Кен Шэйкин - Соблазн

Солнце сияет за ее окном, радужно мерцая над желтой мощеной мостовой. За забором идет общественная тропинка, ведущая к лесу. Люди ходят по ней, выгуливая собак, поглядывая на большой дом с соседской непринужденностью. Они тоже иногда поднимают ноги. А дамы садятся на корточки. Она не может обвинить их, что они загаживают ее территорию. Она сама чувствует себя грязной в отдаленных частях своего тела. Она наблюдает, как мужчины мочатся на ее деревья. В этой части ее сад зарос от обильного удобрения. Ей следовало бы позвать садовника, но в последние годы, вступив в средний возраст, он утратил всякую сексуальность и стал еще менее привлекательным, чем заросший участок. Ей даже не захотелось бы гадить на него сейчас.

Она снова возвращается в гардеробную. Тайный сад в ее крепости — в спальне. Комната в комнате. Может быть, ей следовало бы превратить эту комнату в гигантский туалет. Например, в портрет ее бывшего мужа. Она ненавидит эту комнату слишком сильно, даже после того, как все ее содержимое, принадлежавшее ему, было сожжено в камине. Впрочем, она ненавидит и сам дом. Окрестности. Соседей. Зачем она живет здесь? А куда еще она могла бы отправиться? Где она найдет новое лучшее пространство для жизни?

Может быть, ей надо выпить. Время от времени она любила доказывать себе, что это не имеет никакого отношения к алкоголизму, просто она слишком много пьет. После особенно пьяных ночей она отдыхала и пила много кофе. В такие периоды Барбара всегда чувствовала, что стоит на краю. Возможно, она нуждалась в каком-нибудь фармакологическом средстве вместо «Мартини». Должны существовать пилюли против того, что ее беспокоит. Специально приготовленный для бабушек валиум-прозак-коктейль, чтобы держать их настроенными на просмотр телевизионных передач, не ощущающими ничего, кроме электронного потока. Вы смеетесь, когда звучит смеховая дорожка. Плачете, когда музыка подсказывает вам это.

Вообще-то, если задуматься, она скорее наслаждается своим нервным срывом в покое и в обществе ее вынужденно молчаливого телевизора, без всяких пилюль, выпивки или любых других отвлекающих вещей, кроме уродливой правды, сверлящей ее мозг. Она живет в склепе. В своей могиле. Настало время откинуть занавески, распахнуть окна и двери и пробежать по улицам голой, крича изо всех сил: «Я не должна прятаться в четырех стенах! Я свободна, как птица в небе!»

Затем она могла бы захлопать крыльями, чтобы продемонстрировать основание для подобного заявления. Это продолжалось бы, пока не появилась полиция и не арестовала бы ее. За то, что она была голой. Должен быть закон против этого. Если вы хотите летать, нужно просто открыть окно.

Но зачем делать то, о чем потом придется сожалеть. Выпрыгнув из двухэтажного дома, вы только переломаете ноги. Лучше обзавестись новым платяным шкафом, новой гардеробной или новым домом. В новом месте. В другом пригородном тупике. Или в городе. Но это означало бы жить в квартире. В меньшем и худшем ящике. Хотя размер ничего не значит, если вы ощущаете пустоту. Возможно, квартира дает ей то, в чем она так нуждается. Больше, чем безразмерный дом, окруженный пустотой, тесный клозет в центре вселенной. Она сможет дать ей высоту. Тогда она сможет выпрыгнуть из башни в пятьдесят этажей.

Да, говорит она себе, это то, что нужно. Квартира в городе. Мрачная дыра в трущобах. Создает впечатление большего материализма. Но зачем ей сейчас покупать супермодную шкатулку вместо пары шикарных туфель? А почему бы не взять квартиру в аренду? Жизнь слишком коротка, чтобы покупать.

Эти фантазии поднимают ей настроение. Бабушка бежит из дома. Какой возбуждающей и рискованной может стать ночь в большом городе с его зловонными приманками! В чистеньком пригороде нет никаких преимуществ, кроме безопасности. Но действительно ли она хочет жить в своих фантазиях? Женщина, пребывающая в унылой безопасности в своем ящике без ящика с двадцатисемидюймовым экраном в качестве окна для спасения.

Итак, решение принято. Иллюзия — самый легкий выход. Бытовые проблемы реконструкции гардеробной и замены телевизора слишком утомительны. Проще — сбежать. Обремененный своей виной, супруг, убивший другого, оставшийся наедине с трупом, предпочитает скорее сжечь дом дотла, чем взять лопату и начать копать в саду. Можно вызвать риелтора и сделать генеральную уборку. Запаковать вещи и продать. Можно поместить в окне объявление, и все пойдет своим чередом, а соседи с их собаками смогут сколько угодно мочиться и полностью загадить владение, отданное им на поругание.

