Глянув в зеркало, Сэвидж увидел, что его небритая, нечесаная наружность была еще страшнее. «Хорошо, — подумал он, — сегодня она не посмеет ослушаться меня. Она не подозревает, что я вернулся. Нападение будет внезапным», — с мрачным удовлетворением размышлял он. Но в конечном счете самолюбие не позволило ему явиться перед своей золотой богиней в таком неопрятном виде. Прежде чем спуститься, Сэвидж побрился и переоделся.

Мистер Бэрке страшно удивился, увидев Адама Сэ-виджа. Он слышал, как вечером, после того как рассерженный Сэвидж покинул замок, Антония плакала, и собирался утром послать ей завтрак в постель, чтобы она немного успокоилась. Теперь, как он понял, эта затея отпадает. Сэвидж явно ждал, когда она спустится вниз. Он вернулся, чтобы начать второй раунд.

Сэвидж сдерживал себя, но внутри тлели угольки, готовые вспыхнуть с каждым новым ударом часов.

Когда Антония спустилась в зал, на ней было кремовое муслиновое платье, в шелковистые черные локоны вплетены кремовые розы. Она была воплощением невинности, незащищенности и доброты. У него сладко екнуло сердце. Но потом крутой нрав взял верх. С угрожающим видом он приблизился к ней.

— Должно быть, я самый большой слепец, если не узнал твоих кошачьих глаз.

— Знать свои недостатки — бесценный дар, — мягко заметила она. В ее словах, хотя и сказанных невинным тоном, звучала насмешка.

— Ты хотя бы представляешь все неблагоразумие своего поведения? — Он будто щелкал кнутом. — Я твой опекун. Понимаешь ли ты, что всякая близость между нами абсолютно недопустима?

— Недопустима, — покорно согласилась она. Он был взбешен.

— Твой поступок возмутителен! — гремел его голос.

— Возмутителен, — покорно согласилась она.

— Я в ответе за твою нравственность, — ревел он. — То, во что ты заманила меня, совершенно непозволительно!

— Непозволительно, — грустно прошептала она.

— Перестань. Ты ведешь себя как распущенная куртизанка!

— Картинки, которые вы показали мне в «Кама сутре», многому меня научили, — обольстительно улыбнулась она.

— Боже милостивый, осталась ли у тебя хоть капля стыда?

— Вы учили меня, что, когда мужчина и женщина делят постель, для стыда нет места.

— Тебе только семнадцать лет! — воскликнул он.

— В Венеции это не имело значения.

— Нет, черт возьми, имело значение. Почему же, по-твоему, я не овладел тобою? Не лишил тебя девственности?

— Вы сказали, что это подарок моему любовнику, — обольстительно прошептала она.

Он схватил ее за плечи и встряхнул, стараясь привести в чувство. Лицо потемнело от гнева. Он грубо тряс ее, так что у нее стучали зубы, но, когда он перестал, она прильнула к нему и заглянула в его светло-голубые глаза.

— Мы еще не завершили наши дела, Адам. Теперь он, разумеется, испытывал не только гнев, но и вожделение. Непреодолимое сочетание. Он отпрянул. Она, по существу, стремилась обольстить его, когда он и без того был готов повалить ее на мягкий ковер, раздвинуть ноги и утонуть в ней.

Адам Сэвидж углубился в долину реки Блэкуотер, пытаясь унять ярость и вожделение. Красота окружающей природы скоро умерила его ярость. Куда ни кинь взгляд, отовсюду в глаза бросалась волнующая красота высоких башен замка, черно-зеленой воды, зеленеющей долины. Этот уголок Ирландии, который он теперь мог считать своим, был словно зачарован. Может быть, он сам зачарован и Блэкуотер заявляет на него права? Он проникался его древней красотой, находившей путь к его сердцу.

Образ Антонии не отпускал его. Злость остыла, но страсть не утихала. Казалось уместным, что он нашел свою золотую богиню здесь, ибо она была колдуньей. Она заколдовала его в Венеции. В этом вечном городе они нашли свою любовь. Как только он закрывал глаза, перед ним вставал ее образ. При каждом вздохе ему чудился аромат лесных фиалок. Его мозолистые пальцы помнили шелковистую кожу ее горячего тела. Одно воспоминание об этом возбуждало его плоть. Однако Адам Сэвидж понимал, что его пленили не зеленые глаза и не красивые длинные ноги. Причиной был щедрый, полный отклик с ее стороны. Она находила его в высшей степени привлекательным и не скрывала этого. Его шрамы не отталкивали ее, наоборот, возбуждали.

Но он заставил себя считаться с фактами. Взять молоденькую подопечную себе в любовницы было противно светским нравам. Он был честолюбив. Если он рассчитывал иметь голос в английских верхах, то ему требовалось одобрение со стороны людей своего круга и всех влиятельных лиц. За ним было и без того достаточно поступков, которые приходилось держать в абсолютной тайне, чтобы позволить себе связь, которая уронила бы его в глазах света.

