Он не видел в этом ничего опасного. Привычка привела их в маленький кабинет — такое маленькое помещение, что его как бы и не было. Больше того — в двери оказался ключ, который он и повернул. По одну сторону узкого кабинета стоял письменный стол; посередине — большое кресло, перед которым лежала леопардовая шкура.

Амелия со смехом откинула капюшон. Люк опустился в кресло и стянул с себя маску.

Она уселась ему на колени, шурша шелком, пылко потянулась к его губам. Он нашел завязки ее домино и ловко развязал; тяжелый плащ скользнул вниз и лег грудой у их ног. Она тоже сняла полумаску, придвинулась к нему, положила руки ему на грудь. Губами она дразнила его, искушая.

Он пылко ответил на ее вызов. Они пришли сюда, надеясь провести вечер в обществе друг друга; больше им ничего не было нужно.

Очень скоро головы закружились у обоих, но не от шампанского леди Корк. Поцелуи становились жарче, вызывали воспоминания; она стала мягче, он соответственно тверже. Он пришел к логическому и разумному выводу, что ублажать ее поцелуями и ласками — это справедливо; не стоит отказываться от таких простых удовольствий. Как бы она ни старалась, ей не удастся его соблазнить.

Она и не соблазняла, он не заметил даже попытки с ее стороны.

Не она ведь перекатила их с кресла на леопардовую шкуру. Не она ведь устроилась под ним. Однако это произошло. Задыхаясь, с кружащейся головой, полная ожидания, она охотно помогла ему справиться с застежкой лифа, всячески поощряя его восхищаться, ласкать и пробовать ее на вкус, коль скоро он дал понять, что таково его желание.

Прежде чем он одумался, обоих охватило пламя.

Это состояние уже было ему знакомо; хотя она была новичком, страха она не испытывала. Он целовал ее все более страстно, все более откровенно, она все сильнее распаляла его.

Сначала она отчаянно впивалась пальцами в его волосы, потом расстегнула на нем рубашку и положила растопыренные ладони ему на грудь, впилась в нее ногтями, сжала его сосок крепко… еще крепче…

Откровенный призыв обрушился на него, потрясая его существо и вернув на место неповоротливые мозги. Всего лишь мгновенная вспышка сознания — вот и все, но этого было достаточно, чтобы понять, что ситуация, в которой они на этот раз оказались, была не ее виной, но его. Он ведь знал, что она принадлежит ему и он может взять ее в любое время, как только захочет.

Он и хотел. Он мог взять ее сейчас, здесь. Но в то время как он прижимался губами к ее губам, одна назойливая мысль мелькала у него в голове: а что потом? Он еще не был готов встретиться с этим лицом к лицу — с той необходимостью, которую она пробудила в нем, и с тем, что из этого может произойти. Он поддастся один раз и, быть может, обречет себя на… на что? Этого он не знал. А пока он не знает…

Он не раз бывал охвачен пламенем и знал, как с этим справиться. Он не настолько утратил волю, чтобы, поняв грозящую опасность, не избежать сетей, в которых запутался благодаря собственному желанию.

Амелия понимала, что они оказались совсем рядом с последним храмом на их пути. Казалось, поцелуи — это единственное, что еще удерживало их в этом мире, они то и дело обменивались ими, словно от этого зависела их жизнь. Что же касается тел, то ее будто расплавилось, его же, напротив, становилось все тверже, словно стальная сила, обычно наполняющая его мышцы, превратилась в каменную твердость. Горячую каменную твердость. Начиная с губ, терзавших ее губы, до рук, ласкающих ее голые груди, и ног, переплетенных с ее ногами. А его орудие… оно было в таком состоянии, какого она не могла представить даже в самых смелых своих мечтах.

Вот его рука скользнула вниз, задрала на ней юбку… Она затаила дыхание и вся превратилась в ожидание, в одно сплошное желание.

Это было совершенно новое чувство — никогда еще она не испытывала его ни с каким другим мужчиной. С Люком это означало, что будет… Она не задавалась вопросом, что будет, она знала это наверняка.

Холодный воздух коснулся ее голых ног; он задрал ее юбку и сорочку до пояса. Его язык ворвался ей в рот; смелый ритм, в котором он двигался, отвлек ее на мгновение, и за это мгновение его рука скользнула между ее бедрами и принялась ласкать ее пылко и дерзко. Жар внутри ее становился все сильнее, она задыхалась, она приподняла бедра ему навстречу, а он не давал ей ни мгновения передышки, сочетая удары языком с ударами пальцев.

