— Его не так-то легко добыть сейчас, как вы, не сомневаюсь, знаете. — Торговец, качая головой, повел за собой Люка по лестнице в подвал. — Мы скупаем то, что остается у мелких виноделов, но конечно же не приобретаем ни капли контрабандного вина…

— Разумеется, ни капли. — Люк сделал паузу и осмотрел стеллажи, мимо которых шел. За его спиной прозвенел дверной колокольчик — кто-то вошел. — Боюсь, у меня длинный список, Хамфрис.

Внизу лестницы появился Хьюз с чемоданом в руках. Сидевшему в погребе юноше Хамфрис сказал:

— Присмотри за прилавком, Джон. Я какое-то время буду здесь с капитаном д’Онэ.

Молодой человек положил счетную книгу и поднялся по лестнице.

Люк снял фрак и панталоны, переоделся в бриджи оленьей кожи, пальто для верховой езды и шляпу с низкой тульей, затем последовал за виноторговцем через лабиринт подвалов к другой лестнице.

— Сюда, сэр. — Хамфрис с усилием открыл тяжелый люк. — Пикеринг-Плейс.

— Благодарю вас, через несколько дней вы получите распоряжение.

Люк быстро пошел по узкому проходу обратно к Сент-Джеймс, свернул к Пэлл-Мэлл и подозвал жестом извозчика.


Эйврил вызвала горничную и извинилась перед ней за состояние ковра в столовой. Девушка Полли, казалось, была удивлена этими извинениями и спокойно занялась своим делом, подбирая с пола осколки и вынимая их из густого коврового ворса.

Предположительно такие истерики вполне в духе содержанки.

Эйврил закусила губу. Она именно ею и была, с погубленной репутацией, изгнанная из приличного общества. Нет смысла обманываться, убеждая себя в том, что это просто идиллия с человеком, которого она любила.

Она продала ему себя. Тот факт, что Люк, казалось, любит ее, не имеет значения. Он вполне доволен, и это своего рода финансовая операция. Чего она ждала? Что он откажется запятнать свои чувства деньгами?

Люк ушел из дома уже достаточно давно. У него свои дела, и нет необходимости спешить к любовнице, закатывающей ему сцены за завтраком.

Пообедав и около часа проведя за шитьем, она вызвала Грейс:

— Я хочу выйти на улицу.

— Это разумно, мисс? Что, если кто-то вас узнает?

— Когда я буду в карете с опущенной вуалью?

— Как прикажете, мисс.

Обе, опустив глубокие траурные вуали, вышли на тротуар.

— Вон там извозчик, — сказала Грейс, но тут из-за угла вышел какой-то мужчина.

— Хорек!

— Добрый день, мисс. Запрыгивайте. Куда мы едем?

— Мы?

Рядом с ней заняла оборонительную позицию Грейс, выразительно держа зонтик.

— Капитан сказал, что я должен сопровождать вас везде, мисс. Что сказать кучеру?

— Вокруг Гайд-парка, — наугад сказала Эйврил и села в экипаж.

— Мисс Хейдон?

— Все в порядке, Грейс. Я знаю этого человека.

Феррис уселся на сиденье напротив нее и внимательно смотрел в окно, когда экипаж тронулся с места.

— Когда капитан велел тебе сопровождать меня? Мне он ничего не сказал.

— В полдень, около того. Явился в пивную моей тетки, мы все там сидим, пока он нашими помилованиями занят, решает, кого на какое судно. Сказал, что есть один господин, который желает вам навредить, чтобы мы, значит, проследили. — Он приоткрыл борт своего бушлата, показав ей целую коллекцию ножей и небольшую дубинку. — Вы ничего не бойтесь.

— Чувствую себя в полной безопасности, — сказала Эйврил. Сознание ее замирало при мысли о том, чем закончится стычка между Брэдоном и Хорьком. — Так в той пивной все вы собрались?

— Ну, Таббс и Докинс следят за квартирой капитана, чтобы узнать, кто следит за ней. А Бык ходит за самим капитаном, чтобы узнать, кто следит за ним.

Хорек был одет на удивление чисто и опрятно, хотя его щербатая улыбка выглядела как никогда сомнительно.

— Что они сделают с теми, кого поймают?

— Продадут тем, кто силком людей на флот вербует. Хороший тут парк, правда?

Он откинулся на сиденье. Экипаж быстро двигался вдоль Гайд-парка, но глаза Хорька внимательно следили за всем, что происходило на улице, и Эйврил ни на мгновение не поверила, что он так спокоен, как притворяется. Рядом с ней сидела Грейс, крепко сжимая зонтик, она не собиралась поддаваться успокаивающему движению экипажа, но отчасти поддалась очарованию новых событий.

