Девеллин поднял глаза. В высоком зеркале на подвижной золотой раме он увидел почти незнакомого мужчину и со страхом осознал, сколько уже лет не глядел – правдиво не глядел – на себя. Перемены были разительными. Худоба и гибкое изящество сменились мускульной силой. Мальчишеские черты лица исчезли десяток лет назад. На носу появилась аристократическая горбинка, а подбородок, который в свое время можно было назвать весьма недурным, приобрел жесткие очертания.

Девеллин хорошо помнил обещание юности – чувство собственной непобедимости, когда они с Грегом были золотой молодежью. Уже тогда свет предполагал, что семейное древо герцогства дало ветви, которые примут мантию с плеч отца. К этому готовили красивого, обаятельного Грега, он должен был стать следующим герцогом. Элерик имел более независимый характер. Но в то время это не имело значения.

А кто он теперь, этот человек в зеркале с равнодушными глазами и суровым ртом? Чего он хочет от жизни? Всего? Ничего? Девеллин покачал головой. Да и кто мог это знать, если он сам не знает?

«У меня есть кое-какие стремления», – гордо сказала тогда Руби Блэк. У него их не было. Он жил бесцельно. Никаких честолюбивых замыслов. А теперь по-уменьшилось даже и то незначительное желание, которое он имел, – желание отомстить.

Вчера, набросав имена всех жертв Черного Ангела, Девеллин понял, что этим людям из списка он не так уж и сочувствует. В основном это были джентльмены вроде лорда Френсиса Тенби, люди, которые не особенно ему нравились. Честно говоря, большинство из них заслуживали того, что они претерпели от ее искусства. Может, и он этого заслуживал? Многие наверняка так думали, и он не мог сказать, что они не правы.

К дьяволу все переживания и деньги, решил маркиз, когда Фентон помог ему надеть сюртук. Пусть их забирает алчная ведьма. Но портрет Грега он должен вернуть, даже если для этого понадобится захватить Ангела и передать ее типам вроде Тенби с его сборищем.

Фентон отошел, настороженно глядя на него.

– Извини, старина. – Маркиз выдавил свою обычную усмешку. – Думаю, теперь я избавился от беспокойства.

– От чего избавился? – раздался голос. – Фентон, можешь обругать его, если он снова будет дурно себя вести. Мне требуется хороший камердинер.

Обернувшись, маркиз увидел стоявшего на пороге Аласдэра.

– Ты опаздываешь, – сказал он. Тот развел руками.

– Но и ты еще не готов. Кроме того, я послужил благородному делу.

– Какого рода благородное дело? – подозрительно спросил маркиз.

Аласдэр чуть заметно улыбнулся.

– Я провел вторую половину дня с Тенби и его компанией. Ты снова мой должник, старина.

Девеллин тут же увлек его за собой в кабинет, достал графин бренди и два бокала. Аласдэр усмехнулся.

– Беспокоишься?

– Оставь это, – предупредил маркиз. – Так что у тебя за дело с Тенби?

Подойдя к камину, Аласдэр облокотился на каминную полку и уже без улыбки ответил:

– Не могу сказать, что интересует его новых друзей. Но все они полны решимости.

Девеллин замер, не донеся бокал до рта.

– В каком смысле?

– Их бульдог полисмен собрал довольно много сведений о Черном Ангеле. Даты. Места. Точное время. И список ее вымышленных имен, которые весьма изобретательны, мягко выражаясь.

– Но, полагаю, Руби Блэк ни одного еще не оставляла связанным и с голым задом.

– Нет, – снова улыбнулся Аласдэр. – Думаю, Руби сберегла всю любовь для тебя, Дев. К примеру, Тенби едва не отравила француженка, назвавшаяся мадам Нуар.

– Нуар? Это ведь означает «черный», не так ли? Аласдэр кивнул.

– А ее имя, как она заявила, Сэриз.

– То есть светло-вишневый! – Девеллин засмеялся так 11еожиданно, что чуть не поперхнулся. – Сэриз Нуар! Будь я проклят, если у женщины нет чувства юмора.

– Ты слушай дальше. Месяц назад лорд Скрандл подне-п ил в «Хеймаркете» красивую оперную певицу. Некую синьорину по имени Розетта Неро. Хочешь перевести?

Девеллин с улыбкой взял графин.

– Черная роза?

– Вроде того, – сказал Аласдэр. – Затем попался Уилл Арпстед. В отеле Миварта ему приглянулась горничная, которая пришла однажды вечером разжечь камин. Она ухитрилась запереть беднягу в его личной гостиной, а потом выпрыгнула в окно, забрав у него все. Правда, Уилл остался при кальсонах и рубашке.

