Лиза Клейпас - Соблазни меня на рассвете

- Подожди… подожди, - шептала она, боясь, что он может разорвать ее платье на клочки.

Он был слишком охвачен неистовым желанием, чтобы услышать что-нибудь.

Меррипен обхватил ладонью ее грудь, и остроконечная вершинка затвердела и заныла. Его голова склонилась к ней. К изумлению Уин, он начал покусывать ткань ее платья над соском до тех пор, пока ему не удалось легонько сжать сосок своими зубами. Она застонала, и ее бедра рефлекторно дернулись вверх.

Меррипен навис над ней. На его лице выступила испарина, ноздри раздувались от шумного дыхания. Перед ее платья был высоко задран. Он дернул его еще сильнее и устроился между ее бедер, и она почувствовала его возбужденную плоть даже сквозь преграду из своих панталон и его брюк. Глаза девушки широко распахнулись. Она пристально вглядывалась в темный огонь, полыхавший в его взгляде. Прижимаясь к ней, он позволял ей ощутить каждый дюйм своего тела, жаждущего оказаться внутри нее. Она застонала и раскрылась для него.

Он издал страстный стон в тот момент, когда вновь потерся о ее тело, лаская с невыразимой страстью. Ей хотелось остановить его, и в то же самое время хотелось, чтобы он никогда не останавливался.

- Кев, - ее голос дрожал. - Кев.

Но его рот накрыл ее губы, глубоко проникая внутрь, в то время как бедра двигались в медленном ритме. Потрясенная и охваченная страстью, она крепче прижалась к средоточию его желания. Каждый его страстный толчок вызывал в ней еще больший жар.

Уин беспомощно изгибалась, неспособная произнести ни слова, так как он полностью завладел ее ртом. Еще больше жара, еще больше восхитительного трения. Что-то происходило, его мускулы напряглись, ее ощущения обострились, готовые к… к чему? Она была близка к тому, чтобы потерять сознание, если он не остановится. Ее руки нащупали его плечи, отпихивая его, но он проигнорировал ее слабое сопротивление. Обхватив руками ее извивающиеся ягодицы, он крепче прижал ее к своему паху. Напряжение было таким острым, что у нее вырвался беспокойный стон.

Внезапно он резко отстранился от нее и оказался в противоположном конце комнаты. Упершись руками в стену, он опустил голову, часто и тяжело дыша и вздрагивая, словно мокрый пес.

Ошеломленная и дрожащая, Уин медленно повернулась, пытаясь привести себя в порядок. Она ощущала безысходность и мучительную пустоту, острую жажду чего-то, чему она не знала названия. Приведя одежду в порядок, на дрожащих ногах она поднялась с кровати.

Осторожно приблизилась к Меррипену. Было очевидно, что он все еще возбужден. Мучительно возбужден. Ей вновь захотелось дотронуться до него. Захотелось, чтобы он обнял ее и сказал, как он счастлив, что она вернулась.

Но прежде чем она смогла прикоснуться к нему, он заговорил. И его тон был вовсе не ободряющим.

- Если ты дотронешься до меня, - гортанным голосом произнес он, - я опять затащу тебя в постель. И я снимаю с себя всякую ответственность за то, что произойдет потом.

Уин остановилась, переплетя пальцы.

Наконец, дыхание Меррипена восстановилось, и он одарил ее взглядом, который должен был смутить ее.

- В следующий раз, - ровно сказал он, - неплохо было бы заранее предупреждать о своем приезде.

- А я и предупредила, - ответила Уин, изумленная тем, что все-таки способна говорить. Должно быть, мое сообщение где-то затерялось.

Она помолчала.

- Твое приветствие было н-намного более теплым, чем я ожидала, учитывая, что ты игнорировал меня на протяжении двух прошедших лет.

- Я не игнорировал тебя.

Уин быстро нашла спасение в сарказме:

- За два года ты написал мне лишь однажды.

Меррипен обернулся, прислонившись спиной к стене.

- Ты не нуждалась в моих письмах!

- Я нуждалась в любом, даже самом малом, знаке привязанности! А ты не дал мне ни одного!

Она скептически глядела на него, в то время как он продолжал хранить молчание. - Ради Бога, Кев, ты даже не собираешься сказать, что рад, что я вновь здорова?!

- Я рад, что ты здорова.

- Тогда почему ты так себя ведешь?

- Потому что кроме этого ничего не изменилось.

- Ты изменился, - парировала она. - Я не узнаю тебя.

- Потому что так и должно быть.

