Она подмела возле очага влажной метелкой, сделанной из прутьев, и подбросила свилеватое полено в очаг. Просоленное дерево вспыхнуло синим и золотым огнем, пока она возилась с оконной занавеской. Пусть то, что должно случиться, по крайней мере, случится вдали от посторонних глаз. Она вытерла слезу тыльной стороной ладони.

«Я — Хейдон. Я не выкажу страха, не стану просить, умолять и плакать».

Поклявшись себе в этом, она повернулась к отсыревшей во влажном воздухе постели. С тем же желанием она легла бы в крысиное логово. Эйврил перетряхнула одеяла, разгладила сбившийся комьями матрас, накрыла его простыней, которая все это время служила ей юбкой, и, как могла, взбила подушку.

Она осталась в рубашке Люка, с рассыпавшимися по плечам волосами. Смерила кровать долгим взглядом. Затем откинула одеяло, легла, укуталась в одеяло и принялась ждать.


Люк провел некоторое время возле костра, наблюдая за тем, как играют в кости в одной палатке, храпят в другой, затем рассудил спор Харриса и Хорька по поводу лучших питейных заведениях Лиссабона. Напряженность в команде ослабла благодаря охоте за предметами, выброшенными морем в течение дня. Ничего ценного не нашлось, однако выловленного бочонка с духами хватило, чтобы поднять настроение моряков.

Люк не спешил возвращаться к небольшому зданию лечебницы, стараясь не думать об Эйврил. Он хотел, чтобы она оставалась лишь проблемой, которую нужно решить. Никто из его людей не хотел оказаться здесь, большинство из них, скорее всего, умрет, и у него нет желания растрачивать свою жалость на какую-то девчонку, которая, если повезет, выйдет из этой передряги живой, хотя и куда менее невинной.

— Спокойной ночи, — сказал он наконец и зашагал по направлению к лачуге.

Вслед ему раздавалось недвусмысленное хихиканье, но он предпочел не обращать на это внимание. Он едва мог держать свои мысли в узде. Первыми несли вахту Харрис и Хорек — достаточно надежные парни, и ему не было нужды напоминать им, что делать.

Когда он отворил дверь и вошел внутрь лачуги, там царила чистота. Светила лампа, в очаге потрескивали поленья. Вдыхая запах дыма, Люк думал, что вряд ли когда-нибудь это место было столь же уютным, как сейчас. Одного взгляда на постель хватило, чтобы развеять любые мысли о желании Эйврил создать соответствующую интимному моменту атмосферу: она лежала под одеялом вытянувшись и не шевелясь, пальцы ног на одном конце одеяла образовали холмик, на другом — едва виднелся ее нос. Люк старался не смотреть на выпуклости, весьма живописно проступающие между этими двумя вершинами.

— Эйврил?

Он осторожно прошел на середину комнаты и сел, чтобы снять сапоги.

— Я не сплю.

Ее голос был холоден, как и тело. Он заметил блеск отраженного света в ее глазах, когда она повернула голову в его сторону.

Люк бросил плащ и рубашку на спинку стула. Когда он взялся за пряжку ремня, услышал, как Эйврил сделала глубокий неровный вдох. Однако же он не собирается раздеваться в темноте, ей придется или привыкнуть к этому зрелищу, или закрывать глаза.

— Вы никогда не видели прежде голого мужчину? — спросил он, высвобождая ремень из пряжки.

— Нет. Я хотела сказать — да.

Эйврил трудно было найти ответ. Кашлянув, она попыталась снова:

— Я была воспитана в Индии. Садцху и другие святые люди часто ходят голыми.

Кроме того, она видела рисунки на стенах тамошних храмов, хотя и предполагала всегда, что там чудовищно все преувеличено.

— Они покрывали себя пеплом… — добавила Эйврил.

Начав говорить, она уже не могла остановиться.

Люк не сказал ни слова, просто отвернулся к стулу, снял штаны и бросил их поверх другой одежды. Рот Эйврил закрылся со странным звуком, но глаза закрываться отказывались. Перед ней был не измазанный пеплом истощенный отшельник, сидящий под священным фикусом с чашей для подаяния и глядящий на мир дикими темными глазами. Люк был… Она подыскивала определение, остановившись на «впечатляющий», которое тем не менее казалось недостаточным для этой золотистой кожи, крепких мышц, широких плеч, мускулистой спины, узких бедер и…

Он обернулся, ее рот приоткрылся снова, затем, впрочем, чтобы выпустить сдавленный вздох.

