– Мелисса! Прекрати, – сказала она строго.

Маленькая бестия остановилась. Секунды на две. А потом снова принялась бегать по комнате и орать, словно у нее горела задница. Я подумала, что если она ко всем чертям не заткнется, то задница у нее будет гореть по-настоящему.

– И это все, что ты намерена сделать? – спросила я.

– Нет, – ответила Лиз, отрываясь от бумаг, которые она подписывала. – В следующий раз я ее пну.

Не вполне традиционная воспитательная мера, однако я была вовсе не против. Сама я мечтала засунуть Мелиссе в штаны «римскую свечу» и облить ее жидкостью для зажигалок.

– Мелисса… она, похоже, немного… взвинченная, – сказал Картер Джиму.

Джим согласно кивнул.

– Она милый ребенок, но я могу выносить ее только в небольших дозах. Как-то раз мы взяли ее в ресторан, и она вела себя так кошмарно, что Лиз, пока мы расплачивались, отправила ее ждать нас в машине. Мы были уже на полпути к дому, когда заметили, что в машине ее нет, – засмеялся он. – Лиз, помнишь? Уморительный случай!

Картер испуганно посмотрел в мою сторону. Упс. Я совсем забыла про эту историю, пока по дороге сюда расписывала ему, как замечательно они справляются с Гэвином. Их, впрочем, оправдывало то, что Мелисса была истинной Сатаной. Я бы тоже уехала без нее.

Мелисса совершила очередной круг по кухне, и верная своему слову Лиз выставила ногу. Надоедливая третьеклашка растянулась на полу.

– НЕ СМЕЙ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПРОВОЛОЧНЫМИ ВЕШАЛКАМИ![52] – заорала на нее Лиз.

– Ты странная, – заявила Мелисса, вставая, и убежала из комнаты.

– Отличная работа, дорогая мамочка, – сказала я Лиз.

– Лиз, скажи, а когда у тебя появятся свои дети, как ты собираешься прививать им понятие о дисциплине? – спросил Картер.

Я вперила в него выразительный взгляд. Они не должны были догадаться о нашем плане, а подобные прямые вопросы точно могли навести их на подозрения.

Лиз пожала плечами.

– Ну… вообще я не большой фанат дисциплины. Если всем весело и никто не истекает кровью, то все нормально. Такова моя философия.

Тут пришел Гэвин и прислонился к моей руке лбом.

– Мелисса сказала мне, что никому нельзя трогать ее «ни-ни зону». Что это значит? Она мне не нравится. Она шумная. Я сказал ей, что моя мамочка не побоится ударить ребенка, – проговорил он со вздохом.

Из соседней комнаты донесся вопль, а затем громкий грохот.

– Что она, черт возьми, делает? – спросила Лиз.

– Киска плохо вела себя, – сказал Гэвин.

Кошка Джима и Лиз была известным клубком террора, сеющим хаос в самые неожиданные моменты. Как-то раз, когда я играла с Гэвином на полу, она выскочила словно из ниоткуда, прыгнула на меня и вонзила мне в спину когти на глубину пары дюймов. Я ненавидела это животное, но Мелиссу ненавидела еще больше. Хотелось верить, что кошка сумеет поставить ее на место.

– Она что, поцарапала вас? – Я оглядела его ручонки в поисках отметин от кошачьих когтей.

– Нет, она не захотела сидеть в чемодане, – объяснил он.

Все сидящие за столом взрослые молча уставились друг на друга. Когда из гостиной послышалось новое «бам», мы все вскочили и выбежали из кухни. 

***

Удостоверившись, что Мелисса не удушила кошку – и не свернула на путь начинающего серийного убийцы, – мы выдвинулись домой.

– Это и впрямь была не лучшая демонстрация их родительских навыков, – попыталась я оправдаться, пока Картер выезжал на дорогу.

– Эй, Гэвин. – Картер поднял глаза на зеркало заднего вида. – Какому новому слову научила тебя сегодня тетушка Лиз?

– Женский стояк, – не отворачиваясь от окошка, ответил Гэвин.

Картер наградил меня выразительным взглядом.

– Тетя Лиз сказала, что у тебя женский стояк на папочку. Ты что, купила ему подарок? Я тоже хочу, – заныл Гэвин.

После того, как мы заскочили ко мне, чтобы забрать кое-какие вещи, а потом вернулись к Картеру и положили Гэвина спать, Картер наконец-то сдался и прекратил уговаривать меня исключить Лиз с Джимом из списка. Для этого мне понадобилось сказать всего одно слово.

Дрю.

Если этот большой ребенок хотел получить вторую попытку, ему было необходимо не иметь предубеждений против моих друзей. Мы решили рассказать Гэвину о том, что съезжаемся, после открытия магазина, потому что, если б мы рассказали ему сейчас, то завтра он свел бы нас с ума ежеминутными вопросами «а когда», а мне не хотелось сражаться с позывом запереть его на замок, пока я занята в магазине. 