– Позволь мне угадать, – сказал Девеллин. – Малиновый? Розовый? Маковый? Или… ха, понял. Скарлет Рейвен![7] Она же, в конце концов, вылетает из окон!

– Неплохо, старина, – засмеялся Аласдэр. – Нет, это был вишневый. Черри.

– Господи! Неужели мы все настолько тупы? Представляю, как она потешалась над нами по дороге к банку, или где там еще обычные карманники да воры хранят свою добычу.

– Нет, эта женщина – не обычная воровка, – покачал головой Аласдэр. – Уж в этом можешь быть уверен.

– А полисмен? Что он за человек?

– Скоро ты сам решишь, мой друг. – Аласдэр хлопнул его по плечу. – Мы встречаемся с ним сегодня вечером после одиннадцати в гостинице «Дуб».

– «Дуб»? Это же на другой стороне Степни, – проворчал маркиз.

Аласдэр лениво пожал плечами.

– Он там живет. И если ты намерен подкупить его за спиной Тенби, лучше сделать это без свидетелей.

Неожиданно в комнату влетел Фентон:

– Милорд, Ханиуэлл говорит, что миссис Кросби украдкой выглядывает из-за портьер своей гостиной и смотрит на улицу. Она сделала это уже в четвертый раз! Право, сэр, я думаю, вам нужно иметь это в виду.

Сначала Джулия засмеялась над утверждением Сидо-ни, что маркиз Девеллин вынудил ее пригласить его к обеду и она просто не могла придумать вежливый способ отказать ему.

– Вздор! – отрезала Джулия. – Ты вообще не должна общаться с маркизом Девеллином. Тебе следует помнить о Джордже и обо всем том, что его заботит.

– Какое отношение имеет ко всему этому Джордж? – подозрительно осведомилась Сидони.

– Ты ставишь меня в трудное положение, дорогая. Вначале ты считаешь Девеллина презренным человеком, гоняешься за ним из принципа, что само по себе опасно. А теперь вдруг хочешь подружиться с маркизом, что вдвойне опасно. В случае каких-либо неприятностей Джордж будет винить меня.

– И чего же ты от меня хочешь, Джулия?

– Я хочу, чтобы ты даже близко не подходила к нему.

Сидони удивляло ее беспокойство, для которого совершенно не было причин. Ведь она и сама понимала, что не может поддерживать дружбу с лордом Девеллином, даже если бы и захотела. Такое общение ни к чему хорошему не приведет, да и маркиз не тот человек. По сути, она вообще не знала, что он за человек. Сегодняшний вечер в его компании она использует, чтобы составить о нем справедливое мнение. А потом она сможет исправить ошибки. Сидони поклялась Джулии, что это будет концом ее общения с лордом Девеллином, и та немного успокоилась.

За полчаса до назначенного времени Джулия бесцельно ходила по комнате, останавливаясь лишь затем, чтобы украдкой выглянуть в окно, пока ее примеру не последовал и дворецкий лорда Девеллина.

Наконец, извиняясь за опоздание, появились оба джентльмена. Маркиз вел себя так, будто наносил соседский визит, только и всего. Зато сэр Аласдэр Маклахлан игравший роль лихого бонвивана, моментально очаровал Джулию.

За обедом Джулия услаждала сэра Аласдэра рассказами о своей театральной карьере. Если кто-нибудь пытался свести разговор к прошлому Сидони, она сразу же меняла тему. Сидони отнюдь не стыдилась ни прошлого, ни родителей, у нее просто не было желания посвящать в это посторонних. Ее, тем не менее, слегка удивили чрезмерные старания Джулии.

К счастью, сэр Маклахлан оказался большим поклонником театра, и вскоре они с Джулией горячо спорили о великих актерах последнего десятилетия.

– Миссис Кросби, вы, случайно, не знаете мисс Эллен Терри?

– Знаю ли? – Джулия прижала руку к сердцу. – В «Двенадцатой ночи» она играла Оливию, а я Марию.

– Да, я помню эту премьеру, – воскликнул сэр Аласдэр. – Вы были неподражаемы, миссис Кросби. Вы больше не играете?

Джулия натянуто улыбнулась.

– Я покинула сцену. Однако у меня до сих пор хранится размеченный сценарий «Двенадцатой ночи», а также кое-какие напоминания о театре. Я своего рода коллекционер.

– Я тоже. Но я нумизмат, собираю редкие монеты. Коллекционирование – настоящая одержимость, не так ли?

– О да! Не желаете взглянуть на мою коллекцию, сэр Аласдэр? Сценарии тех лет, старые театральные афиши, даже несколько костюмов. Менее интересные вещи хранятся в мансарде, а самое ценное убрано в ящик. Мег сейчас может его принести.

