И точно так же, как неделю назад, Поппи подумала: «Это мужчина, за которого я вышла замуж».

Не считая того, что эта мысль вызвала у нее в душе вспышку радости.

Глава 22


Гарри не представлял, что сон может быть таким глубоким и целительным. Казалось, он никогда раньше не спал по-настоящему, а только притворялся. Проснувшись, он почувствовал себя отдохнувшим и выспавшимся, как никогда в жизни.

Приоткрыв глаза, он увидел, что уже утро и сквозь щели в задернутых шторах в комнату льется солнце. Против обыкновения, он не испытывал желания вскочить с постели. Перекатившись на бок, он лениво потянулся. Его рука нащупала пустое пространство.

Интересно, Поппи спала вместе с ним? Гарри нахмурился. Впервые в жизни он провел всю ночь с женщиной и прозевал это. Перевернувшись на живот, он улегся на другую сторону постели, вдыхая ее запах. Подушка слегка благоухала цветами, а простыни сохранили лавандовый аромат ее кожи, возбуждавший его с каждым вздохом.

Ему захотелось обнять Поппи, чтобы убедиться, что прошлая ночь не приснилась ему.

Собственно, это было так немыслимо хорошо, что он ощутил укол беспокойства. Может, это был сон? Нахмурившись, Гарри сел на постели и прошелся пятерней по волосам.

— Поппи, — произнес он, не для того, чтобы позвать ее, а просто чтобы произнести вслух ее имя. Но, как бы тихо ни прозвучал его голос, Поппи появилась в дверях, словно ждала, когда он позовет.

— Доброе утро. — Она уже переоделась в простое голубое платье и заплела волосы в свободную косу, перевязанную белой лентой. Ее голубые глаза прошлись по нему с таким вниманием и теплотой, что он ощутил стеснение в груди.

— Тени исчезли, — мягко сказала Поппи. Видя, что он не понял, добавила: — Под глазами.

Гарри смущенно отвернулся и потер затылок.

— Сколько времени? — ворчливо спросил он.

Поппи подошла к стулу, где была аккуратно сложена его одежда, и вытащила карманные часы. Открыв золотую крышку, она, направилась к окну и раздвинула шторы. Яркий солнечный свет залил комнату.

— Половина одиннадцатого, — сказала она, закрыв часы с решительным щелчком.

Гарри тупо уставился на нее. Проклятие. Половина дня прошла.

— Я никогда в жизни не просыпался так поздно.

Его раздраженное удивление, казалось, позабавило Поппи.

— Еще бы. Ни отчетов управляющих, ни стука в дверь. Никаких вопросов и срочных вызовов. Твой отель — требовательная любовница, Гарри, но сегодня ты принадлежишь мне.

Если Гарри и испытал внутренний протест, то ненадолго. Слишком заманчива была замена.

— Ты не возражаешь? — спросила Поппи, чрезвычайно довольная собой. — Ты мой сегодня?

Гарри обнаружил, что против воли улыбается.

— Как скажешь, — отозвался он. Его улыбка стала удрученной, когда он осознал, каким немытым и небритым выглядит. — Здесь есть ванная?

— Да, через дверь. В доме есть водопровод. Холодная вода льется прямо из крана. А ведро с горячей водой стоит в кухне на плите. — Поппи убрала часы в кармашек его жилета. Выпрямившись, она украдкой прошлась взглядом по его обнаженному торсу. — Утром из главного дома прислали твои вещи вместе с завтраком. Ты голоден?

Никогда в жизни Гарри не был так голоден. Но прежде ему нужно было вымыться, побриться и надеть свежее белье, что было непременным атрибутом его личности.

— Вначале приму ванну.

— Хорошо. — Поппи повернулась, направившись в кухню.

— Поппи. — Он подождал, пока она оглянется. — Прошлой ночью… — заставил он себя спросить, — когда мы… все было нормально?

Поппи изобразила холодность.

— Нет, не нормально. — Она выдержала паузу, прежде чем добавить: — Это было чудесно. — И улыбнулась.

Гарри вошел в кухню, которая была частью главной комнаты, включавшей небольшую чугунную плиту, буфет, камин и простой сосновый стол. Поппи накрыла на стол. Завтрак состоял из горячего чая, вареных яиц, сосисок и рулетов из слоеного теста с начинкой.

— Это местный рецепт, — сказала она, указав на блюдо с рулетами. — С одной стороны мясная начинка, а с другой фруктовая. В одном рулете вся трапеза. Начинаешь с мясного конца и… — Она подняла глаза на Гарри, свежевыбритого и одетого.

