«Она не твоя. Ты должен отпустить ее». Боль была резкой, впрочем, он это ожидал, зная, как будет, если он проявит заботу о ком-то.

Теперь слишком поздно…


— Хьюз! Отправь кого-нибудь за достойным ужином. Я вернулся.

— Мисс Хейдон. Граф и лорд Брэдон ожидают вас. Также и ее светлость, — доложил дворецкий. Его надменный взгляд перешел с ее испачканного в пути платья на два небольших чемодана и остановился на кряжистой фигуре Грейс. — Будьте любезны следовать за мной. Сейчас семья находится в…

— Я и в мыслях не имела предстать перед ними в подобном виде, — сказала Эйврил. — Может быть, кто-то сможет показать мне мою комнату и принесет туда горячей воды? И, пожалуйста, сообщите семье, что я приду к ним сама.

Взгляд дворецкого выразил некое подобие уважения.

— Очень хорошо, мисс Хейдон. Это ваша горничная?

— Уотерс — моя горничная, да. Не сомневаюсь, что для нее тоже найдется комната.

— Да, мисс Хейдон. Джон, покажите мисс Хейдон Янтарные покои. Петерс, воды сейчас же и отправьте мисс Гиффорд помочь Уотерс.

— Благодарю вас.

Эйврил расправила плечи, придала твердости ослабшим коленям и последовала за лакеем вверх по лестнице.

«Начало положено, — подумала она. — Нельзя позволить старшим слугам запугать себя, равно как ни к чему появляться перед будущей свекровью в облике девчонки-сорвиголовы».

— Ей-богу, мисс, — сказала Грейс, как только их оставил лакей, — здесь потрясающе, правда?

— В самом деле.

Эйврил повернулась на каблуках, чтобы полюбоваться тяжелой золотисто-коричневой драпировкой стен, кистями гардин, золочеными рамами картин, мраморными резными украшениями. Все это она уже видела прежде, хотя, на ее взгляд, обстановка нуждалась в некотором уходе.

Горячая вода не заставила себя ждать стараниями миловидной веснушчатой горничной по имени Алиса, которая осведомилась, не желает ли мисс Хейдон чашку чаю.

— Мы обе не откажемся, — ответила Эйврил.

«Большой бокал вина был бы еще более уместен», — подумала она и, убрав волосы, вымыла руки и лицо. Впрочем, сейчас ей потребуется ясный ум.

— Благодарю вас, Роджерс, я готова.

Дворецкий смотрел, как она спускается по лестнице, и она мысленно поздравила себя с тем, что догадалась спросить его имя. Он открыл дверь перед ней и громко объявил:

— Господа! Мисс Хейдон.

И Эйврил оказалась в прохладной сверкающей элегантности. Стены, обтянутые белым шелком, позолоченная лепнина, мрамор, бледный лимонно-сливочный ковер, который лился ледяным потоком по темному глянцевому полу, по краям в дальнем конце зала стояли диван и кресла.

Двое мужчин поднялись с кресел, когда она начала свой бесконечный путь по ковру. Тот, что выше, должно быть, граф Кингсбери. Его каштановые волосы были тронуты на висках сединой, в чертах лица угадывалось больше жизненного опыта, чем возраста. Рядом с ним стоял его сын, Эндрю, лорд Брэдон. Ее жених. Человек, с которым она собирается провести остаток своей жизни, если только он примет ее. Ниже ростом в сравнении с отцом, полнее, с теми же каштановыми волосами и карими глазами. Сравнения с другим человеком того же возраста мелькали у нее в голове, и ей пришлось выдавить из себя улыбку. Она подошла к женщине, сидевшей на диване, маленькой, птицеобразной, темноволосой и темноглазой. Графиня любезно улыбнулась. Двое мужчин поклонились. Эйврил присела в реверансе. «Мы как автоматы, — подумала Эйврил, — вот-вот начнем звенеть изнутри».

— Моя дорогая мисс Хейдон! Что за авантюрное путешествие было у вас? Подойдите и сядьте со мной рядом. Брэдон, позвони, чтобы нам принесли вина, мы должны выпить за благополучное прибытие мисс Хейдон.

Эйврил ожидала объятий, поцелуя или хотя бы прикосновения к руке. Ничего. Мужчины вернулись на свои места, графиня села рядом с ней, держа спину совершенно ровно и сложив руки на коленях.

— Вы оставили вашу семью в добром здравии, я надеюсь?

— Да, мэм. Мой отец посылает вам свои самые добрые пожелания и сожалеет, что не смог сопровождать меня.