Во всяком случае, Антония заслуживала лучшей судьбы. Ей было нужно блестящее замужество. Такое, которое оградило бы ее от бернардов лэмбов мира сего. Она питала страсть к величественным зданиям, пышной обстановке и естественным паркам. Ей был нужен муж достаточно богатый, чтобы удовлетворить ее запросы. Они больше не будут ссориться. Станут друзьями. Когда она выдавала себя за Антони, они могли обсуждать что угодно. Пусть будет так и теперь. Они все обговорят и наметят планы на будущее. На обратном пути маркиз Блэкуотер чувствовал себя весьма великодушным и благородным.

Всю вторую половину дня Антонии нигде не было видно, Сэвидж получил возможность тщательно осмотреть зимой, парни и три с половиной тысячи акров земли. Он поговорил со всеми арендаторами, узнал, как кого зовут, кто сеет хлеб, а кто держит скот. Узнав, сколько они платят казне, он недовольно нахмурился, понимая, как тяжело наскрести такую сумму. Он снизил аренду наполовину, благодаря Бога, что достаточно богат, чтобы сделать такой великодушный жест. Узнав, что в расположенном поблизости городке Таллоу бывают конские ярмарки, Сэвидж решил до отъезда наведаться туда.

Мистер Бэрке сказал, что ужин будет в восемь, но только что пойманный и закопченный на месте лосось стоит того, чтобы подождать. Адам Сэвидж тщательно побрился и переоделся. Надел чистую полотняную рубашку, правда, пренебрег галстуком или шейным платком.

Когда он вошел в банкетный зал, свет от камина трепетал на стенах, как и столетия назад. Он сразу увидел, что Антония спустилась раньше него и сидела за освещенным свечой дубовым трапезным столом. Усевшись напротив, он удивленно раскрыл глаза, увидев, во что она одета. На ней был золотой лиф в виде короны, который она носила в Венеции. Быстрее забилось сердце, отвердели шары, но он усилием воли подавил желание.

Овладев собой, он криво улыбнулся. Теперь он ясно представлял, какую игру она затеяла. Она пыталась обольстить его. В Венеции ей это удалось, но сегодня совсем другое дело. Он по праву заговорил первым. Голос был сильным и твердым:

— Антония, сегодня у нас все начинается сначала. Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы разводить церемонии, и я надеюсь, что мы поладим.

Антония совсем не собиралась начинать ссору. Не произнося ни слова, она с подчеркнутым вниманием слушала его, надеясь, что романтическая атмосфера и соблазнительный лиф, позволяющий мельком увидеть груди, настроят его на легкий флирт.

— Приношу прощения за все требования, которые я предъявлял к тебе, когда принимал за молодого лорда Антони Лэмба.

Он терпеливо ждал ответа, но она лишь макала ложку в суп, задумчиво глядя на него своими зелеными глазами.

Ей хотелось сказать, что она принимает извинения, но она понимала, что ее слова вызовут новую вспышку. Адам Сэвидж, несомненно, относился к тем, кто редко извиняется.

Он доел суп.

— Отныне мы должны всеми силами беречь твою репутацию. Я уже объяснил миссис Кении, что ты приехала сюда в мужской одежде, чтобы избежать сплетен, так как путешествовала не в сопровождении женщины. Она лопалась от любопытства, наблюдая за твоими ни на что не похожими выходками.

Мистер Бэрке подал копченого лосося в собственном соку, приправленном петрушкой и укропом, с крошечными клубнями молодой картошки, хвостиками спаржи, морковкой и пастернаком. Блюдо завершал салат из зеленого лука, свежих грибов, кресса и папоротника. Когда они принялись за лосося, из печи достали сочных куропаток и пирог с крольчатиной.

Настала очередь Антонии улыбаться. Сначала она была мужчиной, потом стала женщиной. Интересно, за кого ее примет миссис Кении сегодня вечером.

Глядя на игру света и тени на прелестном личике и оголенных плечах Тони, Адам старался угадать ее заветные мысли. Можно было подумать, будто она знала что-то такое, что неведомо ему. Он допустил ошибку, посмотрев на ее рот. Последствия для него были немедленными и вполне определенными. Ее рот был создан для любовных утех.

Макнув палец в соус, она облизала его. У него напрягся и затрепетал. Адам незаметно пошевелился, чтобы отпустить натянувшуюся между ног ткань. Он старался подавить желание, но оно разгоралось, вырываясь из-под контроля, при воспоминании о том, как обсасывал ее чувственную нижнюю губу. Когда же она потянулась за бокалом и груди ее чуть не вывалились из лифа, его до самого кончика фаллоса словно током пронзило. Ему больше не хотелось есть — грыз другой голод.