*** 

После того, как Гэвин поспал, приехал отец Клэр – забрать его на ночевку. Он зашел без стука и отправился прямиком вглубь дома. Проинспектировав все до единой комнаты, он сообщил, что дом у меня «более-менее». Странно, но это было самое приятное из всего, что он говорил мне с тех пор, как мы познакомились, и я ощутил, что у нас наступило нечто вроде момента близости.

Я наклонился, чтобы обнять его, но он, приставив к моему лбу палец, остановил меня.

– Сынок. Лучше не надо.

Я отступил назад.

– Вьетнам, да? – спросил я сочувственно. – До сих пор тяжело подпускать к себе человека?

– Нет. Я до сих пор не уверен, что ты не гей, поэтому может получиться неловко, если мне придется раздробить тебе пальцы, когда ты попытаешься цапнуть меня за задницу.

Ну ничего, когда-нибудь я его взломаю. Помяните мои слова.

Мы попрощались с Гэвином, и почти сразу ушла и Клэр, которой нужно было сделать кое-какие последние приготовления перед завтрашним открытием магазина.

Она оставила мне запасной ключ, поэтому через два часа, приняв душ и разобравшись с парой домашних дел, я, как мы условились, пришел в магазин и сам открыл дверь. Внутри было темно. Не зажигая свет, я осторожно двинул в сторону кухни.

Услышав играющую музыку, я завернул на кухню и увидел там Клэр, которая слизывала со среднего пальца растаявший шоколад. Пока я смотрел, как она крутит палец во рту и покачивается под эротичный ритм песни, мой член воспрял к жизни.

Я обошел ее и, встав за ее спиной, положил руки на стойку. Потом прижался к ней и отвел ее волосы за плечо. Она продолжала работать, переворачивая формочки с шоколадом и выкладывая готовую продукцию на полотенце, ее тело покачивалось в такт музыке и то и дело задевало меня. Когда я приложился к ее шее губами, ее движения стали сбивчивыми.

– Это что, шоколадные сиськи и пенисы? – спросил я.

– Да, – простонала она, когда я кончиком языка лизнул ее шею. – Для вечеринки… о черт… ммммм.

Улыбнувшись, я еще раз поцеловал ее в шею – на сей раз слегка задевая ее зубами. Наблюдая, как по ее коже бегут мурашки, слушая, как у нее перехватывает дыхание, я продолжал нежно покусывать и посасывать ее шею до тех пор, пока она наконец-таки не отвлеклась от своих шоколадок. Она выронила их на стойку и, когда ее ладони шлепнулись рядом с моими, нечаянно опрокинула миску растопленного шоколада. Теплая масса брызнула во все стороны и, переливаясь через край стойки, закапала на пол.

– Черт!

Смеясь, Клэр убрала руки со стойки и попыталась стрясти с них шоколад. Когда она наклонилась, чтобы посмотреть на растекающуюся на полу лужицу, я отвел ее волосы за плечо, потом окунул палец в сладкую массу на стойке и провел им по ее оголенной шее, оставляя на коже смазанный шоколадный след.

– Ты что, вымазал шоколадом мне волосы? – спросила она рассеянно.

Моя рука обвилась вокруг ее талии и, проникнув под край футболки, легла на ее гладкий, теплый живот. Продолжая целовать ее шею, я пробрался в ее штаны, потом в трусики, и мои пальцы, коснувшись мягкого треугольника завитков, заскользили по ней, пока губы целовали ее покрытую шоколадом кожу.

– О боже, – мягко застонала она, пока я ласкал ее, покрывая ее влажностью свои пальцы. – Забудь. Можешь мазать меня шоколадом, где тебе только хочется.

Мне было невыразимо хорошо с нею. Я бы мог стоять и трогать ее всю ночь – и ни капельки не устать.

Я теребил губами и посасывал ее шею, слизывая все до последней капельки шоколада, и был счастлив узнать, что прикосновение к коже у кромки волос сводит ее с ума. Каждый раз, когда мои зубы задевали это местечко, она стонала и толкалась в мою ладонь бедрами. Отпустив стойку, я пробрался свободной рукой под ее футболку. Приподнял чашечку лифчика и взял ее полную грудь в ладонь, а потом двумя пальцами начал потирать сосок, копируя движения своих пальцев, что кружили в тепле меж ее ног.