— Деловые обязательства, без сомнения, — заметила графиня, граф улыбнулся.

Роджерс принес поднос с уже наполненными бокалами. Эйврил сжала пальцами хрупкую ножку одного из них и сосредоточилась на том, чтобы не выпить его залпом.

Никто не намеревался произносить тост, поэтому она стала потягивать вино мелкими глотками. Оно с шипением потекло в ее пустой желудок. «Это может быть опасно. Но мне все равно».

— Уверена, до кораблекрушения плавание было удобным.

— Да, мэм, благодарю вас.

Она сомневалась, что ее будущая свекровь благосклонно выслушает рассказ о бешеных собаках Мадраса, рождественских праздниках на борту или попытках юных пассажиров написать сенсационный роман.

— И корабль потерпел крушение пятнадцатого числа прошлого месяца, как я понимаю?

Почему мужчины ведут себя так тихо? Эйврил обратилась к Эндрю:

— Да, именно так. В ночь.

— Но письмо от губернатора было датировано двадцать первым числом, то есть шестью днями позже. — Графиня нахмурилась. — Боюсь, это было очень небрежно с его стороны.

— Я провела на одном из отдаленных островов три дня без сознания. Люди там не знали, кто я.

Странное дело, губернатор должен был им все рассказать. Ее кожа словно покрылась мелкими уколами от чувства близкой опасности. Они уже подозревают ее. Она расскажет все Эндрю, но завтра. Невозможно выпалить все это сейчас же, перед его родителями.

— Ах. Понимаю. Надеюсь, о вас заботились приличные люди.

— Они выполняли секретное задание военного флота. Они спасли меня, когда меня выбросило на берег.

— Так это были мужчины?

Графиня произнесла это слово, словно думала о тараканах.

— Да, мэм. — Эйврил сделала еще один глоток. Она знала, что все это будет нелегко, но почему ее жених не проронил ни слова? Граф смотрел на нее из-под полуопущенных век расчетливым и хищным взглядом. — Я действительно не могу сказать сейчас больше, это конфиденциальная информация. Я все объясню завтра лорду Брэдону.

Он заговорил так внезапно, что она едва не подпрыгнула:

— Уверен, что объясните. — Возможно, таким тоном он говорил в магазине, выбирая новую шляпу. — Ах, вот и Роджерс. Наконец-то ужин.


— Вы хорошо спали, моя дорогая?

— Благодарю, да, милорд.

Эндрю Брэдон просил не называть его по имени, поэтому она не решилась произнести его. Кабинет, в котором она стояла, выглядел очень по-мужски, очень по-английски. Было это убранство в его собственном вкусе или же во вкусе его отца? Граф извинился и покинул собравшихся после обеда, она не видела его с тех пор. Подозревала, что он вовсе покинул дом.

Брэдон предложил удобное кресло, кругом не было посторонних. Выражение его лица было располагающим. Все намного хуже, чем она представляла себе тем утром, когда проснулась в постели, показавшейся ей слишком большой, слишком мягкой и одинокой.

— Я думаю, есть нечто такое, что вы должны мне рассказать о кораблекрушении.

Он откинулся на спинку кресла и ободряюще кивнул. Почему же у нее такое чувство, будто она оправдывается за то, что разбила лучшую вазу китайского фарфора?

— О том, что случилось потом, о моем спасении, да? — Это был правильный поступок, и Эйврил набрала воздуха. — Меня выбросило морем на берег острова, который обычно необитаем. Меня нашли моряки, выполнявшие секретное задание — перехват сообщений, которые отправлял врагу предатель на этих островах. Их капитан устроил для меня жилье в старой лечебнице.

— Почему он сразу не отвез вас на главный остров?

— Потому что я была в полубессознательном состоянии. Кроме того, он опасался, что я смогу выдать их местонахождение. В тот момент он не мог никому доверять.

Сидящий напротив нее человек не произнес ни слова. Ни сочувствия, ни гнева — ничего, кроме поджатых губ. Эйврил догадалась — он ждет, чтобы она принялась болтать без умолку по причине нервозности ситуации, и думает, что преуспел в этом.

— Я была без сознания в течение двух дней.

— И трех ночей. — Ну разумеется, он все подсчитал. — Кто кормил вас?

— Офицер.

— Он изнасиловал вас? — все тем же спокойным, приятным тоном поинтересовался Брэдон.

— Нет!

— В самом деле? Вы уверены? Вы говорите, что были без сознания.

— Я была в состоянии определить, так ли это. Кроме того, он — человек другого сорта.