Лицо у него было твердое, напряженное, возбужденное, но при этом что-то в его взгляде, очертаниях рта говорило о мягкости, неуловимых чувствах, чего она раньше в нем не замечала. И вот его взгляд поднялся и встретился с ее взором.

Рука же продолжала свое дело между ее бедер.

Она затаила дыхание, закрыла глаза, напряглась. Наконец заставила себя посмотреть на него, заставила свои обмякшие руки потянуться к нему.

— Идите ко мне — сейчас же.

Она схватила его за плечи и обняла, но он не шелохнулся. Его губы искривила полуулыбка.

— Не сейчас. — Он посмотрел туда, где резвилась его рука, и чуть отодвинулся. — Есть еще один алтарь, у которого я должен помолиться.

Она не поняла, что он имеет в виду, но поскольку он нагнул голову и прижался губами к ее животу, она тут же окончательно утратила всякую способность дышать и соображать. Он осыпал поцелуями ее живот, потом его губы переместились ниже, и кожа у нее лихорадочно запылала.

То была ласка, которой она никак не ждала, ласка, без сомнения, запретная. Она рванулась, внезапно охваченная сомнениями.

— Люк!

Он ничего не ответил.

Новое прикосновение его губ заставило ее вскрикнуть.

— Люк!!!

Он не обратил на ее крик внимания — а через пару мгновений она потеряла всякую надежду остановить его, унесенная водоворотом чувственных ощущений.

Она никогда и не думала, что такое бывает, что мужчина будет прикасаться к ней вот таким образом, в таком месте. Ей хотелось, чтобы он сделал с ней это, и он сделал — на все лады, кроме одного, и под конец она сдалась и позволяла ему брать себя, как ему хотелось, отдала себя его опытности и поплыла по волнам эротического восторга. А когда все кончилось, он поцеловал ее и сказал только:

— Не сейчас.

Позже они вернулись в бальный зал, где он пригласил ее на вальс и заставил дождаться, когда начнут снимать маски, чтобы все видели — да, они были здесь, в бальном зале, как и предполагалось, а потом он, как и полагается, проводит ее домой.


На следующее утро Люк зашел на Аппер-Брук-стрит и узнал, что Амелия отправилась прогуляться в парк с Реджи. Он подумал-подумал — и отправился туда же.

Ему нужно было с ней поговорить наедине, но желательно в безопасном — публичном — месте.

Он увидел ее прежде, чем она его. Она стояла на лужайке в группе леди и джентльменов. Остановившись под деревом, почти скрытый густой листвой, он размышлял — о ней, о себе, о том, что он здесь делает.

Пытается выгадать время. Время, чтобы разобраться, понять. Найти ответы на такие, например, вопросы: когда обладание женщиной было синонимом обязательства? А теперь, когда это так странно произошло, что это означает?

Он прекрасно понимал, что ответы не добавили бы ничего в этом смысле с другими женщинами, но с Амелией… все так, как оно есть. Не важно, что он пытается изобразить, не важно, чего он хочет. Он провел полночи, пытаясь заставить себя посмотреть правде в глаза. И пытаясь увидеть, что будет дальше.

Первое, что он увидел, был прием в поместье Хайтемов, на который он, Амелия, их матери и его сестры должны были отправиться, — три дня ничем не омраченных летних развлечений, которые начнутся завтра. На этой стадии прием в загородном имении был последним, что было ему нужно.

Время — вот что ему было необходимо. Время, чтобы понять, почему он испытывает к ней такую тягу, понять настолько, чтобы справиться с этим, контролировать это. Он разрывался, когда оказывался рядом с ней, — он хотел ее, но, с другой стороны, в этом таилась опасность. Опасна была не Амелия, но чувства, которые она в нем вызывала, и то, что эти чувства могли сделать с ним.

Итак, он здесь, чтобы просить о милосердии. Временном.

Он вышел из своего укрытия. Леди Коллинз и миссис Уилкинсон опаздывали на ленч. Он поздоровался с ними, тут же простился и, воспользовавшись тем, что все отвлеклись на их уход, поздоровался с Амелией и завладел ее рукой.

Реджи, стоя рядом, видел это, но сделал вид, будто не заметил. Когда обе леди отбыли, он одернул свой жилет.

— Не знаю, как вам, но мне хотелось бы поразмяться. Как насчет прогулки до Серпентайна?

Миссис Уоллес, леди Килмартин, лорд Хэмфриз и мистер Джонс радостно приветствовали это предложение и повернули на усыпанную гравием дорожку, ведущую к воде.

Нетрудно было отстать, замедлить шаги, пока не образовалось достаточное расстояние между ними и остальными, и поговорить свободно.

