— Сегодня четвертый день с тех пор, как мы нашли вас.

Четыре дня и три ночи. От этой мысли все сжалось у нее внутри.

— Кто ухаживал за мной? Я помню, что меня вымыли… — ее лицо вспыхнуло, — в какой-то лохани. И еще помню, что кто-то кормил меня супом.

— За вами ухаживал я.

— И вы спали в этой кровати? Не вздумайте отрицать!

— В мыслях не имел отрицать, что сплю в своей собственной кровати. Ах, я начинаю понимать. По-вашему, я способен изнасиловать женщину, воспользовавшись тем, что она без сознания. — Выражение его лица было лишено мягкости даже в те моменты, когда он переставал хмуриться. Сейчас оно казалось высеченным из гранита. — Или вы монахиня и потому предпочли бы, чтобы я оставил вас беспомощную, без сознания, на грани жизни и смерти, лишь бы только к вам не прикоснулись мужские руки?

— Нет.

— Так, может быть, я выгляжу как человек, которому нужно сначала лишить женщину сознания и лишь затем овладеть ею?

Только сейчас она поняла, что высказанный ею намек оскорбил его. Большинство мужчин крайне гордятся своими сексуальными способностями, и она только что задела его гордость. Поскольку она полностью зависела от его расположения, следовало быть немного сдержаннее.

— Нет, я просто испугалась, смутилась и… Я благодарна вам за то, что вы ухаживали за мной.

Краска прилила к ее щекам. Играя с прядями волос, она вдруг обнаружила, что они спутались.

— Ох!

— Я вымыл вам голову, но извлечь щепки из волос мне так и не удалось. — Он пошарил рукой на полке, и на кровать упала расческа. — Можете попробовать, но только не разрыдайтесь, если не получится.

— Не имею привычки рыдать.

Она будто утратила память о том, что прежде могло вызывать у нее слезы. И, разумеется, не собиралась расплакаться перед этим человеком.

— Вы никогда не рыдаете? Неужели? — Ей показалось или в его голосе прозвучало одобрение? Он положил ладонь на дверной засов. — Я запру его, и не тратьте попусту силы в надежде выбраться наружу.

— Как вас зовут?

Безымянность была его оружием, еще одним кирпичом в стене безвестности и бессилия, которой она окружена здесь, находясь в его власти.

Эйврил впервые увидела его замешательство.

— Люк.

— Те мужчины называли вас «кэп».

— Я был им.

Он улыбнулся.

Будто каменная глыба опустилась на плечи Эйврил, и она отвела глаза. «Ни слова ему больше не говори!» — кричали в ней все инстинкты.

— Как же зовут вас?

— Эйврил Хейдон.

Стоило ей произнести свою фамилию, она тотчас пожалела об этом. Ее отец достаточно богат и заплатил бы за ее жизнь сколь угодно большой выкуп. Теперь эти разбойники могли узнать, к какой семье она принадлежит.

— Ответьте мне, почему вы держите меня здесь, словно узницу?

Но Люк не ответил, вместо этого скрежетнул ключом в замке, наглухо запирая дверь.


Около двух часов пополудни он с некоторой осторожностью приоткрыл дверь. Его полуживая русалка обладала большим, нежели можно ожидать от женщины, мужеством, пройдя через тяжелые испытания, тем более что она, несомненно, благородная леди. Пусть даже сейчас, очевидно, пребывает в отчаянии.

И пусть столовый нож находился у него в кармане, однако на высокой полке в комнате осталась неосторожно забытая им бритва.

Его пленница сейчас в равной мере и смущена, и испугана, однако после еды вполне может взять себя в руки. Ему необходимо ее благоразумие, кроме того, она обязательно разделит с ним постель этой ночью.

— Время обедать, — объявил он, появившись в дверях с тарелками и горшочком тушеного мяса.

Эйврил встала со стула возле окна, на котором он оставил ее несколько часов назад. Все это время она думала о Люке. Он единственный изъяснялся как джентльмен, но при этом был так же омерзителен, как и прочие мужчины на том берегу. Кто он? Пират, контрабандист, флибустьер? Во всяком случае, его спутники — настоящее отребье. Видимо, их предводитель ничем не лучше, разве только сильнее. Во снах она грезила им, видела, как он берет ее на руки, чувствовала его защиту. Грезы поистине жестоко обманули ее.

— Итак, — Люк шумно поставил на стол еду, — обед. Поттс, к моему удивлению, оказался превосходным поваром.