Она пыталась убрать из голоса эмоции, заставить звучать его бесстрастно, но не была уверена, что ей это удалось.

— Позволял ли он себе какие-либо вольности?

— Он поцеловал меня. Я спала в его постели.

Вот так, теперь она сказала это.

— В его постели? — Округлые черты лица Брэдона заострились так, будто он попал в фокус линзы. — В его постели?

— В противном случае мне пришлось бы спать с моряками под открытым небом в палатках.

— И вы поцеловали его. Понравилось вам это?

Он хладнокровно бил в цель.

— Мне не с чем сравнить. Я девственница, милорд.

«И я покраснела, как пион, и вот-вот пойду ко дну». Все было хуже, чем она ожидала, хотя он оставался спокойным и бесстрастным. Возможно, всему причиной его спокойствие? Почему он не проявляет никаких чувств, даже дурных?

— Так говорите вы.

Эйврил обнаружила, что стоит.

— Я даю вам слово! С какой стати я стала бы рассказывать вам все это, если бы не хотела быть честной с моим женихом?

— С той стати, что вы можете носить в себе ребенка, разумеется.

Он сцепил пальцы и посмотрел на нее поверх них.

Носить ребенка? На мгновение она потерялась в происходящем. Что он говорит? Она не может быть беременна, потому что Люк не… Ее обуял гнев. Ей не верили!

— В таком случае это должно быть непорочным зачатием, милорд.

— Не кощунствуйте!

Наконец-то, хотя бы какие-то чувства.

— Я не лгу. Я не беременна, потому что это невозможно.

— Разумеется, я надеюсь, что вы говорите мне правду. Я не потерплю лжи от своей жены.

Он собирался отвергнуть ее. Эйврил почувствовала что-то очень схожее с облегчением. Она покачала головой. Облегчение? Катастрофа!

— Я понимаю, что с учетом возможного скандала вы хотите пересмотреть брачный контракт. Но это была секретная миссия, и вы можете рассчитывать на то, что мое присутствие в ней останется не известным никому. Кроме того, губернатор гарантировал мне свое молчание.

— Как вы спешите, моя дорогая. — Брэдон положил руки на стол ладонями вниз и принялся изучать ее. — Я не стремлюсь жениться на вас ради вашей девственности, поскольку все соглашения уже подписаны. Мы просто подождем месяц и увидим, что будет.

— Подождем? И если я не окажусь беременной, то выйду за вас?

— Это выглядит разумно, вам не кажется?

Он казался невероятно хладнокровным. Эйврил с усилием подобрала в своих мыслях этот тактичный эпитет.

— Вы не доверяете моим словам, иначе не стали бы прибегать к такой хитрости. Значит ли это, что я могла солгать о своей девственности и прийти сюда, будучи беременной? Могут ли такие подозрения составить основу любого брака?

— Моя дорогая, по крайней мере, вы совершенно невинны в другом отношении. Я женюсь на вас ради вашего весьма существенного приданого. Мой отец несколько не сдержан в тратах, боюсь. Вы же выходите за меня замуж ради титула и положения в обществе. Вы, насколько я вижу, красивая молодая женщина приличного происхождения и изысканных манер, как мне кажется. Что же изменилось? Ваше приданое затонуло вместе с кораблем?

— Конечно же нет.

Это прозвучало с ответным вежливым цинизмом. Он не отвергнет ее, поскольку вскоре обнаружит, что она не беременна. Не важно, думает ли он о ней иначе сейчас. И ей не следует отвергать его, поскольку он не давал повода. Он не ударил ее и не отверг сразу же. Он даже не повысил на нее голос. Эйврил чувствовала даже больший холод, чем тогда, когда Люк нес ее на руках, выброшенную волнами на берег. Этому человеку просто не было до нее никакого дела.

— Разве не покажется странным, что брак откладывается?

Она пыталась поддерживать его тон.

— Почему же, вовсе нет. Никто о нем, в конце концов, не знает. Вы — наша гостья, и мы введем вас в общество. Через месяц я возьму — или же не возьму — вас замуж. Никто не ожидает этого события, а значит, не будет ни сплетен, ни слухов.

— Как это цивилизованно, — пробормотала Эйврил.

Он выглядел вполне довольным собой, хотя и не было понятно, как он собирается держать все в секрете. Перси знала обо всем, Элис Линдон и Коль Чаттертон тоже. Знала и сопровождавшая ее дама. Она не скрывала причин своей поездки в Англию, когда была на корабле. Но что-то удерживало ее от того, чтобы рассказать об этом.