Он выглядел так же, как всегда, и в то же время внутренне изменился. С лица исчезло напряженное выражение, черты разгладились, зеленые глаза были ясными и казались более яркими, чем листья боярышника. Гарри словно помолодел, вернувшись в то время, когда он еще не овладел искусством скрывать свои чувства. Он был так красив, что Поппи ощутила трепет в животе и слабость в коленях.

Посмотрев на рулет, Гарри улыбнулся:

— С какой стороны начать?

— Не представляю, — ответила Поппи. — Единственный способ узнать — это откусить.

Его руки легли ей на талию.

— Я предпочел бы начать с тебя.

Он склонил голову и приник к ее губам. Поппи пылко откликнулась. Поцелуй углубился, стал более требовательным, жадным и жарким, напоенным ароматом экзотических цветов. Наконец Гарри оторвался от ее губ и обхватил ладонями ее лицо.

— У тебя припухли губы, — шепнул он, поглаживая кончиком большого пальца уголок ее рта.

Поппи прижалась щекой к его ладони.

— Придется восполнить этот ущерб дополнительными поцелуями.

— Не только поцелуями. — От взгляда его ярких глаз у нее участилось дыхание. — Собственно…

— Ешь, пока не умер с голоду, — сказала она, подтолкнув его к стулу. Он был таким большим и крепким, что смешно было даже пытаться заставить его что-нибудь сделать. Но он подчинился, сел и начал чистить яйцо.

После того как Гарри разделался с целым рулетом, двумя яйцами, апельсином и кружкой чая, они отправились на прогулку. По настоянию Поппи муж снял сюртук, жилет, расстегнул верхние пуговицы рубашки и закатал рукава. Очарованный энтузиазмом Поппи, Гарри взял ее за руку и позволил вести за собой.

Они пересекли поле и ступили на устланную листьями тропу, которая шла через лес. Ветви дубов и тисов переплетались над их головами, образуя ажурный навес, пронизанный лучами солнца. Их окружала буйная растительность. С ветвей дубов, покрытых бледно-зеленым лишайником, свисали плети жимолости, усыпанные белыми цветами.

Едва привыкнув к отсутствию городского шума, Гарри начал различать новые звуки: птичий щебет, шорох листьев, журчание близкого ручья и странное стрекотание.

— Цикады, — сказала Поппи. — Здесь единственное место в Англии, где их можно встретить. Обычно они водятся в тропиках. Только самцы цикад способны производить подобные звуки. Говорят, это их брачная песня.

— Откуда ты знаешь, что они стрекочут не о погоде?

Поппи искоса бросила на него лукавый взгляд:

— Разве ухаживание не мужское занятие?

Гарри улыбнулся.

— Если существует более увлекательное занятие, — сказал он, — то я его не знаю.

Воздух был наполнен запахом жимолости, нагретых солнцем листьев и благоуханием цветов. Они неспешно шагали, углубляясь все дальше в лес. Казалось, весь мир, с его заботами, остался далеко позади. — Я разговаривала с Кэтрин, — сообщила Поппи.

Гарри бросил на нее острый взгляд.

— Она рассказала, почему ты приехал в Англию, — продолжила Поппи. — И что она твоя сводная сестра.

Гарри помолчал, глядя на тропу, лежавшую перед ними.

— Остальные знают?

— Только Амелия, Кэм и я.

— Я удивлен, — заметил он. — Мне казалось, что она скорее умрет, чем расскажет кому-нибудь.

— Она попросила хранить это в секрете, но не объяснила почему.

— И ты хочешь, чтобы это сделал я?

— Я надеялась на это, — призналась Поппи. — Ты же знаешь, что я никогда не скажу и не сделаю ничего такого, что могло бы причинить ей вред.

Гарри молчал, обдумывая ее просьбу. Ему не хотелось отказывать Поппи, но он не мог нарушить обещание, данное Кэтрин.

— Это не мой секрет, любимая. Ты не против, если я вначале поговорю с Кэт и предупрежу ее?

Она сжала его руку.

— Да, конечно. — Ее губы изогнулись в лукавой улыбке. — Ты зовешь ее Кэт?

— Иногда.

— Вы… привязаны друг к другу?

Этот вопрос, заданный неуверенным тоном, вызвал у него смешок, сухой, как шорох кукурузной шелухи.

— Не знаю. Ни один из нас толком не знает, что такое привязанность.

— Мне кажется, она разбирается в этом немного лучше, чем ты.

Бросив на нее настороженный взгляд, Гарри убедился, что на ее лице нет осуждения.