Запах еды достиг ее обоняния, и желудок отозвался, сжавшись от нетерпения. Тушеное мясо источало восхитительный аромат. Но ей придется дойти до стола, будучи одетой только в рубашку и волоча за собой простыню. Он мучил ее или приручал, как приручают животное? Возможно, и то и другое.

— Я хотела бы съесть все это в одиночестве.

— А я хотел бы, чтобы вы прошлись немного и избежали участи одеревенеть. — Он прислонился плечом к стене возле очага. — Вам тепло? Я могу развести огонь.

— Вы очень предупредительны, однако я не доставлю вам лишних хлопот.

Полуистлевшая занавеска на окне пропускала достаточно света, чтобы стоящего можно было рассмотреть, что Эйврил и сделала, не пытаясь скрыть своего занятия. Имей он хоть каплю совести, счел бы это неуместным, а он лишь приподнял бровь в знак того, что знает о происходящем, и принялся изучать свою пленницу.

Он был высокого роста, с темно-серыми глазами и волосами темно-бронзового оттенка, которые казались почти черными. Его загар наводил на мысль о том, что загорал он под солнцем Индии. Нос с горбинкой, высокомерно вздернутый, был бы чрезмерно велик, не уравновешивай его столь же массивная челюсть. Правда, даже это обстоятельство не умаляло его размеров.

«Словом, отнюдь не красавец», — сделала вывод Эйврил. Если бы он ей понравился, она сочла бы его лицо мужественным и даже интересным. Более того — умным. Но, как бы там ни было, он мрачен, погружен в свои мысли, и это бросалось в глаза. Ее взгляд скользнул ниже — стройный, с узкими бедрами.

— Неужели, — спросил он, — я привлекаю вас более, чем остывающий обед?

— Ничуть, — последовал ее ответ. — Вы просто стоите на моем пути к нему.

Она не привыкла принуждать людей к чему-либо. «Открытая, добросердечная, очаровательная мисс Хейдон» — так говорили о ней. Милая. Теперь же она не ощущала себя милой, и едва ли это случится снова. Эйврил вздернула подбородок и посмотрела на собеседника свысока.

— Моя дорогая девочка, если вы стесняетесь показать мне свои ножки, позволю себе напомнить, я видел все ваше восхитительное тело.

Это прозвучало так, будто он вспоминал каждую увиденную подробность, но ни одна не впечатлила его в полной мере.

— В таком случае вам не придется более видеть ничего подобного! — воскликнула Эйврил.

Она понятия не имела, откуда только взялось мужество противостоять ему. Зато хорошо знала, что на нее обычно смотрят как на скромную молодую леди, которая и мухи не обидит, не то чтобы бесстрашно дерзить пирату — или кем бы ни был этот Люк. В данный момент она загнана в угол, спасать ее некому, но, как ни странно, именно это обстоятельство придавало сил для преодоления страха.

Пожав плечами, он поставил стул возле стола:

— Я хочу, чтобы вы поели. Идите сюда. Или предпочитаете, чтобы я сопроводил вас?

Эйврил подозревала, что он вполне способен просто схватить ее и силой усадить за стол, если она откажется. Нащупав простыню, она встала, не выпуская ее из рук, отчего та сложилась в подобие юбки. Туго стянув ее на себе инстинктивным движением, Эйврил с удивлением обнаружила, что, несмотря на боль, смеется над тем положением, в каком оказалась.

— Что вы нашли забавным? — спросил Люк, когда она села напротив него. — Надеюсь, вы не намерены закатить истерику?

Возможно, стоило, чтобы проверить его реакцию. Только не исключено, что он просто залепит ей пощечину или бросит в ледяную воду. Ему вряд ли присуще милосердие.

— Некоторое время назад я обучалась носить платье придворной дамы, — объяснила Эйврил, беря вилку и представляя, как погружает ее зубья в сердце Люка. — Думаю, здесь подобные навыки неуместны.

Обед состоял из больших кусков мяса, крупно нарезанных овощей и соуса, почти полностью состоящего из алкоголя. Она разрушила мясную твердыню и обмакнула в соус хлеб, отбросив хорошие манеры. Люк пододвинул к ней высокий стакан:

— Вода. Здесь она чиста и прозрачна.

— Когда же вы успели запастись провизией? — спросила Эйврил и с силой отрезала еще мяса от своего куска. — И много ли вас здесь? Десятеро? И все вне закона, не так ли?

— Вне закона только я, — промолвил Люк, возвращаясь на свое место у очага. — Некий господин Дорней, как полагает здешний губернатор, поэт, ищущий одиночества и вдохновения, чтобы создать эпическое произведение. Я сказал ему, что боюсь быть полностью отрезанным от мира туманом или бурей, поэтому и держу значительный запас продовольствия, даже если он больше необходимого для одного человека. Нас здесь тринадцать, и мы, безусловно, сохраняем наше присутствие в тайне.