Тем временем она может умыть руки от супружеской жизни и жизни в разводе, тайно сбежать с вещами и арендовать меблированные комнаты в небе. Кому нужно все это пространство, которое нельзя разделить с другими, только с пультом дистанционного управления. Они вдвоем проводили все свое время, выбирая между кроватью и кушеткой. Она сможет жить и в маленьком пространстве, если все, в чем она нуждается, — кровать и кушетка.

Меньше квадратных футов вакуума. Она устала видеть уборщицу. Ей приходилось наблюдать за каждым ее движением и притворяться, что она не замечает, как эта немая сука выходит в ее туфлях. Это цена, которую вы платите за вину своего класса. Теперь она, как и ее уборщица, будет жить в городе в квартире с одной спальней и перестанет чувствовать себя виноватой за слишком большой дом, за слишком маленькую гардеробную со слишком большим количеством обуви, которую она никогда не надевает. Этот большой чемодан вместит все, в чем она нуждается, или думает, что нуждается. У нее достаточно денег, чтобы купить все заново, если что-то будет отсутствовать или если ей надоест каждый день носить одно и то же, что она и так делает, потому что не может решить, что надеть.

К концу следующего буднего дня она все еще находится на пути к новой жизни, совершая поездки в город в поисках квартиры вместо прогулок по торговому центру. Она проводит дни и ночи в размышлениях, что надеть, и приходит к тому же самому заключению, что и раньше. Кое-что отсутствует в ее гардеробной, кроме нового шкафа. Самое время найти это, расправить крылья, не выпрыгивая в окно. Принять другое новогоднее решение, которое можно выполнить. Она никогда не думала, что способна сделать то, что сделала однажды ночью, и сейчас, несколько дней спустя, снова делает нечто, чего никогда не предполагала, и остановить ее может только собственное желание.

Пока не наступил решающий час, у нее было время передумать. Ее избранность в имущественном положении приятно щекотала чувства, и, возможно, она немного переусердствовала, воображая себя живущей в трущобе. Она может чувствовать жалость к уборщице, но пребывай они обе в одинаковом имущественном положении, сука смотрела бы на нее свысока. Что общего они имели, кроме ее туфель? Лучше найти шикарную дыру в высококлассной трущобе, рядом с другим избранным в эксклюзивном гетто. Она не нуждается в большом пространстве, чтобы разместить свой чемодан, но ей необходимо некоторое количество комфорта. Должно оставаться какое-то пространство, где бедные могли бы наследовать свою стабилизированную пособием бедность и где нужно было бы стать гораздо богаче, чтобы перейти на другой этаж. А как быть с преступностью? Она привыкла к безопасности пригорода и никогда не покидала дом. Вероятно, ей придется купить оружие. Или собаку, чтобы та лаяла. Нет, скорее кошку, чтобы мурлыкала. Лучший друг человека уже предавал ее. Кошечка будет царапать злоумышленников. Она сможет делить комнату с любимым животным. Тогда зачем вообще куда-то ехать? Надо просто завести домашнего питомца, как все бабушки, которые делят с любимой кошечкой пищу и воспоминания, с тоской во влагалище лаская ее пушистый мех.

Нет, к ней это не относится. Она по-прежнему достаточно женщина, чтобы гладить свой собственный мех. Еще достаточно молода, чтобы начать все сначала, может быть, даже найти мужчину, чтобы они могли ласкать друг друга. Пути назад больше нет.

Двигаться в другом направлении будет только хуже.

Даже хуже, чем она проехала по мосту. Означает ли это, что она должна оставить и свой автомобиль? Она нуждается в окрестностях, где, по крайней мере, сможет припарковаться. Направляясь на север, встроившись в поток, она видит все. Видит в замедленном движении.

Движение скрывает центр города, наполненный детьми. Нью-Йоркский университет явно принимает только изучающих кино студентов, все остальные факультеты закрыты, с тех пор как слово ушло из поля зрения, здесь нет будущего ни для одной успешной карьеры. Преуспеть могут только занимающиеся СМИ и живущие за счет папочки. Завтрашние клипмейкеры вываливаются из кафе, переполненные дерьмом, страдающие от запора, вызванного избытком кофеина, их манеры и стиль отточены совершенной жизнью, проведенной в сидении у экрана телевизора. У них особый самоуверенный взгляд, заимствованный из реалити-шоу, как будто где-то существует камера, снимающая их ежеминутно. «Были ли мы такими юными и глупыми когда-то?» — спрашивает бабушка у зеркала заднего вида. Оторвав взгляд от дороги, она чуть не сбивает бродягу. Замерзший пещерный человек, выключенный из жизни. Хиппи, сохранившийся со времен ее собственной потерянной юности.