— Видите, как вы на меня действуете? — сказал он, подходя к постели и, по-видимому, совершенно не испытывая стыда.

— Прекратите! — отрезала она, но сразу поняла, как смешно это прозвучало в свете того, что должно вот-вот произойти, унизительное и болезненное. — Перестаньте вы этим размахивать!

Последнюю фразу она произнесла тоном, который ее тетя использовала для того, чтобы отчитывать прислугу.

Люк фыркнул от смеха — впервые от настоящего веселого смеха, который она услышала от него.

— Эта часть мужского тела делает то, что хочет. Вы можете закрыть глаза, — предложил он.

«Будто это что-то изменит, — подумала Эйврил, — он все равно останется на том же месте». Люк пожал плечами, отчего мышцы на них образовали переливчатый рельеф, что окончательно повергло ее в замешательство. Она отказывалась верить, что все это происходит с ней, и хотела было отвернуться, но шею словно парализовало, как, впрочем, и все тело.

Люк протянул руку и откинул край одеяла. Эйврил заставила себя не схватиться за него, чтобы вернуть на место. Не сопротивляться, не реагировать. Не давать ему удовлетворения его силой.

— Не могли бы вы подвинуться?

— Что… Что?

Она ожидала совершенно другого, но никак не подобного вежливого вопроса. Он должен был просто взгромоздиться на нее, разве нет?

— Подвинуться чуть дальше.

Люк замер, опершись коленом на кровать.

Эйврил обнаружила, что в состоянии отвести взгляд, и принялась внимательно смотреть на затянутые паутиной стропила.

— Вы ожидали, что я прыгну на вас, верно?

Да, нетерпеливый и раздраженный, но вовсе не обезумевший от похоти. Возможно, он занимался подобными вещами постоянно.

— Я понятия не имею, чего ожидать! — Она вновь вспыхнула от стыда, гнев и унижение вывели ее мышцы из состояния паралича, и она села на кровати, готовая сопротивляться ему. — Я девственница, откуда мне знать, каково это — быть изнасилованной.

Глава 4

На мгновение он закрыл глаза:

— Я собираюсь спать в этой постели. Вместе с вами. Вот и все. Разве вы не понимаете? Ради всего святого, вы все еще думаете, что я намерен вас изнасиловать?

— Разумеется! Я не читаю мысли!

Ярость опалила ее изнутри, она была так напряжена и напугана на протяжении всего дня, так старалась быть храброй, а теперь… Теперь он хочет, чтобы она все понимала без слов?

— Как я ненавижу вас!

Она набросилась на него и ударила его в грудь кулаком.

— Вы хотите, чтобы я занялся с вами любовью? — поинтересовался он, когда она попыталась ударить еще раз, и поймал ее запястья.

Его твердые, мозолистые ладони стиснули ее изнеженные руки, он оказался так близко, что она почувствовала запах пота, едва сглаженный грубым мылом. Его естественный запах.

— Заняться любовью? Вы это называете любовью? Нет, я не хочу ничего вообще! Я весь день жила в ужасе, и теперь вы говорите, что ничего подобного не имели даже в мыслях?

Она исчерпала все слова и свернулась клубком, закутавшись в одеяло и глядя на него, из последних сил удерживаясь от слез.

— Я не насилую женщин, — твердо произнес Люк. — В сознании они или нет.

Эйврил стало ясно — она его оскорбила. Хорошо. Она не думала, что это вообще возможно.

— Тогда что вы делаете этим?

Она протянула руку к его паху, и Люк отпрянул прежде, чем она смогла коснуться его мужского достоинства.

— Я говорил вам, что эта часть тела живет своей жизнью. И не считаю нужным что-либо добавлять. — Голос Люка звучал на грани раздражения и гнева. — Сожалею, что испугал вас, — прибавил он, будто извинялся за случайный толчок локтем. — Я думал, вы понимаете, что у меня нет намерения оскорбить вас. Если вы в состоянии просто подвинуться, чтобы я лег, тогда мы сможем уснуть.

— Всего лишь? Вы хотите, чтобы я просто закрыла глаза и просто уснула с вами в одной постели?

Эйврил понимала, что близка к истерике, и до боли прикусила нижнюю губу.

Боль отрезвила ее. Пришло понимание того, что он не собирался насиловать ее, самообладание дало трещину, и теперь трудно вернуть себе даже отдаленное подобие спокойствия.

— Почему бы в таком случае вам не одеться хотя бы частично?

— У меня нет в запасе чистых рубашек — на вас надета последняя. Кроме того, еще один слой ткани между нами не сможет ничего изменить.