Она постаралась запомнить фамилию. Когда эти люди предстанут перед судом, она будет свидетельствовать против них, напавших на нее и удерживавших взаперти. Она никого не забудет! Конечно, в том случае, если он оставит ее в живых. Эйврил боролась со страхом, пока тот ледяным камнем не лег в ее животе.

— Поэт? Вы?

Он улыбнулся прежней холодной безрадостной улыбкой, но ничего не ответил.

— Когда вы намерены отпустить меня?

— Когда мы закончим здесь свои дела. — Он поднялся и пошел к двери. — Я оставлю вас, а то как бы команда не съела мой обед подчистую. Увидимся за ужином.

Его рука легла на засов. Эйврил поняла, что более не в силах справляться с неизвестностью.

— Вы намерены убить меня?

Люк обернулся к ней:

— Имей я такое намерение, было бы достаточно бросить вас обратно в море или оставить здесь. Я не убиваю женщин.

— Ну да, вы их насилуете. Сегодня вы заставите меня разделить с вами постель, не так ли?

Она вновь ринулась в атаку, но осеклась, увидев, как его одолевает приступ гнева. Он сжал кулак и оперся им о дверной косяк.

«Сейчас он ударит меня».

— Три ночи вы делили со мной постель. Отдохните, — сказал он тоном, противоречащим выражению лица. — И прекратите паниковать.

Дверь за ним с грохотом захлопнулась.

Люк направился обратно к разожженному костру. Он не собирается торчать на этом проклятом острове с кучкой уголовного сброда и, прежде всего, не допустит изнасилования. Эйврил Хейдон испугалась не без основания, ведь он вырвал ее у своей команды. Ему импонировали ее жесткий тон и резкие жесты, но это только усугубляло ситуацию и возлагало на него опасную, ответственность. Слава богу, ее уже не нужно кормить. Близость ее тела тревожила его, он чувствовал, что начинает испытывать к ней нечто лишавшее покоя. Она выздоравливает, нуждается в нем все меньше и скоро совсем окрепнет. Впервые в жизни ему было приятно о ком-либо заботиться.

Команда с любопытством подняла на него глаза, оторвавшись от обеда. Люк опустился на плоский камень, который считался капитанским креслом, и принял из рук повара тарелку:

— Отличное мясо, Поттс. Что, парни, заскучали?

Именно так они и выглядели — скучающими от безделья и опасными. На корабле он заставит их работать так, что они позабудут саму мысль о бунте. Орудийные учения, тренировки с оружием, ремонт, работа с парусами поглотят все время. Люк подставил лицо ветру:

— Так и тянет норд-вест. Это было богатое ост-индское судно, по всему ясно. Вам, парни, стоит побродить по бережку. — Услышав его спокойный голос, они смотрели на него искоса, всем своим видом напоминая собак, прижавших уши в ожидании удара. — Оставите себе все, что найдете, если только не передеретесь, и принесете мне всех русалок, которые вам попадутся.

Жадность и незамысловатые шутки — простой, но эффективный прием, и он сработал. Все вокруг повеселели, похваляясь тем, что нашли прежде, и будущими находками.

— Хорек, у тебя есть запасные штаны?

Тощий Феррис, прозванный Хорьком и лицом схожий с этим зверьком, поднялся с земли:

— Так точно, кэп. Лучшие воскресные штанцы. Держу их на случай к мессе пойти.

— Где ты, я думаю, стащишь кружку для Подаяний. Они чистые?

— Еще бы, кэп, — оскорбленным тоном ответил Феррис, шмыгнув носом.

Это вполне могло оказаться правдой, ходили слухи, что Хорек даже ванну принимает.

— Одолжи их мисс Хейдон.

Эти слова вызвали шквал свиста и хохота: «Мисс Хейдон, а?! Кор, слыхал, русалка с именем!»

— На кой черт ей штаны, капитан? — упорствовал Феррис. — В кровати штаны ни к чему.

— Она достаточно понежилась, когда плескалась в море, а теперь пусть встает с кровати и займется чем-нибудь.

После этих слов окружающие даже заподозрили, что Эйврил была без сознания и не в состоянии сопротивляться, наивно полагая, что он проводил с ней время в постели. Никто даже не догадывался, что он ухаживал за ней, как за ребенком. Его частые отлучки заставили команду восхищаться им и его мужской силой.