Кен Шэйкин - Соблазн

Каждый хотел бы думать, что выбор играет роль в азартных играх с судьбой. Если судьба находится в ближайших окрестностях, то почему бы не рискнуть? Потому что это слишком опасно?

Бабушка распространяет наркотики. Не из-за денег. Она может позволить себе просто раздавать их, сказочная фея, дарящая людям радость. Червяк пришел в восхищение от нового пакетика. На этот раз волшебный порошок чисто-белого цвета.

Червяк тоже приготовил для нее подарок. Бутылку холодного мартини.

— Размешивать, а не трясти. Старомодный способ. Если ты собираешься делать коктейль «Мартини», — справедливо заметил он, — делай это правильно.

— Я думала, что ты не пьешь в течение дня, — удивилась она.

— Только в особых случаях.

— Я польщена.

— Не каждый день получаешь героин высокого качества, — добавил он, окуная палец в пакетик. — Вау! Где ты его взяла? Я благодарен за бесплатную поставку. Не знал, что у тебя есть друзья в высших сферах. Что я тебе должен?

— Только собственную жизнь. Считай это бесплатным образцом. Там, откуда он взялся, есть больше. — Она начинает чувствовать себя заправским наркодилером. — В последней партии было слишком много того, что вызывает головную боль, — сообщила она с видом эксперта. — Таким товаром можно действительно отравиться, если примешь большую дозу.

— Да, коричневое дерьмо было ужасным, — согласился Червяк.

— Но ты же не мог знать, что я снова принесу тебе наркотик. Почему же сам не сходил за ним в бар? Чтобы прикончить себя.

— Я никогда не хожу в такие грязные места. Кроме того, я не уверен, что снова хочу принять героин, — сказал он, готовясь к охоте на дракона. — У меня отсутствует самоконтроль, который есть у твоего швейцарского приятеля. Как только я установлю связь, я буду ходить туда каждую ночь и покупать это коричневое дерьмо у сексуальных мужичков, умоляя их продать мне отраву. В то время как они будут злорадствовать, видя мои страдания. Находиться в этом месте. Делать это. Испытывать ненависть ко всему… Я не до такой степени мазохист. Существуют странные садомазоотношения между потребителями и дилерами.

— И между друзьями тоже.

Не говоря уж о любовниках. Барбара могла только удивляться, как это она умудрилась застрять в этом героиновом треугольнике, украсть героин у любовника и принести его другу, как если бы она не хотела, чтобы они делились своим счастьем друг с другом, только с ней.

— Для этого и предназначены друзья, — заметил он. — Я знаю, ты не нуждаешься в деньгах, но позволь мне заплатить за это.

Это было единственное, в чем она не нуждалась.

— Нет, пожалуйста. Деньги только внесли бы в сделку элемент унижения. Эта мысль дорогого стоит.

— Я думаю, ты должна пересмотреть свое решение. Это могло бы стать работой, которую ты ищешь. Ты можешь стать великолепным дилером. Наркодилеры продают наркотики только друзьям и друзьям друзей.

— Я не считаю, что это по-дружески.

— Тогда думай об этом как о деловом предприятии.

— Хороший способ разрушить дружбу. Никогда не надо смешивать дела с удовольствием.

— Торговля наркотиками — это новая экономика, — продолжил он, игнорируя ее возражения. — Говорят, что наркотики просочились во все слои общества. Теория гласит, что струйки стекают вниз. Пирамида благотворительности, откуда героин и деньги стекают вниз, как горный поток. Каждый стремится испить из него. Все счастливы.

— И все сидят на наркотиках.

— Это правильно, милашка. Если включить сюда фармацевтические препараты, наркотики — товар номер один в мире. Туризм потеснен на второе место.

— Тогда следует открыть отель. Для наркоманов, проводящих отпуск.

— Думай об этом как о помощи людям, помогающим себе. — Казалось, он разговаривает с дозой, концентрируя внимание на приготовлении препарата, которое уже шло к концу. — Думай об этом как о милосердии, которое не приносит дохода. Ты делаешь что-то филантропическое и в то же самое время зарабатываешь деньги. Помогая другим — помоги себе.

— Я не хотела бы оказывать тебе помощь в самоубийстве.

— Подожди, подержи это, пока я вдыхаю.

