— Я хотел бы быть твоим ангелом.
Для меня его слова тяжелы.
— Почему?
— Сделать так, чтобы ты увидела и поняла.
— Что увидела?
— Не берите в голову. Мы не на одной волне.
Ну вот и прекрасно, я не хочу ни о чем говорить, потому что в моей киске происходит просто шторм, пытаясь найти выход.
Затем я возвращаюсь, чтобы бездумно сосать большой, солоноватый бархатный ствол. Он переворачивает меня и начинает делать свое дело, освобождение приходит, словно полное умопомешательство, причем в большом количестве.
Чао, всем.
22.
«Я мечтаю рисовать, и я нарисую свою мечту».
Винсент Ван Гог
Когда тебя накрывает жуткое чувство голода, то трудно устоять. В тот день по дороге к Вэнн я ощущаю жуткий голод. Я прибавляю скорость идя к Tesco, хватаю две пачки чипсов в газетном киоске по пути, потому что не в состоянии ждать слишком долго, мне необходимо что-то засунуть себе в рот. Я со свистом проношусь по супермаркету, испытывая полную панику, сваливая в свою корзину все, что угодно, на что падает глаз. Теперь, как мне кажется, у меня есть все. Я имею в виду все.
Пожилая женщина на кассе, улыбается доброй улыбкой.
— Вечеринка?
Схватив свой пакет, я просто несусь в апартаменты Вэнна. Я вхожу и пытаюсь успокоиться. Он работает наверху, и я знаю, что не спуститься вниз еще несколько часов. Я сажусь в столовой за столик и, открыв свой тайник, я начинаю выхватывать первое, за что цепляется рука. Быстро, как будто я несусь куда-то, набивая рот, почти не жуя заглатываю. После соленого следует сладкое, сладкое заедается соленым, соленое и за ним сладкое. Я устраиваю гонку с едой. Быстрее. Быстрее. Когда я почти набила себе живот, я отваливаюсь на спинку дивана. Мои глаза падают на еду, оставшуюся на столе. Похоже внутри меня еще много свободного места. Я балую себя снова едой. Пока я не набиваю себя так, что даже не могу дышать. Я прислоняюсь спиной к дивану. Паника проходит...
Я чувствую себя пресыщенно самодовольной, великолепно комфортно, потому что я могу съесть целую пачку печенья, пол шоколадного торта с помадкой, целую коробку пирожных с кремом, половину бадьи мороженого, пять пакетов чипсов, половину холодной пиццы и макароны с сыром. Я готова рассмеяться от всего этого.
Иду на кухню и пью столько воды, сколько в меня может влезть, передвигаюсь в ванную, наклоняю голову над унитазом и все, из меня выходит все, что я съела. Я опускаюсь на пол, слезы текут по щекам, вокруг стоит отвратительный запах моей собственной рвоты, дверь открывается, и появляется Вэнн. Он ничего не говорит, просто смотрит на меня.
В своей голове я слышу шипение, так шипит известняк в пещерах. Я в полном ужасе, что увижу отвращение и неприятие на его лице. Поэтому у меня в голове крутиться мысль, что мне нужно что-нибудь придумать для оправдания. Я открываю рот, чтобы начать, но он в два прыжка оказывается рядом со мной, присев на корточки, и кладет пальцы мне на губы.
— Я видел стол в гостиной. Все в порядке.
И я опираюсь спиной на стену, испытывая облегчение от того, что мне не нужно лгать. Облегчение от того, что другой человек теперь тоже знает. Облегчение от того, что именно он, а не Джек. С ним это не имеет такого значения, с ним я могу быть самой собой, и не бояться показать свое истинное лицо — пусть даже и уродливое. Он принимает меня такой, какая я есть. Такой, какой я являюсь на самом деле. У меня нет необходимости притворяться или скрывать что-то.
— Раньше я была очень толстой, — шепчу я.
— Другие дети были жестоки?
— Агрессивные.
— Мнннн...
— Я боюсь, что они нанесли мне вред невидимый, но обширный.
— Нммммм...
— Я не делаю это все время. У меня нет булимии или чего-нибудь еще.
— Я знаю. Во второй половине дня и вечером тяжелее всего, да?
— Да.
— Тогда уровень сахара в крови опускается. Прости меня!
— Тебе не за что извинятся, Сугар, — он встает, спускает воду в туалете, берет лицевое полотенце и идет к раковине. Я наблюдаю, как он открывает краны с горячей и холодной водой, подставляет палец под струю, опять регулирует краны, и только тогда мочит край полотенца, подходит ко мне, садится на корточки и аккуратно вытирает мое лицо.