Когда мистер Бэрке принес следующее блюдо, Сэвидж покачал головой и сказал, что ему достаточно. Когда он заговорил, оказалось, что голос сел. Он прокашлялся.

— Когда вернемся в Лондон, ты появишься в свете как леди Антония Лэмб. Скажешь, что жила у друзей далеко от города. Я же оповещу, что лорд Антони Лэмб отправился на Цейлон.

Антония не сводила с него глаз, пропуская мимо ушей его слова об устройстве ее судьбы. Здесь, в его собственном замке, его надменный вид казался вполне естественным. С длинными волосами и изрезанным шрамами лицом он мог свободно сойти за воина из прошлого века. Она представила, как его бронзовое тело овладевает ею и она уступает, и по телу пробежала легкая дрожь. Она бы отдала душу за то, чтобы эта фантазия сбылась.

Адам Сэвидж бросил на стол салфетку и отодвинулся от стола, ожидая, когда она встанет. Он выглядел настолько невозмутимым и полностью владеющим собой, что ей ничего так не хотелось, как разнести эту невозмутимость на мелкие кусочки. Она вышла из-за стола. Встал Адам. То, что он увидел, заставило его прирасти к полу. Изящный женственный золотистый лиф дополняли узкие брюки и туфли на высоких каблуках. Мальчишечьи штаны подчеркивали ее длинные стройные ноги и обтягивали очаровательные округлости. Он вспомнил, как эти ноги обвивали его голое тело, и… погиб.

О планах выдать ее замуж было забыто. Она принадлежала ему. Навсегда.

Он решительно подошел к ней и обнял сильными руками. В голосе звучали бархатистые чувственные нотки:

— Мы еще не завершили дела.

Глава 35

Антония, дрожа, обвила руками его могучую шею, перебирая пальцами его длинные черные волосы. Щека покоилась на широком плече, и она слышала сильное, ровное биение его сердца. Он шагнул к лестнице. Нежной щекой она ощущала грубую ткань рубашки и внезапно обмякла всем телом, вспомнив, что его голая волосатая грудь будет жестче полотна. Закрыв глаза, она вдыхала запах мужчины, и от желания кружилась голова.

Взбегая по лестнице, он прижал ее к себе, и она почувствовала, как его твердые, словно мрамор, бедра трутся о ее мягкие ягодицы, осознавая, какой могучий прилив энергии получило его великолепное тело благодаря ее присутствию. Он нес ее как пушинку Она наслаждалась ощущением его огромной сексуальной мощи, зная, что вся она будет растрачена на нее.

Внезапно ею овладели робость и страх. Что, если она не удовлетворит Сэвиджа как женщина? Когда он вносил ее в свою спальню, она украдкой взглянула на его лицо:

на нее пристально смотрели светло-голубые глаза. В них светились пламя и лед. Упрямо сжатый рот казался невероятно жестоким. Тони судорожно вздохнула. Она никогда еще не видела у него такого выражения лица. Он был похож на сатира, нет, это было свирепое выражение дикого зверя, первобытного, неукрощенного. Похож на леопарда.

Ее почти опалило жаром его тела. Необузданная мужская стихия полностью поглотила ее. Неужели она сошла с ума, позволяя ему нести к себе в постель? Он был устрашающе черен. Слишком огромен, слишком стар для нее! Он был опытным распутником, безнравственным, погрязшим в разврате и грехе.

Неся «добычу» к себе в постель, Адам Сэвидж чувствовал, как его захлестывает высоко вздымающаяся волна желания. Кровь, замедлив бег, пульсировала в груди, чреслах и даже в подошвах. Его член так налился, что он с трудом поднимался по лестнице, а когда он терся о ее ягодицы, это было настоящей пыткой.

Ее черные волосы, одного цвета с его собственными, водопадом стекали по его руке. Зеленые глаза будто большие бездонные омуты. Пока они не кончат, он будет смотреть, как они потемнеют от желания, затуманятся сладострастием, вспыхнут вожделением, потом остынут и засветятся нежной истомой.

От нее веяло пьянящей смесью аромата фиалок и запаха женщины. Ему хотелось попробовать ее на вкус, но он, не доверяя себе, опасался, что сокрушит соблазнительный рот, сводивший его с ума. Занося ее в спальню, он окинул взглядом ее затянутые в брюки длинные стройные ноги. Насколько помнится, он никогда раньше не видел женщину в штанах, и эффект был невероятно возбуждающий. Тони знала, какое действие ее наряд окажет на него. Она намеренно надела брюки в сочетании со сверхженственным лифом и туфлями на высоких каблуках, чтобы возбудить его как мужчину и овладеть его чувствами.