Он показал ей, как помочь ему охотиться на дракона. Как с ее благородным рыцарем, поединок длится секунды. На этот раз сражение происходило при помощи цилиндрической трубки, свернутой из картона. Кто-то должен был держать это приспособление, в то время как он поджигал алюминиевую фольгу. Она не может представить себя активной воюющей стороной, но становится полезной для павших. Хорошая медсестра на поле битвы. Скользящая между штыками и горчичным газом. Военные действия превращают ее в убежденного пацифиста.

Они празднуют перемирие на кушетке, потягивая «Мартини», — более цивилизованная форма расставания с жизнью. Наслаждаясь обществом Червяка, она признает, что испытывает чувство вины за то, что снова втянула его в процесс, ведущий к смерти, хотя Червяк признается, что он уже давно попал в зависимость. Уже несколько раз он находился на самом краю, ожидая только шанса сорваться. Истинный католик, он признается, насколько грешен. Он был послушником в церкви, прежде чем добрый пастор сделал его мужчиной. Трахнул прямо на алтаре. Он должен был стать священником, но его всегда тянуло к старшим мужчинам. Вместо этого он стал сексуальным наркоманом. С тех пор как потерял невинность, он постоянно увлекался сексом и наркотиками, удерживая себя от единственного спасения. Он подсаживался на героин и выходил из этой зависимости, так же поступал и со всеми другими порошками и таблетками, чередуя наркотики так, чтобы не оказаться излишне привязанным к любому из них. Все это уравновешивалось периодическим лечением, спасающим его жизнь. Он признает, что лечебные учреждения уже держат его под наблюдением, своего рода помощь самоубийцам, — они просто продлевают испытание.

— Это не единственный коктейль, который я пью, милашка.

— В самом деле? — Барбара потягивает свой «Мартини», проглатывая горькое признание Червяка и раздумывая над тем, в чем еще он может признаться. История его жизни более похожа на ад, чем ее история. Она не единственная, ожидающая в Чистилище. Его Судный день принимает угрожающие размеры.

— Люди подобные мне не заглядывают слишком далеко в будущее. Всегда легче найти быстрый выход.

— Ты планируешь раннюю смерть?

— Я не планирую ничего в этом роде.

— Как это?

Она по-прежнему не понимает. Здесь нет никакой горячей линии.

— Я уже включен в программу поддержки жизни.

— О чем ты говоришь?

— Этому должен поспособствовать наркотик. Медленная эвтаназия.

Она все еще не понимает.

— Жизнь коротка, милашка. А для некоторых еще короче.

Слова сказаны, и на нее вдруг снисходит прозрение. У него СПИД. Открытие едва ли неожиданное, но оно поражает, как удар. Смертные приговоры всегда грубое напоминание о краткости остающихся мгновений, иногда обреченных проходить в тюрьме. Ее собственный приговор к пожизненному заключению — тяжелое наказание, которое становится еще тягостнее от осознания ее участия в преступлении и процедуре обвинения. Сколько им еще остается, когда они прожили достаточно долгую жизнь. Она набралась достаточно опыта, чтобы принять свою судьбу. Рецидивист, условно освобожденный благодаря милосердной случайности. По крайней мере, один из ее сексуальных партнеров умер от СПИДа, но она никогда не считала, что это может иметь отношение к ней. Она никогда не обследовалась, предпочитая не участвовать в референдуме против самой себя. Ящик, который гласит не знаю, суммирует ее мнение относительно рокового заболевания. Что касается фаталистов, мы все, так или иначе, являемся фаталистами. Подтвержденное заболевание Червяка не помогло ему справиться с осознанием его смертности, и он, похоже, готов сделать попытку разом покончить со всем, несмотря на то что медицина настроена его поддерживать.

— Вспомни Международный день СПИДа, — ободряюще говорит он. — Празднование, посвященное неизлечимой болезни. Отмечается ежегодно.

— Благословение полученных ударов, — все, что она может сказать.

Червяк ослабевает, приближаясь к концу жизни в грязи. Героин, «Мартини» и противовирусные препараты могут сделать из него слизняка.

— Когда ты молод и неукротим, чья-то смерть не является для тебя проблемой, — говорит он и, подчиняясь неизбежности, запрокидывает голову.

— Но ты уже вырос. Требуется слишком много времени на то, чтобы беспокоиться о жизни и думать о ней в последний день. Без этого день будет длиться гораздо дольше. Ты должен прекратить беспокоиться о чем бы то ни было. Все, о чем ты можешь думать, — как грандиозно жить. И как грустно умирать.