Я ощущая себя немного растерянно. Кто-то однажды сказал мне, что именно в мелочах люди раскрывают свою истинную природу. Любой желающий может сделать красивый жест, типа светового банера со словами: «Я люблю тебя», но человек проявляется не совсем уж в таком великом жесте, а в том, если он даст тебе тарелку со спелыми вишнями, если ты хочешь вишен. И то, что он сначала попробовал теплая ли вода, это было красиво.
Еле слышный голосок в моей голове произнес: «Из него выйдет отличный муж для какой-нибудь счастливой девушки». Я мысленно одергиваю себя, не позволяя этой мысли развиться во что-то другое, и тут же говорю себе. Я люблю Джека. Джек — это моя мечта. Я любила Джека всю мою жизнь, и я выйду замуж за Джека. Никому не за что в мире я не отдам своего Джека.
Он убирает пряди волос с моего лица.
— Тебе нужно что-нибудь сделать, чтобы закончить этот...ритуал?
— Да, мне нужно почистить зубы. Желудочная кислота разъедает эмаль зубов.
Он встает и протягивает руки, я кладу свою в его ладонь, и он тянет меня вверх. Я подхожу к раковине, он садится на край ванны, пока я чищу зубы. Я выплевываю и встречаюсь в зеркале с ним глазами.
— Ты прекрасна, Сугар. Каждый дюйм тебя. Не позволяй никому говорить обратное. Я спустился, чтобы позвать тебя. Я хочу нарисовать тебя.
— Ты разрешаешь мне войти в твою студию?
Он улыбается.
— Но ты не должна смотреть на холсты. Таков уговор.
— Я не буду смотреть. Но однажды ты покажешь мне, правда, ведь?
— Может быть. Я работаю, и, похоже, это выглядит хорошо, — отвечает он с сияющими глазами.
Сначала он заставляет меня выпить большой стакан воды, потом ведет меня вверх по лестнице, открывает дверь, и мы входим в полностью стеклянную комнату, даже потолок стеклянный. Естественный свет льется повсюду, наполняя все пространство. Я оборачиваюсь на него.
— Это самая превосходная студия.
Он кивает, но выражение его лица становится совсем другим здесь.
— Снимай одежду.
— Что, в таком ярком свете?
— Ты родилась, чтобы быть обнаженной, Сугар. Нет ничего прекраснее, чем обнаженное человеческое тело, — его голос звучит низко и настойчиво. Совершенно неотразимо. Я внимательно смотрю ему в глаза. — Особенно твое.
Я хочу поинтересоваться, почему особенно мое, но не могу, потому что полностью загипнотизирована его взглядом. Он ведет меня к маленькому диванчику, на котором наброшен красный плед и раскиданы такого же цвета подушки.
— Ты будешь желанной, обласканной и одержимой, то что доктор прописал, и немного стыдливой, — говорит он мне.
Он засасывает мою нижнюю губу, пока она не наливается кровью и не опухает, затем отклоняется в сторону, чтобы посмотреть на меня и удовлетворенно кивает. Начинает меня намеренно медленно раздевать. Он снимает верх, целуя мою шею.
— Красивая, — бормочет он, проходясь губами по моему горлу. Затем бюстгальтер падает на пол, он рассматривает торчащие соски, потом поднимает на меня взгляд. Его глаза ожили, в них присутствует свет, его руки опускаются на мои джинсы. Он стягивает с меня, опускаясь на колени.
Я смотрю вниз на него, и у меня возникает очень сильное желание придвинуть свои бедра к его лицу, я сжимаю кулаки. Трусики легко спускаются, далее обувка и маленькие розовые носки.
Я стою перед ним голая, словно цветок.
— Разведи ноги, — говорит он, и я подчиняюсь. Он зарывается лицом между моих ног и лижет мокрую щель. Мой рот открывается.
Художник всматривается в мое лицо, и его губы поблескивают от моих соков.
— Вот, именно это выражение, то, что я хочу.
Он укладывает меня на диван, раскинув мои руки на подушках, раздвинув мои ноги, заставив согнуть в коленах. Это очень возбуждающе, вернее, самая возбуждающая вещь, которую я когда-либо испытывала, лежать перед ним с раздвинутыми ногами, и он стоящий надо мной и жадно пожирающий взглядом мою мокрую, блестящую от соков, открытую киску. Мое сексуальное возбуждение усиливается, но не от ожидания того, что могло бы произойти, а от того, что я совершенно раскрыта перед ним.