- Кев, - сказала она в замешательстве. - Почему ты так себя ведешь? Я уехала, чтобы вылечиться. Ведь ты не можешь обвинять меня в этом.

- Я тебя ни в чем не обвиняю. Но только дьявол знает, что тебе теперь от меня нужно.

«Мне нужно, чтобы ты любил меня», - захотелось выкрикнуть ей. Она проделала такой длинный путь, но расстояние между ними стало еще больше.

- Я могу сказать тебе, Кев, чего я не хочу. Я не хочу, чтобы ты отдалялся от меня.

Выражение лица Меррипена было холодным и бесстрастным.

- Мы не отдалились друг от друга.

Он поднял плащ и протянул его ей.

- Надень его. Я провожу тебя до твоей комнаты.

Уин накинула на себя плащ, украдкой поглядывая на Меррипена, который был полон сдерживаемой энергии и силы, заправляя рубаху в брюки. Подтяжки на его спине подчеркивали его великолепное сложение.

- Тебе нет необходимости провожать меня до моей комнаты, - сказала она подавленно. - Я сама смогу найти дорогу, без…

- Ты никуда не пойдешь одна. Здесь небезопасно.

- Ты прав, - угрюмо сказала она. - Я бы не хотела, чтобы кто-нибудь начал ко мне приставать.

Удар достиг цели. Выражение лица Мерриена стало жестким. Послав ей предостерегающий взгляд, он накинул сюртук.

Как сильно он напоминал ей сейчас того грубого сердитого мальчика, каким он был, когда впервые попал в дом семейства Хатауэй.

- Кев, - мягко сказала она. - Разве мы не можем возобновить нашу дружбу?

- Я и не переставал быть твоим другом.

- Но никем больше?

- Нет.

Уин не смогла удержаться от взгляда в сторону кровати, смятого покрывала на ней, и новая жаркая волна накрыла ее.

Проследив за направлением ее взгляда, Меррипен замер.

- Этого не должно было произойти, - резко сказал он. - Я не должен был…

Он остановился и громко сглотнул.

- У меня не было… уже некоторое время женщины. Ты оказалась не в том месте и не в то время.

Уин никогда не чувствовала себя столь оскорбленной.

- Ты хочешь сказать, что ты так отреагировал бы на любую другую женщину?

- Да.

- Я не верю тебе!

- Верь во что хочешь.

Меррипен подошел к двери, открыл ее и осмотрел коридор.

- Пойдем.

- Я хочу остаться. Мне необходимо поговорить с тобой.

- Не наедине. И не сейчас.

Он сделал паузу.

- Я сказал: пойдем отсюда.

Это было сказано с такой спокойной властностью, что Уин разозлилась. Но она подчинилась ему.

Когда Уин подошла к нему, Меррипен натянул капюшон ее плаща, чтобы скрыть лицо. Убедившись, что в коридоре по-прежнему никого, он вывел ее из комнаты и закрыл дверь.

В молчании они дошли до лестницы в конце коридора. Уин остро ощущала его руку, слегка касавшуюся ее спины. Она удивилась, когда он остановил ее в начале лестницы.

- Возьми меня за руку.

Она осознала, что он намеревался помочь ей спуститься с лестницы, как всегда делал, когда она была больна. Лестницы для нее были особым испытанием. Вся семья боялась, что, поднимаясь или спускаясь, она упадет в обморок и сломает себе шею. Меррипен часто носил ее на руках, не позволяя ей рисковать.

- Нет, благодарю тебя, - сказала она. - Теперь я вполне способна сделать это сама.

- Возьми руку, - повторил он, протягивая ей ладонь.

Уин схватила ее, в то время как грудь ее сжалась от раздражения.

- Я не нуждаюсь в твоей помощи. Я больше не инвалид. Хотя, кажется, ты предпочитаешь, чтобы это было не так.

Хотя она не могла видеть его лица, она услышала резкий вздох. Ей стало стыдно за такое мелочное обвинение, даже при том, что ее мучил вопрос: а не было ли в этом частицы правды?

Как бы то ни было, Меррипен ей не ответил. Если она и причинила ему боль, то он стоически ее перенес. В молчании они порознь спустились по лестнице.

Уин была крайне озадачена. Она сотни раз воображала эту встречу. Каждый раз по-разному, но не так, как все оказалось в действительности. Идя впереди него, она подошла к своей двери и нащупала в кармане ключ.

Меррипен отобрал у нее ключ и открыл дверь.

- Входи и зажги лампу.