Хорек обмолвился, что Брэдон устроил слежку за Люком, сейчас тот в опасности, и единственное его средство защиты — команда отпетых негодяев с острова.


Люк осторожно повернул ключ, в двери дома на Хаф-Мун-стрит. Опыт подсказывал, что если любовница приобрела вкус к метанию предметов, то, скорее всего, она его сохранит.

Топот бегущих ног заставил его приготовиться к защите, но Эйврил, распахнув дверь гостиной, бросилась ему на грудь ничем не вооруженной.

— С тобой все в порядке? — Она посмотрела ему в лицо, и волнение начало ослабевать. — Слава Небесам, да. Я так волновалась, когда Хорек рассказал мне о Брэдоне.

— Брэдон может отправляться в пекло, — сказал Люк и поцеловал ее бережно.

Жизнь сама по себе невероятно сложна, но это прекрасно.

— Да, но откуда он узнал?

Эйврил, порозовевшая от удовольствия и взволнованная объятиями, увлекла его в гостиную. Как легко она вошла в роль. И как легко она прекратит ее играть.

— Он же не идиот. Он знает, что тебя скомпрометировал какой-то морской офицер. Единственным морским офицером, который уделял тебе внимание в Лондоне, был я. Он прикинул, что меня не было в городе сколько-то времени, и никто не может сказать определенно, где я был. Можно сказать, я вернулся одновременно с тобой.

Она мгновенно побледнела.

— Эйврил, нет причин волноваться. Вся моя команда защищает тебя.

— Я беспокоюсь не о себе!

Она повернулась к нему, страстно выкрикнув это, и у него перехватило дыхание от неведомого чувства. Не похоть или вожделение, хотя и они тоже. Но что-то теплое и глубокое, из глубины души, от всего сердца. Озадаченный этим, он взял ее руки в свои, но она сжала их на груди.

— Он может навредить тебе, он мстителен и расчетлив. Он может убить тебя в каком-нибудь темном переулке или отправиться в адмиралтейство и устроить неприятности там. Я должна уйти. Сейчас же.

— Только через мой труп!

— Этого-то я и боюсь, тупица!

Люк нахмурил брови. Ему нужно было отвлечь ее, притом быстро.

— Я мог бы напомнить, что ты — моя любовница, и я вправе ожидать послушания и уважения. Ты уже дважды целилась мне в голову, погубила рубашку, лучшее пальто не восстановить никогда, а тот кофейник саксонского фарфора был из Дрездена, теперь же ты еще называешь меня тупицей. Боюсь, тебя стоит наказать.

— Что? Ты же не хочешь… Нет!..

Эйврил издала протестующий вопль, когда Люк подхватил ее на руки и перебросил через плечо, как это было тогда на берегу. На этот раз, болтаясь вниз головой, она боролась, колотя его кулаками по ягодицам и бедрам, пока он нес ее в спальню, но все бесполезно. Сев на кровать, он скрутил ее так, что она оказалась лицом на его коленях.

— Отпусти меня, ты, зверь! Ты не смеешь меня бить! Я буду… Я…

Прохладный воздух коснулся ее бедра, ягодиц, затем мир погрузился во тьму — это взлетели и опустились на ее голову юбки. Большая теплая ладонь накрыла ягодицы, затем подняла ее в воздух и положила на кровать. Люк начал ее щекотать, пока она не зашлась от смеха.

— Ах ты, зверь, — прошептала она, когда они, наконец утомившись, легли рядом.

— Я знаю. Хочешь ли ты еще зверства?

— Да, пожалуйста, — сказала Эйврил. — Я без ума от него.

Глава 23

Восемь дней у Брэдона показались ей бесконечностью.

Эти тринадцать, казалось, проносились мимо. Завтра она отплывает в Индию, прощается с Люком и никогда более его не увидит, возможно, даже не услышит, что с ним стало. Она отсчитывала дни с ужасом приговоренного к смерти, молящегося, чтобы последний день никогда не наступил. Но он наступил.

Хорек сопроводил Грейс, скрытую под густой вуалью, по нескольким магазинам.

Люк с течением времени изменился. Эйврил поняла это, когда смотрела на него, спящего рядом с ней. Было три часа ночи, за окнами только что прошел ночной сторож, но свечи еще продолжали гореть. Они занимались любовью половину этой ночи.

