Элизабет Кларк - Соблазнительная лгунья

Впрочем, все это глупости, которые надо выкинуть из головы. Он приехал сюда вести дела, а не крутить любовь. А если он начнет осаждать мисс Сару Уайтхолл, он может потерять инвестора в лице лорда Уайтхолла, потому что у британцев есть какие-то многочисленные и изощренные сложности в отношениях между мужчинами и женщинами.

А ведь дело было не только в ее внешности. Он, безусловно, и так заметил бы ее, но то, как бесстрашно она спасла девочку от наказания продавца, привело его в восхищение.

«Но о мисс Саре Уайтхолл надо забыть. Ты ей не пара».

Он жил в совершенно другом мире, о котором она не имела представления. Его родители умерли на пути в Америку, а ему было только пять лет. С того самого дня ему приходилось добиваться всего самому, и, наверное, с мисс Сарой у них было чуть больше общего, чем у нищего с принцессой.

Дверь открылась, и дворецкий – среднестатистический образец дворецкого, седой мужчина лет пятидесяти, немного неприязненно смотревший на загорелое и обветренное лицо Томаса, – сказал ему «Добрый вечер».

– Добрый вечер. Я Томас Джеймсон, у меня встреча с лордом – сэром Роджером.

– Сэр Роджер ожидает вас, мистер Джеймсон, – сказал дворецкий, поклонившись. – Пройдемте за мной.

Томас подумал, что идти за дворецким он мог бы и с завязанными глазами – настолько одинаково были устроены все английские дома. Они прошли в гостиную, дворецкий распахнул дверь и объявил о прибытии Томаса.

Но когда Томас вошел, он увидел не только сэра Роджера Бэнфорда, седого старика с трубкой в зубах, одетого – что тоже было сюрпризом для Томаса – в разноцветную твидовую куртку и свободные-брюки. Помимо сэра Роджера в комнате была еще и девушка, сидевшая на диванчике, склонив голову на подушку. Томасу показалось, что она мучительно пыталась принять естественную и непринужденную позу, будто она рисовала так увлеченно, что даже не заметила, как он вошел.

Увидев его, она будто удивилась и немедленно вскочила, поправив на ходу прическу.

– Бренна Бэнфорд, – сказала она, протягивая руку. Он видел немало рук в своей жизни, но никогда ему не доводилось видеть такой праздной руки. Конечно, Бренна Бэнфорд была красавицей: светло-голубые, почти прозрачные глаза, великолепная бархатистая кожа, горящие рыжим пламенем волосы и фантастическое тело, которое не оставит равнодушным ни одного из мужчин, у которых все еще бьется сердце.

Но она выглядела так, словно всю жизнь провела за стеклом витрины. Даже когда она говорила, складывалось впечатление, что разговаривает механическая кукла.

– Да, трудно было представить, что дедушкин гость может быть таким… – Она изящно взмахнула ручкой. – Как бы это правильнее выразиться: таким молодым…

Томас Джеймсон только усмехнулся:

– Мне тридцать пять, мисс Бэнфорд, это трудно назвать молодостью.

– Нет, вы не выглядите на тридцать пять, – задумчиво сказал она, разглядывая его, как один из дедушкиных охотничьих трофеев.

– Бренна, ты ужасно ведешь себя с нашим гостем, – холодно произнес сэр Роджер. – Где твои манеры?

– Я приношу извинения, – сказала Бренна, возвращаясь на диван. – Присаживайтесь, мистер Джеймсон. Просто я не привыкла к таким гостям дедушки, они обычно старые и скучные.

Сэр Роджер усмехнулся и покачал головой.

– Тебе, пожалуй, надо пойти и порисовать в другом месте, Бренна. Тебе станет скучно, как это бывает обычно, когда мы заговорим о делах.

– Какими же делами вы занимаетесь? – спросила Бренна, когда Томас наконец сел.

– Кораблестроением, – ответил он.

Бренна бросила на деда красноречивый взгляд.

– Ты же знаешь, что я люблю море, дедушка. И почему ты решил, что мне будет неинтересно послушать ваши разговоры?

– Вне зависимости от твоих интересов, Бренна, я прошу тебя выйти. Забирай свой альбом и дай нам поговорить.

Она встала и забрала альбом, но Томас успел заглянуть в него. Когда он вошел, он подумал, что Бренна могла, бы быть хорошей художницей. Ведь многих молодых богатых женщин теперь обучают всем искусствам, поскольку им не надо приобретать практические навыки – об этом ему рассказывал Чизволд.

Но рисунок, который он увидел у Бренны, мог бы нарисовать не самый одаренный малыш лет пяти.