Ее тихие стоны переплетались со звуками музыки, и я, ощущая, как она рассыпается у меня в руках, был в паре секунд от того, чтобы кончить себе в штаны. Когда я вжался бедрами в ее задик, пришла моя очередь застонать. Она была такой мягкой, такой влажной под моими горячими пальцами, а ее шея была солоновато-сладкой на вкус, совсем как те ее глазированные крендельки. Меня так и подмывало сказать ей какую-нибудь банальную глупость, вроде «Ты Инь для моего Ян». Но она и впрямь была моей Инь. Больше всего на свете я хотел, чтобы она была моей. Навсегда. С любой другой женщиной эта мысль меня испугала бы. Но не с Клэр. С нею я боялся лишь одного: потерять ее.

Ее бедра задвигались быстрее, и я поцелуями добрался до ее уха.

– Я так сильно люблю тебя, – прошептал я, вталкивая два пальца в ее скользкое, тугое тепло. Клэр громко стонала, пока мои пальцы входили в нее и выходили наружу, а вторая рука продолжала дразнить ее сосок.

Внезапно она резко развернулась ко мне, и обе мои руки опустели. Мы посмотрели вниз. После моих ласк и после того, как она прислонялась к луже на стойке, ее футболка оказалась перепачкана шоколадом. Я рассмеялся, а она приложила пальцы к моим щекам и размазала шоколад по моему лицу.

– Я люблю тебя даже больше, чем шоколад, – сказала она с улыбкой.

Ее ладони заскользили по моей рубашке, оставляя за собой шоколадный след, а потом принялись возиться с молнией моих джинсов. Не успел я опомниться, как она дернула их вниз. Я было потянулся к ней, но Клэр оттолкнула мои руки в стороны.

– Нет-нет, сейчас моя очередь поиграться, – промурлыкала она, порочно мне улыбаясь.

Мой член подскочил к животу так резво, будто приготовился станцевать джигу, и у меня вырвался всхлип, когда она, глядя на него, облизала губы. Затем она потянулась куда-то себе за спину. Я собрался было сказать, что сейчас не время наводить порядок, но не успел, потому что она поцеловала меня в губы, и я почувствовал, как на головку моего члена капнуло что-то теплое.

А потом она соскользнула по моему телу вниз, и у меня отвалилась челюсть.

О, блаженный Иисус… неужели… неужели она собирается…

Она обхватила меня у основания и, обняв головку губами, всосала в рот, отчего из меня вылетел залп нечленораздельных ругательств. Я склонился над нею. Мои ладони шлепнулись на стойку, забрызгивая все вокруг растопленным шоколадом, когда Клэр принялась тщательно облизывать меня, собирая все до единой капельки шоколада, которым она капнула на меня, когда мы целовались.

Пока она слизывала шоколад с моего члена, я чувствовал себя так, словно перенесся в порно – только в по-настоящему хорошее порно с отличной музыкой и интересным сюжетом, а не в такое, где извращенцы обмазывают свою колбаску арахисовой пастой и дают собаке…

Клэр вобрала меня в рот на максимальную глубину, и я, слава богу, забыл о лижущих член собаках. Потом в медленном ритме задвигала головой то вверх, то вниз, засасывая меня сильнее всякий раз, когда добиралась до кончика. Мне хотелось вкинуть кулак в воздух или наградить ее аплодисментами, однако такие действия моментально перенесли бы нас на территорию плохого порно.

Почувствовав, как мои яйца поджались, я взял ее за запястья и поднял на ноги. Каким бы замечательным ни был ее рот, прямо сейчас мне было необходимо оказаться у нее внутри. Взявшись за пояс ее штанов и трусиков, я стянул их достаточно низко, чтобы она могла вытащить из них одну ногу.

Затем я поднял Клэр и усадил ее на край стойки, подвинув ее чуть в сторону, чтобы она не сидела на шоколаде. Развинув ее колени, я встал между ее ног. Ее ладони плюхнулись в лужицы шоколада около ее бедер, и когда они заскользили в липкой массе, я обнял ее за талию. Когда она ухватила меня за плечо, оставляя на нем шоколадный отпечаток ладони, мы оба расхохотались, а потом она поднесла вымазанный шоколадом пальчик ко рту и размазала по нижней губе сахарную влагу.

О боже мой, что за порномузыка играет на фоне? В каком кино я снимаюсь – в «Членах и Шоколадной фабрике» или в «Шоколад тает в вагине, а не в руке»?

Я устремился к ней и поцеловал, жадно слизывая шоколад с ее губ, после чего она втолкнула свой язык ко мне в рот. У нее был вкус ее самой и шоколада, и на мгновение мне захотелось расплакаться как ребенку, потому что моя мечта пятилетней выдержки была прямо передо мной. Подхватив ее под колени, я закинул ее ноги себе на талию, мои руки соскользнули на ее бедра, а затем и на задницу, пока я всасывал ее язык себе в рот и притягивал все ближе к себе, пока моя твердость не устроилась в ее влажном тепле.