Ощущая его большую темную фигуру, в ожидании застывшую на пороге, Уин подошла к прикроватному столику, осторожно подняла стеклянный абажур лампы, зажгла фитиль и опустила абажур на место.

Вставив ключ в замок с другой стороны двери, Меррипен сказал:

- Запри за мной дверь.

Обернувшись, чтобы посмотреть на него, Уин почувствовала, как в ее горле закипает печальный смех.

- Именно на этом мы остановились в прошлый раз, верно? Я - пристаю к тебе, а ты отвергаешь меня. Я думала, что уже усвоила этот урок. Я не чувствовала себя достаточно здоровой для тех отношений, которые мне хотелось иметь с тобой. Но сейчас я ничего не понимаю. Потому что теперь ничто не может помешать нам попытаться выяснить… предназначены ли мы…

Измученная и обиженная, она не смогла подобрать нужных слов, чтобы выразить то, что ей хотелось сказать.

- Если конечно, я не ошибалась относительно тех чувств, которые ты испытывал ко мне. Ты когда-нибудь желал меня, Кев?

- Нет.

Его голос был едва слышен.

- Это была только дружба. И сострадание.

Уин почувствовала, что ее лицо смертельно побледнело. Глаза и нос ее защипало. Горячая слезинка скатилась по щеке.

- Лжец, - произнесла она и отвернулась.

Дверь тихо закрылась.

Кев не помнил, как добрался обратно до своей комнаты. В конечном счете, он обнаружил, что стоит перед своей кроватью. Застонав от отчаяния и бормоча проклятия, он опустился на колени, схватил с кровати покрывало и уткнулся в него лицом. Он был в аду.

О, Господи! Как встреча с Уин опустошила его! Он жаждал ее так долго, провел столько ночей, грезя о ней, и столько раз просыпался по утрам без нее, что сначала не поверил, что на этот раз она была реальной.

Он думал о прекрасном лице Уин, о мягкости ее рта, прильнувшего к его губам, о том, как она изгибалась под его руками. Она была особенной. Ее тело - гибким и сильным. А ее душа все так же излучала свет и покоряла своей добротой и честностью, которые всегда очаровывали его сердце. Ему потребовалась вся его сила, чтобы не упасть перед нею на колени.

Уин просила о дружбе. Невозможно. Разве он мог разобраться в запутанном клубке своих чувств, чтобы выделить такую маленькую частицу, как дружба? И она понимала, что ей не стоило об этом просить. Даже в эксцентричном мире Хатауэев некоторые вещи оставались запретными.

Кеву нечего было предложить Уин, кроме ухудшения ее положения. Кэм Роан был способен обеспечить Амелию своим внушительным богатством. Но у Кева не было ни собственности, ни каких-либо привлекательных свойств характера, ни образования, ни полезных связей. Не было ничего, что так ценится у gadje. С ним плохо обращались, и даже члены его собственного племени отвергли его по причинам, которых он никогда не понимал. Но инстинктивно он понимал, что так и должно быть, что он заслуживал такого отношения. Почему-то он был обречен на полную насилия жизнь. И ни один разумный человек не сказал бы, что любовь к такому мужчине, как он, по существу - грубому животному, могла принести хоть какую-то пользу Уин Хатауэй.

Если она почувствует себя достаточно здоровой, чтобы когда-нибудь выйти замуж, то выйдет замуж за джентльмена.

За человека достойного.

Утром Лео встретил гувернантку сестер.

Поппи и Беатрикс писали ему о том, что год назад у них появилась гувернантка. Ее звали мисс Маркс, и она понравилась им обеим, хотя девочки и не написали, почему именно она. Очевидно, дама была хрупкой, тихой и строгой. Она помогала не только сестрам, но и всей семье учиться, как вести себя в обществе.

Лео считал, что это обучение светским манерам, вероятно, хорошая затея. Для всех остальных, но не для него.

Когда дело касалось приличного поведения, общество, как правило, было гораздо более требовательно к женщинам, чем к мужчинам. И если мужчина имел титул и потреблял спиртное в разумных пределах, он мог делать или говорить почти обо всем, что ему нравилось, и быть всюду принятым.

По воле судьбы, Лео унаследовал титул виконта, который позаботился о первой части этого уравнения. И теперь, после долгого пребывания во Франции, он научился ограничиваться одним или двумя бокалами вина за ужином. Это означало: что он мог быть относительно уверен в том, что будет приглашен на любое унылое великосветское мероприятия в Лондоне, в котором не желает принимать участие.