– Замечательное послеобеденное развлечение, – сказал Аласдэр, когда подали портвейн.

– До или после карт? – улыбнулась Джулия.

– Разумеется, после! Я, с вашего позволения, буду вынужден закончить игру, если мне очень не повезет. Давай возьмем наш портвейн, Дев, и пригласим леди с собой в гостиную.

Лорд Девеллин предложил руку Сидони. Это была крепкая, мускулистая рука, она чувствовала упругость его мышц под тканью, когда они поднимались по лестнице. Странное ощущение, вот так спокойно находиться с маркизом в собственном доме, будто они давно знакомы.

Интересно, что бы он сказал, узнав правду? Если бы случайно раскрыл, что женщиной, которая столь бесстыдно раздела и ласкала его тогда в «Якоре», была она. Сидони вдруг снова представила голого Девеллина… и споткнулась на последней ступеньке. Чтобы не упасть, она безотчетно вцепилась в руку маркиза. Он поддержал ее таким плавным движением, что вряд ли его кто-то заметил.

– Сидони, все в порядке? – чуть слышно спросил он.

Вспыхнув, она кивнула. Господи, почему как раз он должен быть столь невероятно красивым? Сидони отбросила глупую мысль и поспешила вслед за Джулией в гостиную, таща с собой Девеллина.

Тот прошелся по комнате, будто осматривая достопримечательности. Гостиная у них просторная, хорошо освещенная, элегантно обставленная. Хотя большая часть мебели принадлежала ее матери, в этот вечер Сидони поняла, что гордится впечатлением сдержанной роскоши, которую она производила. В дальнем конце гостиной было четыре продолговатых окна, задрапированных оливковым бархатом, выходящих на Бедфорд-плейс, а на другом конце по обеим сторонам камина стояли маленький диван, обитый золотой парчой, и два кресла ему под пару. Стены отделаны кремовым шелком с тонкими золотыми полосками, пол был устлан восточным ковром изумрудно-зеленых оттенков. Повсюду виднелись группки столиков и стульев, в том числе инкрустированный карточный стол красного дерева, за которым болтали Джулия и сэр Аласдэр.

– Я был прав.

Сидони с любопытством посмотрела на маркиза:

– Вы о чем?

– Ваш дом намного привлекательнее моего, – сказал он, задержав взгляд на кремовой мраморной полке над камином. – Но у вас тут ни дюйма вощеного ситца, верно?

– Да, я не большая его почитательница. А что, вы очень его любите?

– Я бы так не сказал, просто он кажется… уютным. – Маркиз накрыл ладонью ее руку, лежавшую на его локте. – Кстати, моя дорогая, вы тоже любите театр? Может, нам с вами по примеру Аласдэра предаться воспоминаниям?

– Я почти не знаю о нем, – честно ответила Сидони. – На борту корабля вряд ли увидишь театр.

Маркиз поднял темные брови.

– Вы много времени провели в море?

– Большую часть замужества.

– Удивительно, – пробормотал он. – Конечно, любящие жены иногда сопровождают мужей в плавании. – Он взглянул на нее из-под черной завесы почти женских ресниц. – Скажите, вы тоже были любящей женой?

Сидони отвела взгляд.

– Полагаю, да, – наконец сказала она. – Мой муж не любил твердую землю. И если я хотела видеть его, то… разве у меня был выбор?

– Оставаться дома в одиночестве, – предложил Девеллин. – Но это звучит нереально, да?

Сидони все еще не решалась взглянуть на него.

– Пьер был не такой человек, кто мог долго оставаться в одиночестве.

– И какой же он человек?

– Обаятельный, – сухо ответила Сидони. – Я говорила вам, что у меня в этом отношении большой опыт.

– Простите. Я затронул болезненную тему.

– Ничуть. Скажите, милорд, а почему вы не женаты? Девеллин засмеялся.

– Разве я кажусь вам помышляющим о женитьбе?

– Мне трудно судить. Пьер тоже не помышлял о женитьбе и все-таки женился на мне. Я до сих пор не знаю почему.

Маркиз ответил не задумываясь:

– Потому что он стремился обладать вами. Это же очевидно.

Сидони удивленно посмотрела на него, и он еще больше поразил ее, скользнув пальцем по ее подбородку.

– Любящая жена, – прошептал он. – Вы были к тому же и снисходительной, дорогая?

– По крайней мере я была практичной.

Его лицо словно парило над ней, твердый презрительный рот казался манящим. Будет ли он сейчас таким же настойчивым и безжалостным, как тогда в «Якоре»? Или станет мягким и нежным? Ей достаточно встать на цыпочки, чтобы проверить это собственными губами.