Ее внимание привлек странный скрежет, затем она поняла, что его издают ее собственные зубы. По крайней мере, если бы Люк лежал под одеялами, она была бы избавлена от его наготы. Это стоило определенного усилия — не заметаться по кровати, но она повернулась на бок и легла спиной к нему, глядя в стену.

Веревки, скреплявшие матрас, заскрипели, раздался шорох одеял.

— Нет никакой необходимости расцарапывать нос о стену, — сказал Люк, — идите сюда.

Он обнял ее за талию и привлек к себе, плотно прижав к своему телу.

— Да прекратите же извиваться, ради всего святого!

— Мы соприкасаемся, — сказала Эйврил, сохраняя остатки спокойствия.

Он был твердым и теплым, ее ягодицы прижимались к той части тела Люка, которая, по его словам, имела собственный разум. Такое волнующее ощущение, тем более что тонкая льняная рубашка не представляла собой никакого барьера вовсе. Ниже края рубашки ее бедра были обнажены, и она ощущала волосы на его ногах.

— Я, разумеется, буду избегать касаться ваших ледяных ног. — Похоже, что он стиснул зубы. — Прекратите стонать, женщина. Вы живы, не так ли? И вы в тепле, сухости, накормлены и все еще девственница. Лежите смирно, ради всего святого, и дайте мне поспать, затем я оставлю вас в покое.

Ей показалось, что она услышала, как он пробормотал: «Если смогу», но не была уверена в этом.

Женщина? Стоны?!

— Вы — хам! — воскликнула она, пытаясь удержать его тело в половине дюйма от своего.

Но он лишь сильнее прижал ее ягодицы к своему паху. Тяжелая рука на ее талии превратилась в натуго затянутый канат, и она сдалась, позволив мышцам расслабиться.

Святое Небо! Это твердое тепло за ее спиной, это дыхание на ее шее… Она осталась в живых, тогда как многие другие — она была уверена — не дожили до этого дня. Она старалась удерживать в памяти их лица и голоса, но они ускользали от нее. Ее друзья, такие близкие после трех месяцев плавания, ее многочисленные знакомые и даже те люди, которых она видела каждый день, но не обмолвилась ни словом с ними, — все они будто были жителями небольшой прибрежной деревушки, которых поглотило разбушевавшееся море.

Эйврил успокоилась и стала беззвучно молиться за них. Она чувствовала себя лучше оттого, что горе и беспокойство слегка ослабили хватку. Сильное тело рядом с ней было погружено в сон или, по крайней мере, находилось на грани сна. «Я жива, и он защищает меня. Хотя бы сейчас я в безопасности». Но мрачные мысли витали в ее уме, легко преодолевая преграды, которые она создавала. Эти люди — дезертиры, возможно, предатели, и она знала о них слишком много. На что ей придется пойти, чтобы сохранить даже эту неустойчивую безопасность?


Люк чувствовал, как тело Эйврил расслабляется, соскальзывая в сон. Он позволил себе расслабиться, когда ее дыхание выровнялось, и стал наслаждаться тем, что эта женщина так близко в его руках. Нежные изгибы ее тела — сладостная мука, женский запах, который невозможно скрыть любыми духами и мылом, опасно возбуждал. Последний раз он спал с женщиной два месяца назад. И тогда они занимались любовью, а отнюдь не лежали так, почти невинно.

Он вспомнил, что еще разозлен упреками Эйврил в намерении взять ее силой.

«Она устала, напугана пережитым, очевидно, не способна здраво мыслить», — сказал он себе. Предположив, что раздевался при ней нетактично, он ощутил, как в нем переворачивается обида, ведь она могла бы закрыть глаза. Кроме того, если она хочет, чтобы он надевал рубашку на ночь, то завтра вполне может заняться стиркой. А у него достаточно хлопот, чтобы еще беспокоиться о ее потревоженных чувствах.

Погружаясь в сон, Люк подумал, что не имел возможности привыкнуть к интимным отношениям с благовоспитанной молодой женщиной из общества. Он ходил по морям более или менее постоянно с восемнадцати лет, и ни сестры, ни невесты, чтобы заботиться о нем, благодарение Небу, рядом не было.

Однако здесь не гостиная столичного художника и не великосветский клуб «Олмак»! Черт бы ее побрал, она на его территории, ей следует его слушаться, делать, что он приказывает. «Было бы забавно соблазнить ее», — подумал он перед тем, как позволить себе уснуть. Но насколько трудно это будет?