– Знаю, что с дедушкой бесполезно спорить, когда дело доходит до бизнеса, – жеманно сказала Бренна, – по я надеюсь, что мы с вами еще не раз увидимся. Я бы хотела посмотреть на ваши корабли.

– Конечно, это легко организовать, только скажите! А еще я могу показать вам наброски моих кораблей.

– Да, было бы здорово.

Чизволд успел научить его некоторым правилам, которые действительно стоило знать.

– Ты правил никогда в жизни не соблюдал и, видимо, уже не станешь, и надеяться, что мои слова ты воспримешь со всей серьезностью, я не могу, – говорил Чизволд, – но есть ряд вещей, за которые просто могут выкинуть из города.

И в результате нормальное поведение с женщинами в Англии было просто невозможно. Здесь это, по словам Чизволда, воспринимается совсем иначе. Репутация, а значит, и жизнь женщины из общества, погублена навсегда, если ее просто видели в одном экипаже с мужчиной.

А вот теперь Бренна Бэнфорд, очевидно, подавала ему сигналы, которые в Америке могли означать только одно.

Как бы то ни было, он пришел поговорить с ее дедом, на которого он рассчитывал как на крупного инвестора.

«Ты никогда не научишься этим английским правилам. Никогда в жизни».

Он представил детали своего предложения сэру Роджеру и, к немалому своему удивлению, понял, что это самый толковый и интересный человек из всех, кого он успел встретить в Англии. Когда Томас говорил о самом любимом своем деле – строительстве яхт, которые должны участвовать в гонках на Кубок «Америки», – глаза его собеседника загорелись энтузиазмом и пониманием.

– Это, наверное, ваша страсть, – сказал сэр Роджер, протягивая Томасу бокал бренди, – и я видел яхты в деле. Они величественны, действительно величественны. Я не мог видеть какую-нибудь из ваших?

– Наши – «Артемида» и «Рыбы».

– Точно, видел! Красота! Я сам не моряк, но эти яхты помню. Действительно великолепны. – Тут он внимательно посмотрел на Томаса. – А компания принадлежит вам целиком?

Томас покачал головой.

– Нет, я работаю с партнером, – ответил он, до сих пор не в силах привыкнуть к тому, как это звучит, хотя работал в партнерстве уже месяц. В десять лет он поклялся, что всегда будет работать в одиночку, и его до сих пор угнетало то, что у него есть партнер. Его зовут Сайрус Комптон. Он в этом бизнесе с шестьдесят девятого года.

Сэр Роджер кивнул. Он откинулся в кресле, зажег трубку и внимательно посмотрел на Томаса:

– Да, это срок. Но все равно вы больше похожи на одиночку. Не на того, кто может довольствоваться партнерством.

Томас улыбнулся:

– Теперь моя очередь удивляться. Вы первый, кто мне это говорит, и вы абсолютно правы.

– Так почему же вы в связке, если только вас не обидит мой вопрос? Когда я вкладываю деньги, я загадок не люблю.

– Более чем резонный вопрос, – кивнул Томас, – я всегда работал сам и никогда не думал вливаться в другую компанию. Но один из строителей на «Комптон Лайнс» – мой хороший друг, и в результате я обзавелся партнером. Я знаю, что могу доверять большинству работников…

– Я никогда не доверяю целиком никому, кроме себя и Хенка, – честно ответил Томас. – Это вам тоже следует знать. Но это отличная группа рабочих – пожалуй, самая лучшая из всех, с которыми я когда-либо работал. Я им плачу больше, чем любой владелец, но и они для меня работают на совесть. И даже если мне нужно, чтобы они задержались или работали без выходных, я не встречаю отказа.

Сэр Роджер снова взялся за трубку.

– А какие шхуны вы строите?

– В основном некрупные. – Томас чувствовал, что сэр Роджер действительно знает толк в кораблях. – Давайте я покажу вам чертежи и наброски, если у вас есть желание на них взглянуть.

– С огромным удовольствием, – ответил сэр Роджер с таким воодушевлением, что Томас подумал: первого инвестора он уже нашел.

Рассматривая чертежи, сэр Роджер задавал умные вопросы, показывающие высокую заинтересованность, и Томас был приятно удивлен тем, что сэр Роджер принимал все новые решения, которые они с Хэнком придумали.

Когда встреча была окончена, Томас взял кеб и вернулся к Грегори Чизволду. Его не оставляло ощущение, что этот день в Англии был прожит не зря, он встретил умного, рассудительного человека, который наверняка решится на инвестиции.

В почтовом ящике он увидел телеграмму и не удивился этому. Каждый день он писал телеграммы в «Комптон и Джеймсон», но ответы или не приходили, или были весьма общими. Собираясь налить себе стаканчик чего-нибудь крепкого, он развернул телеграмму, но как только увидел первые слова, мысль о напитках мигом вылетела из головы.