— Я стараюсь исправиться, — сказал он. — Это один из вопросов, которые мы обсуждали с Кэмом прошлым вечером. Он сказал, что женщины из семейства Хатауэев нуждаются в проявлениях любви.

Заинтригованная Поппи скривилась.

— Что еще он сказал?

Настроение Гарри моментально изменилось. Он одарил ее ослепительной улыбкой.

— Он сравнил это с дрессировкой арабских лошадей. Они отзывчивы, темпераментны, но нуждаются в свободе. Нельзя покорить арабскую лошадь… нужно стать ее другом. — Он помедлил. — По крайней мере я так его понял. Я был полуживым от усталости, и мы пили бренди.

— Как это похоже на Кэма! — Поппи закатила глаза к небу. — И после подобного напутствия он направил тебя ко мне?

Гарри остановился и притянул ее к себе, поцеловав в шею.

— Да, — прошептал он. — И это была восхитительная скачка.

Поппи вспыхнула и попыталась отстраниться с протестующим смешком, но он не позволил. Его губы были теплыми и целеустремленными. Завладев ее губами, он ослабил напор, дразня и обольщая. Поппи охватил жар, кровь быстрее побежала по жилам, пульсируя в потаенных местах.

— Мне нравится целовать тебя, — прошептал он. — Ты не могла придумать для меня худшего наказания, запретив это.

— Это не было наказанием, — возразила Поппи. — Просто поцелуи много значат для меня. А после того, что ты сделал, я боялась слишком сблизиться с тобой.

С лица Гарри исчез даже намек на веселье. Протянув руку, он отвел с ее лица непокорные завитки и прошелся костяшками пальцев по ее щеке.

— Я больше никогда не предам тебя. Конечно, у тебя нет оснований доверять мне, но, надеюсь, со временем…

— Я доверяю тебе, — серьезно отозвалась она. — И больше ничего не боюсь.

Ее слова ошеломили Гарри, а еще больше сила собственного отклика на них. Его душа переполнилась незнакомым чувством, глубоким и неодолимым. Когда он заговорил, его голос прозвучал непривычно даже для его собственных Ушей.

— Как ты можешь доверять мне, не имея возможности убедиться, что я заслуживаю этого?

Уголки ее губ приподнялись.

— Но в этом и заключается доверие, не так ли?

В порыве обожания и возбуждения Гарри не мог не поцеловать ее снова. Многослойные юбки мешали ему ощутить контуры ее тела, его руки дрожали от потребности приподнять их, чтобы устранить все препятствия между ними. Быстрый взгляд по сторонам подтвердил, что их уединение никто не нарушит. Было бы так легко уложить ее на мягкий ковер из листьев и мха, задрать ее юбки и овладеть ею прямо здесь, в лесу.

Гарри готов был увлечь ее в сторону от тропинки, но опомнился. Тяжело дыша, он постарался обуздать свое желание. Он должен думать о Поппи. Она заслуживает большего, чем валяться с мужем на траве в лесу.

— Гарри? — в замешательстве произнесла она, когда он отстранил ее и повернул спиной к себе.

Он обнял ее сзади, скрестив руки у нее на груди.

— Скажи что-нибудь, чтобы отвлечь меня, — сказал он, шутя лишь наполовину, и глубоко вздохнул. — Боюсь, я готов овладеть тобой прямо здесь.

Секунду Поппи молчала, то ли охваченная ужасом, то ли размышляя о подобной возможности. Наконец она поинтересовалась:

— А разве этим нельзя заниматься на природе?

Несмотря на возбуждение, Гарри не мог не улыбнуться, уткнувшись лицом в ее шею.

— Дорогая, вряд ли найдется место, где нельзя этим заниматься. Прислонившись к стене или стволу дерева, в креслах и в ванных, на лестницах и на столах… на балконах и в каретах… — Он издал тихий стон. — Проклятие, с этим нужно что-то делать, иначе я буду не в состоянии идти назад.

— Ни один из этих способов не кажется удобным, — заметила Поппи.

— Тебе бы понравилось в кресле. Гарантирую.

Поппи хмыкнула, прижавшись спиной к его груди. Они помолчали, ожидая, пока Гарри достаточно придет в себя, чтобы выпустить ее из объятий.

— Ладно, — сказал он наконец. — Это была восхитительная прогулка. Почему бы нам не повернуть назад…

— Но мы не проделали еще и половины пути, — запротестовала Поппи.

Гарри перевел взгляд с ее выжидающего лица на лежавшую перед ними тропу и вздохнул. Они взялись за руки и двинулись дальше по кружевному ковру, сплетенному светом и тенями.