Амелия наклонила голову набок и вопросительно выгнула бровь.

— Мне кажется, вы что-то задумали.

Улыбка, играющая на ее губах, блеск синих глаз говорили о том, что она прекрасно понимает, какая мысль появилась у него в голове, как только он снова оказался рядом с ней, рядом с ее мягким женственным телом. Он безжалостно подавил эту мысль, но глаз с нее не сводил.

— Пожалуй.

Его тон заставил ее насторожиться. Но, не дав ей времени на размышления, он продолжил:

— Прием в поместье Хайтемов. Завтра.

Свет, появившийся в ее глазах, вынудил его быстро про изнести:

— Нам нужно быть осторожными. Я знаю, о чем вы думаете, но хотя место это на первый взгляд может показаться весьма подходящим, на самом деле такой переполненный и тесный дом таит в себе много опасностей.

Она слушала, по привычке склонив голову набок, не отводя взгляда от его лица. Потом, опустив голову, проговорила:

— Я полагала, что прием в загородном доме — это именно то, что нам нужно. — Она прямо взглянула на него. — Вы хотите сказать, что такая точка зрения неверна?

Он кивнул. Как-то надо было убедить ее не воспользоваться удобствами, которые предлагает сборище гостей в загородном доме, и не искушать его сейчас. А он был уверен, что она попытается. Его целью было предотвратить такую попытку.

— Дело обычное, но думаю…

Гости шли впереди. К счастью, аллея до Серпентайна была очень длинной. Амелия молчала и слушала — всякий, знающий его, тут же понял бы, что Люк просит о снисхождении. Это было поразительно.

— Уверяю вас, что конечный результат будет гораздо менее удовлетворительным, чем вы надеетесь. — Он взглянул на нее, увидел ее вздернутые брови, мысленно повторил свои слова и торопливо поправился: — Не в смысле мгновенного удовольствия, но…

Было совершенно ясно, что он не хочет воспользоваться преимуществами домашнего приема, чтобы развить их близость и совершить то, что, конечно же, должно стать последним шагом.

Она дала ему говорить, не прерывая, надеясь узнать по больше. Ситуация, его реакция были так не похожи на то, чего она ожидала, она была скорее удивлена, чем огорчена. Это был человек, за которого она хотела выйти замуж; но выяснилось, что она не всегда его понимает.

— В конечном счете нам придется учесть, что всякого действия, которое может вызвать слухи, порочащие ваше имя, необходимо избегнуть любыми способами.

Слова его прозвучали так напыщенно, что она с трудом сдержала улыбку. Они подошли к берегу Серпентайна; компания повернула в сторону лужайки. Люк остановился и пристально посмотрел на нее.

— Вы понимаете это, не так ли?

Она вглядывалась в его темные глаза, видела, что он обеспокоен, но чем — не понимала. Однако он ждал ответа. Она улыбнулась успокаивающе.

— Вы хорошо знаете, что я никогда не сделаю ничего, что могло бы запятнать мое имя.

Он не был так уверен в ней и внимательно вглядывался в ее глаза, ища подтверждения тому, что она действительно имеет в виду то, на что он надеется. Она похлопала его по плечу и посмотрела на аллею.

— Вы бы лучше проводили меня обратно, прежде чем Реджи начнет сомневаться, правильно ли он поступил, оставив нас наедине.


Отправление в поместье Хайтемов было назначено на девять часов утра. Вместе с Реджи он стоял на краю тротуара и задумчиво смотрел, как две дорожные кареты оседали на осях по мере того, как на них грузили багаж.

— Честное слово, они и половину этого не наденут! — Реджи взглянул на четверку лошадей, запряженных в карету Кинстеров, которая прибыла пятнадцатью минутами раньше, уже нагруженная ящиками и сундуками Амелии и Луизы. — Надеюсь, лошади не надорвутся?

Люк хмыкнул:

— Ничего страшного. — И у него, и у Кинстеров на конюшне держали только отличных лошадей. — Но это затянет поездку на час. — Поместье Хайтемов находилось в Суррее, на берегу Уэя.

Реджи смотрел, как лакей подал кучеру Эшфордов еще одну шляпную картонку.

— Если мы вообще туда доберемся.

Какое-то оживление у парадной двери привлекло их внимание: взволнованно болтая, сестры Люка и Фиона, как обычно присоединившаяся к ним, торопливо спускались по ступеням. Люк, глянув поверх их голов, встретился взглядом с Коттслоу. Дворецкий отступил в дом, чтобы поторопить с вызовом экипажа Люка.