«Очень срочно!» – было написано наверху, и он скользнул глазами вниз. Телеграмма была подписана его верной секретаршей Энид: «Очень сожалеем искали надеялись ошибаемся тчк комптон сбежал тчк долги на сотни тысяч тчк обвал все ближе тчк подробности завтра тчк».

Он положил телеграмму и налил себе большой стакан виски. Если Энид была права – а сколько он знал ее, она никогда не ошибалась, – его компания даже с имеющимися кораблями ничего не стоит.

Меньше чем ничего. Эти слова он прекрасно запомнил с той самой ночи, когда мистер Макклайнт решил взять его на работу за кров и еду. Ему тогда было десять. Сын мистера Макклайнта, Кайл, прокричал ему в лицо:

– Я надеюсь, ты понимаешь, что ты не часть этой семьи, Томми Джеймсон! Ты работник – меньше чем ничего для нас всех!

Он взял телеграмму и перечитал ее, надеясь найти там что-то еще. Но телеграмма почему-то не изменилась: «обвал все ближе тчк подробности завтра тчк».

– Если так пойдет и дальше, Каролин, леди Уайтхолл выставит тебя, ни минуты не колеблясь. И я не должна напоминать тебе об этом, моя дорогая, – сказала миссис Уинстон.

Джульетт перестала работать и прислушалась. Она была в гладильной комнате рядом с кухней, выводила пятна с шелкового платья мисс Сары при помощи хлебных крошек, но ей очень хотелось узнать, что ответит ее подруга на слова миссис Уинстон.

– Я знаю, миссис Уинстон, – тихо ответила Каролин, – я обещаю, что это больше не повторится.

– Оставить льняное масло в гостиной, забыть про мытье лестницы?! – продолжала возмущаться миссис Уинстон. – Это ошибки, которые может совершить девчонка, работающая первую неделю, но никак не ты – после восьми лет службы!

– Я знаю, миссис Уинстон. И я приношу свои извинения.

Установилась тишина, насколько тишина может установиться на кухне. Джульетт слышала, как Рейчел мыла посуду после завтрака, лакей Грант натирал ботинки, а мистер Блейк отчитывал его за «безделье», ведь в доме еще так много надо сделать!

– Пойми, милая, – сказала миссис Уинстон более мягким тоном, – если у тебя трудности, ты в любое время можешь обсудить со мной все, что угодно. Знаешь, пятьдесят четыре года не шутка, я все-таки что-то смыслю в жизни, и если тебе надо о чем-то посоветоваться…

– Со мной все в порядке, уверяю вас, – тихо ответила Каролин. – Это было минутное помрачение, теперь это не повторится, я вам обещаю.

Несколько минут спустя Каролин прошла мимо Джульетт, и было видно, что она плачет.

Перекинув платье Сары через плечо, Джульетт смела крошки со стола и направилась наверх. Она повесила платье у себя, чтобы потом заняться им еще раз, так как далеко не все пятна отошли, и тут она увидела всхлипывающую Каролин.

Каждую ночь они говорили перед сном о том о сем, и Каролин уже знала ее историю о настоящей матери, а Джульетт, в свою очередь, знала о том, что Каролин любит молодого человека, которого зовут Мартин Капшоу, лакея, работающего в одном из соседних домов. Может быть, она плакала из-за Мартина?

– Пока никого нет, расскажи мне, что случилось, – торопливо сказала Джульетт.

Каролин покачала головой и зажмурилась, стараясь сдержать слезы.

– Какая же я дура! – проговорила она, вытирая глаза. – Помнишь, что сказал Мартин, когда леди Фокскрофт в прошлый раз заходила к Уайтхоллам?

– Ну, он сказал, что любит тебя, – ответила Джульетт, и сердце ее почувствовало недоброе. А ведь она никогда не видела такой идеальной и счастливой пары, как Каролин и Мартин.

Каролин кивнула:

– Он сказал, что любит меня. – Ее нижняя губа задрожала, и слезы побежали по нежным щекам. – Сегодня утром он прислал мне записку, передал её через молочника! Пишет, что нам надо пересмотреть все, о чем мы говорили раньше. Пишет, что, если он хочет остаться на этой работе, нам придется прекратить наши отношения. Ему этого не хочется, но за работу он боится больше.

Джульетт просто остолбенела. Впрочем, ситуация, описанная Каролин, была вовсе не редкой, большинство хозяев не желало, чтобы у слуг была хоть какая-то личная жизнь. Некоторые прогрессивные хозяева позволяли появляться поклонникам, хотя в большинстве случаев запрещались даже такие контакты с внешним миром. А попытка выйти замуж чаще всего каралась немедленным увольнением.