Центр города кажется ей вполне подходящим, но здесь негде припарковаться. Жилые кварталы выглядят переполненными жителями пригорода. Поэтому она оставляет позади Западную сторону и проезжает мимо поворота на Южный Бронкс, который, как она слышала, уже успешно следует по пути Гарлема, превратившегося в обузу с тех пор, как бывший президент пожертвовал свое поле для гольфа бывшим рабам.

Она принимает решение, что ей нужно что-то оригинальное, этническое, но созданное для туристов. Береговая линия карибского побережья. На тропической горной гряде, известной как Гамильтоновские высоты, она найдет то, что ищет. Там, где она жила, средний класс почти исчез, поглощенный давно поселившимися там популяциями уборщиц, их мужей-швейцаров и детей-наркоманов. Нужна некоторая жесткость сошедшего на берег белого населения, как в поселке в Доминиканской Республике. Она помнит это. У нее был бойфренд из Доминиканской Республики много лет назад. Он играл на конге. Ей следовало тогда остаться с ним. Он никогда бы не бросил ее ради своей секретарши. Ему не понадобилась бы секретарша, чтобы играть на конге. Но тогда ей казалось, что у мужчины, который так любит играть на своем барабане и трахаться с женщиной, нет будущего.

И все же жилые кварталы города наделены очарованием. Нет проблем с парковкой автомобиля. Без сожалений бросайте ваш дом в пригороде, но никогда не бросайте автомобиль. Особенно «мерседес». В отличие от электроники «Сони» они созданы, чтобы служить гораздо дольше, чем длится большинство браков.

На углу она видит объявление о сдаче в аренду. Не может быть, что это так просто. Мужчина, выглядящий так, как будто играет на конге, пресмыкается перед ней, будто она Большая Белая Надежда. Он показывает ей одинаковые квартиры на разных этажах в довоенном доме, подвергшемся реконструкции. И Барбара выбирает лучшую, с видом на Гудзон. Цена в пределах допустимого, и она может въехать на Новый год. Ванная комната и кухня свежевыкрашены, реконструкция здания сделала бездомными не только половину нанимателей, но и половину крыс (мелкой рыбешке позволили остаться). Когда она говорит мужчине, что готова согласиться, он берет ее руку и целует пятно, которое осталось от обручального кольца. Эта отметина будет с ней всегда.

Удивительно, как быстро можно убежать от вашей малозначительной жизни, говорит она крысе, выскочившей из-под колес ее «мерседеса». Деньги — это свобода, но только в том случае, если вы знаете, как избавиться от них. Спонтанность решения дает ей шанс изменить жизнь. Бабушка перестраивается без гормонов, происходит ее реинкарнация в молодую незамужнюю женщину. Возможно, это преобразование всего лишь иллюзия. Она получает меньше квадратных футов и стаи мелких рыбешек, перемещающихся снаружи. Но даже если она только поменяет платье, в новом, по крайней мере, будет иметь вид.

Итак, она все начинает сначала. На ее счете в банке достаточно денег, и с работой можно повременить, впрочем, существует множество примеров безнадежного выбора нового старта.

Неделю спустя Барбара лежит в своей старой кровати (но без воды), в окружении новых вещей, по-прежнему в ожидании, когда что-либо произойдет (теперь она в любой момент ждет подъема), воодушевленная изменениями в пейзаже, но все более задается вопросом, что ей делать со всем этим (кроме прыжка в Гудзон). Чего-то по-прежнему не хватает. Она перевезла с собой кровать и кушетку, перетянула матрас, сохранив старую раму для того, чтобы слышать знакомые скрипы. К этому надо прибавить детали мебели и посуду, сложенные в коробках, — их вполне достаточно для мужчины с фургоном и женщины с «мерседесом». Все остальное было брошено — какой смысл тащить с собой обломки прежней жизни и тем более неработающий телевизор. Она все еще не может набраться храбрости и купить новый. Вместо экрана, у нее есть вид из окна. Она проводит канун Нового года в постели, глядя в окно и приходя в себя после неожиданного собственного решения, празднуя в компании с бутылкой игристого и далекими фейерверками за рекой. Новый год, новая жизнь, новый дом с новым видом на Нью-Джерси.