А затем произошло чудо. Призрак мебели его бабушки медленно просочился из полированной поверхности красного дерева и потребовал старую мелодию. Червяк повернулся к бабушке. Он предложил, чтобы ради его последнего вздоха они освятили вечер пением.

— Ты знаешь какие-нибудь панихиды?

Достаточно обезглавить цыпленка, чтобы он начал кричать. Vissi d’arte. Vissi d’amore. Она могла петь это еще и еще раз, никогда не утомляясь от выражаемых чувств. Тот факт, что минуты ее криков были отмечены в нотах значком «пианиссимо», нисколько ее не смущал. Композитор давно умер, его память почитается полумертвым пианистом и громко звучащей сиреной. Без своих иллюзий, касающихся искусства и любви, сдерживающих ее, она свободна, для того чтобы жить ими. Бросив сцену, она может смаковать истинную радость от пения, испытывать удовлетворение от простого открывания рта и освобождения от мелодии, вибрирующей у нее в груди. Если в пении она искала цель, то не нашла ее. Красота музыки остается у нее в использовании, не неся при этом никаких функций. Пока ты не птица. А затем это просто утреннее щебетание.

Смысл жизни, если он вообще есть, кроется в прошлом, где поют умершие души. Давно прошедшее. Оно уже никогда не вернется.

Воскресшие благодаря своему сотрудничеству, друзья планировали еще большее сотрудничество в будущем. В непосредственном будущем, они не заглядывали слишком далеко вперед. Он обещал ей найти больше арий для ее диапазона, а она пообещала приносить больше героина. Он убеждал ее более серьезно относиться к своему пению и своему распространению наркотиков. Утверждал, что знает еще один бар для геев, где она сможет выступать, плюс к этому беспрестанное снабжение людей наркотиками, если она сможет сравниться с большинством из распространителей этой дури. Если ей не нужны деньги, он всегда может ими воспользоваться. Покупать больше наркотиков. Порочный круг хуже, чем произведение потомства. Но она не хочет принимать в этом ни малейшего участия.

Но когда в следующий раз она видится с Тором, тема естественным образом возникает снова. Что такое ее рыцарь в блестящих доспехах без волшебного порошка? Их партнерство вновь подтверждено, половое и вербальное совокупление лишь усилено стимулирующим средством. Кофе — достаточное возбуждающее средство для ее чтения, но он явно не сможет писать без героина. Едва опустив ручку, он поднимает иглу. Барбара иногда думает, а была ли у Данте какая-либо подобная опора. Она говорит опьяненному наркотиком поэту, что он все больше и больше попадает в зависимость от порошка.

— Этот порошок действительно хорош.

После этих слов он уже не кажется настроенным особенно поэтически.

— Представляешь, мне сказали… — И Барбара рассказывает ему о предложении Червяка. — Вообрази меня торговцем наркотиками.

Поэт внезапно вдохновляется. Слова льются потоком. Он не может выразить всю страсть своей веры в его музу. Конечно же она имеет все для того, чтобы стать величайшим наркодилером. У нее есть деньги. У нее прекрасная машина. У нее клиентура. И самое значительное, у нее есть хорошие связи. Его друзья на Лонг-Айленде.

— Нет, ты зашел слишком далеко, — настаивала она. — Я поклялась никогда не возвращаться в пригород.

Хотя на днях она клялась нанести визит дочери. Почему не объединить два этих сомнительных мероприятия, не соединить приятное с полезным. Навестить семью и купить героин.

— Если хочешь, можем прихватить пакетик. Мы будем все равно поблизости.

— Большой, очень большой пакетик, — добавляет он, подбирая правильное прилагательное.

Тор говорит, что его друг принес типовой пакетик, для образца, чтобы заинтересовать его покупкой большего количества.

— Думаю, этот достаточно вместительный. — Барбара осмысливает выбор предполагаемого предела. — А ты не можешь получить еще один такой же, как этот?

— Они продают только килограммами. Это наш с тобой жребий — купить несколько килограммов, — говорит он. — Иначе риск не окупится.

У него странная манера выражаться, особенно когда это касается жизни, смерти или яиц. Чем больше она слушает, тем больше слова напоминают игру с огнем, а он сам становится похож на Шалтая-Болтая. Несмотря на тайное желание летать, в действительности она — перепуганный цыпленок. Насмерть перепуганный цыпленок. Он объясняет, что его друг получил товар из главного источника, именно поэтому порошок настолько хорош. Они не мелкие дельцы. Это серьезные бизнесмены.