любительских спектаклях, прерывая действие в нужном месте по собственному желанию и понимая, что это всего лишь сон.

Но Соне такие фокусы не давались, она и пробовать не пыталась – знала, что все равно не получится. Смотрела, что показывали, и просыпалась в слезах – Даник снился часто, наверное, потому что она все время о нем думала.

Конечно, отсутствие столь экзотических способностей, как постановка собственных сновидений, скорее норма, нежели отклонение от оной. Но отвергнутая Соня странным образом чувствовала свою ущербность, никчемность, второсортность и что там еще может чувствовать невеста, брошенная за ненадобностью у порога загса?

А в общем-то дело совсем не в этом, даже наверняка не в этом! А в том, что есть где-то женщины неземной красоты, недюжинного ума и ангельского характера, о которых мужчины мечтают, идут ради них на труд и на подвиг, слагают стихи и песни, пишут книги и снимают кино, а главное – хранят им верность до гробовой доски. Просто она, Соня, увы, не из их числа. Ни кожи у нее, ни рожи, ни дна ни покрышки, и пядей во лбу раз-два и обчелся, и ноги растут не от ушей, а откуда положено.

«Почему это ноги так плохо пахнут?» «А вы не забывайте, откуда они растут».

Но это так, присказка. А сказка в том, что таких, как она, Соня, очень много – выбирай любую и глумись над ней сколько влезет, пока не надоест. Но разве Маргарита лучше? Или оттого, что всемогущий папа назначил ее царицей мира, у дочки подросли ножки и прибавилось душевного очарования? Или для цариц это уже не суть важно?

На курсе приключившаяся мелодрама мгновенно стала всеобщим достоянием. А поскольку преуспевающих и наглых никто не любит, а отверженных и побитых, наоборот, любят все, то и с Соней носились как с писаной торбой, а злодейку Маргариту подвергли всеобщему остракизму. Но та только насмешливо кривила пухлые губы, мол, видала я вас всех в гробу в белых тапочках.

Впрочем, на свадьбу пошли всей группой (кроме Сони, естественно), не устояли – зал в «Метрополе», бомонд, богема, политическая элита – когда еще выпадет такая удача? «Из чистого любопытства, Соня! Ну, ты же понимаешь!»

Впечатлений и правда было несть числа – кто с кем, кто в чем, подарки, букеты, машины! А бриллианты! А стол! А платье у Маргариты! А как она вешалась на жениха, вы помните? Как лезла целоваться – он еле вырвался! Все видели, честное слово!

Однако страсти кипели недолго, поскольку стремительно приближалась защита диплома, который, кстати сказать, находился у Сони в зачаточном состоянии, и надо было немедленно садиться за работу. Следом грянули госэкзамены, а за ними – новая, рабочая жизнь, где Маргарите уж точно не оставалось никакого места, даже самого малюсенького.

Но во-первых, как известно, чего больше всего боишься, то с тобой и случается, а кого отторгаешь всеми силами, тот к тебе и липнет (и наоборот, между прочим – держи не держи, а если суждено потерять, потеряешь за милую душу). А во-вторых, Соне и самой до смерти хотелось знать, хоть одним глазком посмотреть, как поживает сладкая парочка – подлая разлучница Маргарита и Даник – коварный изменщик.

Бывшая подруга сама удовлетворила ее любопытство через два долгих года, когда все происшедшее с ними давно потеряло свою остроту и значение. Явилась в гости с бутылкой мартини и крохотными пирожными из итальянской кондитерской. Просто открыла дверь и вошла в ее комнату. Соня как раз собиралась поужинать и отрывала ножку от презентованной матерью курочки да так и застыла, прижав к груди испачканные жиром пальцы.

– Ну что, – усмехнулась Маргарита, – можно войти? Или прогонишь?

– Заходи, – чуть помедлив, разрешила деликатная Соня.

Вот так она из первых уст узнала печальную повесть о Данике и Маргарите. По версии последней, произошло следующее.

Нищего, безродного провинциала приняли в приличную московскую семью с традициями. Прописали, обласкали, одели с ног до головы и накормили досыта. С собой он принес две рваные майки и трусы в авоське. Но никто не сказал ему даже слова упрека. Наоборот! Жизненные блага безвозмездно и щедро просыпались на дурную голову – отдельная трехкомнатная квартира (полностью, заметьте, обставленная!), крутая машина (не «бентли», конечно, «фольксваген-гольф», но тоже, извините, не «Запорожец») и престижная работа в солидной юридической фирме.

И чем он ответил своим благодетелям? Как отблагодарил за неслыханную щедрость? Развелся с ней, Магаритой, и потребовал выплатить ему половину стоимости квартиры, приватизированной в равных долях! Уговаривал ее отец не делать этого, а она, дура, уперлась рогом – побоялась обидеть любимого мужа, чтоб он сдох, зараза!

Естественно, нахалу показали большой кукиш. Тогда он стал приводить баб, в открытую, представляешь?! А что поделаешь – частная собственность.

Отец прислал ребят разобраться, так эта сволочь стукнул, куда надо. Ведь все законы знает, сука! Хотели турнуть его с работы – и что ты думаешь? Обрюхатил дочку шефа, и та вцепилась в него руками, ногами и гениталиями. Ну ничего! Она еще узнает, какой подарочек получила!

Пришлось заплатить за его долю по рыночной стоимости, и он уехал на их же кровном «фольксвагене», мигнув на прощание габаритными огнями. Сволочь, сволочь, сволочь!!!

– Так что, Соня, дорогая, – заключила подвыпившая Маргарита, – забудь свои глупые обиды и преисполнись благодарности за то, что я избавила тебя от этого чудовища…

Соня, хорошо зная бывшую подругу, разделила услышанное на четыре – а то и на восемь! – прощаясь, обещала обязательно позвонить, но слова своего не сдержала и даже бумажку с номером телефона не сохранила – выбросила за ненадобностью с остатками курицы. Хотя Маргарита сулила устроить ее в РИА «Новости», где ударно трудилась с подачи всемогущего папаши.

– Лучше мыть подъезды, – сказала на это Марта, – чем якшаться с предательницей. – И конечно, была абсолютно права.

Соня в то время работала в маленькой окружной газете, поскольку, обив пороги больших и популярных изданий, убедилась, что без протекции дорога туда ей заказана и единственное, на что можно было рассчитывать, – это работа внештатным корреспондентом.

– Творите! – напутствовали ее в каждой редакции. – И если материал будет стоящий, обязательно вас напечатаем! Все с этого начинали…

И трудолюбивая Соня творила в свободное от основной работы время и даже что-то печатала в сокращенном до минимума варианте. Особым спросом пользовались душераздирающие истории для дамских журналов, которые те публиковали под видом читательских писем из городов и весей необъятной России и ближнего зарубежья.

Фантазия у Сони работала прекрасно, но не до пенсии же перебиваться случайными заработками?

Объявление о том, что компания «Вельтмобил», стремительно ворвавшаяся на коммуникативный рынок, набирает персонал в сеть своих магазинов, напечатала их газета. Соня тогда еще подумала: «Вот он, уродливый лик капитализма, – какой-то занюханный продавец получает в шесть раз больше дипломированного журналиста!» Ей бы и в голову не пришла причудливая идея так радикально поменять свою жизнь, если бы не два обстоятельства.