За эти несколько дней нрав его умерился, он стал задумчивее. Эйврил думала сначала, что он беспокоится о кознях Брэдона, но потом поняла, что Люк слишком мужествен, чтобы думать о нем. Учитывая то, что он все сделал для ее защиты. Тогда она думала, что причина его задумчивости — слишком напряженная работа в адмиралтействе, но он, казалось, наслаждается работой со студентами — лейтенантами службы разведки.

Его любовные ласки стали более мощными и страстными за это время, иногда она ловила на себе взгляд его обеспокоенных потемневших глаз, будто была для него загадкой, которую он не мог разгадать.

Теперь он лежал лицом вниз, обнаженный. Эйврил боролась с искушением прикоснуться к нему еще раз, тогда бы он проснулся, она же хотела, чтобы он поспал, а она могла бы смотреть на него, сохраняя в памяти его образ.

Первый раз в жизни она пожалела о том, что не умеет рисовать.

— Я люблю тебя… — шептала она снова и снова. Произносить это было восхитительно сладко. — Я люблю тебя…

Ее веки опустились, и она легла на подушку рядом с ним, успокаиваясь и вдыхая ароматы его кожи и мускуса ласк. Если бы она могла просто остаться, если бы ночь никогда не кончалась…


Люк медленно просыпался, улыбаясь, как делал это каждое утро рядом с Эйврил. Закрыв глаза, он протянул руку туда, где должна лежать она, свернувшись калачиком, с упавшими на глаза волосами, теплая, мягкая и сонная. Она проснется в его руках, и они будут целоваться. Его рука коснулась вмятины в матрасе — уже остывшей. Ее уже не было.

Озадаченный, он открыл глаза и вспомнил. Сегодня она уезжает домой. Оставив его.

Он напрасно обманывал себя несколько последних дней, говоря, что время остановилось. Однажды он взял в руки книгу, которую она читала, а из нее выпал листок, вырванный из альманаха, на котором были перечеркнуты крест-накрест дни. Она стала неразговорчивой, беспокойной, под ее глазами пролегли темные круги.

Он снова закрыл глаза. «Трус. Встань и встреть это лицом к лицу». Эйврил наслаждалась их любовью и первой предложила ему близость.

Не было повода удерживать ее тогда в плену. Но он наказан за это сейчас. Тоскует по ней. «Я привык к ней, — подумал он. — Привык к ее прикосновениям и смеху, ее запаху, к тому, что она рядом, к ее смелости и ее поцелуям. Привык, вот и все. Она уже не вернется, и я должен жениться на де ля Фале и найти другую любовницу…»

Он перевернулся на спину, широко открыл глаза. Едва светало. Нет, когда он женится, он будет хранить верность. Эйврил не понравилось бы, поступи он иначе. Но какое это имеет значение, что она подумает? Она будет за тысячи миль от него, строя новую жизнь, пытаясь забыть его и эту сделку, освободившую ее от Брэдона.

К тому времени, когда она вернется в Англию, если это когда-то и произойдет, он уже давно будет французским подданным, с французской женой и французскими детьми в собственном имении.

Он постарался погрузиться в приятные мечты, которые так часто поддерживали его прежде. Но впервые не смог представить себе свою главную мечту. Вместо яркой картины с собственным замком, детским смехом и элегантной супругой ему виделись черно-белые призраки.

С проклятием Люк скатился с кровати, натянул одежду и отправился на поиски Эйврил. Она сидела в гардеробной, укладывая вещи в дорожный сундук, стоявший рядом. По ее лицу невозможно было понять, что именно она чувствует.

Люк стоял так некоторое время, глядя на нее. Но она подняла голову, и шелк и кружева выпали из ее рук.

— Я заканчивала сборы, — сказала она.

«Так стремится уйти».

— Да, конечно, — отозвался он. — Ты будешь рада увидеть отца и братьев снова.

— Да. Я скучаю по ним. — Она наклонилась и подняла с пола камзол. — Это все будто сон. Плавание, кораблекрушение.

— Я.

Она кивнула, не встретившись с ним взглядом. Да, она могла позволить всему произошедшему стать сном, найти себе мужа в Индии, будто ничего и не было. Если повезет и она приложит некоторые усилия, тот мужчина ничего не узнает. Люк чувствовал себя больным и слабым при мысли, что некий мужчина будет ревновать ее. Она будет выбирать себе мужа сама, Люк знал это. И делать это осторожно, пока не удостоверится, что нашла того, кому сможет доверять.

— Ты выйдешь замуж, — сказал он.

— Да, — согласилась она, положив очередную одежду в сундук. — Я бы хотела иметь детей.