— Не двигайся и сохраняй это выражение, — говорит он и уходит рисовать.
Мне не нужно интересоваться, не будет ли его картина порнографической, я и так знаю, что нет, потому что он относится к искусству, как к одной из самых важных вещей. Он работает почти целый час, и мы молчим. Затем окунает кисти в скипидар, вытирает их тряпочкой, накрывает пленкой свою палитру и подходит ко мне.
Он кладет ладонь на мою пульсирующую киску.
— Я собираюсь поглощать тебя, пока ты не закричишь, — он опускает свой рот, и сосет меня так сильно, что я ахаю.
Вэнн поднимает голову, смотря мне в глаза.
— Хочешь, чтобы я остановился?
Я ни слова не говорю, просто притягиваю обеими руками его голову к моей киске. Он лижет и сосет каждый дюйм, постепенно поднимаясь все выше, словно кошка, приближаясь к моему лицу, набрасывается на мой рот, я чувствую свой собственный вкус, он пожирает меня, как сумасшедший или словно какое-то безумное животное. В данный момент в наших «уроках» отсутствует полный контроль.
И занятия сексом представляются каким-то буйством, потому что он врезается в меня с такой силой, словно это наказание или его неспособность контролировать безрассудное желание, вызванное мной. Я вся горю, и трепещу, когда чувствую, как лава вулкана наполняет мою кровеносную систему. У меня такое чувство, как будто все отверстия и поры моего тела открылись и дышат только им.
Он сползает вниз к моей киске, сосет и кусает, пока я до такой степени чувствительна, и у меня появляется такое ощущение, будто он не в состоянии насытиться мною. Минуты длятся, как часы. Я моментально кончаю, он выходит из меня и впервые кончает на мой живот. Его семя, как густые горячие капельки дождя, в отличии от той ужасной холодной гадости, которую выплеснул на меня парень, когда я позволила.
Он опирается на локоть и смотрит на мой живот, покрытый его спермой. У него взъерошенные волосы, опухшие покрасневшие губы, которые застыли между моих разведенных ног, взгляд, наполненный страстью, остекленевшие наполовину прикрытые глаза, и на мой бездействующий рот, он еле дотрагивается пальцами до моей щеки.
— Я сплю с моей музой, — говорит он мягко.
Все еще не отойдя от оргазма, я с трудом улыбаюсь.
Когда мы спускаемся вниз, то уже становится темно. Он собирается принять душ, но я останавливаюсь в гостиной, запахнувшись в халат, и смотрю через панораму стеклянных стен на ночное небо, которое сегодня совершенно ясное, но на небе не видно звезд.
— Что ты делаешь? — шепчет он мне в волосы.
— Смотрю на звезды.
— Ты единственная женщина, которую я знаю, кто ценит звездами.
— Меня всегда удивляет, что они являются далекими солнцами. Они такие холодные, — мягко говорю я. — Часто я открываю шторы и смотрю на них. Я знаю, что за тысячи миль они все те же звезды, которые смотрят и на Джека, и это заставляет меня чувствовать себя ближе к нему. Мы связаны через них, и я засыпаю со спокойствием в моем сердце.
— Ты читала маленького принца?
Мне стыдно, что я так мало знаю по сравнению с ним.
— Нет.
— «И ночью, когда ты будешь смотреть на звезды... на одной из звезд буду жить я. Я должен уйти к звездам. И однажды, когда вы посмотришь на звезды, ты вспомнишь меня».
— Что это значит? — выдыхаю я. Я знаю, что он пытается мне донести какую-то глубокую мысль, но мой мозг не в состоянии ее переварить.
Его поверхностное дыхание в мое ухо, его запах, тепло его крепкого тела, прижатого к моему... все смешивается вместе, вызывая теплоту сильного возбуждения, распространяющегося внизу моего живота. Но я действительно хочу знать, что он имел виду говоря о звездах, но он всего лишь берет прядь моих волос и медленно вертит их на пальце.
И целует меня.
Желание узнать тайну о звездах отступает, но не уходит, потому что я знаю, что это важно, там содержится какое-то скрытое сообщение. Подсказка.
"Соблазни меня (ЛП)" отзывы
Отзывы читателей о книге "Соблазни меня (ЛП)". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Соблазни меня (ЛП)" друзьям в соцсетях.