Однако тотчас же выяснилось, что еще далеко не все сюрпризы, приготовленные для Марии судьбою, исчерпаны, ибо незнакомый обожатель, враз посерьезнев, проговорил:

– Николь, у меня к тебе предложение. Я хочу, чтобы ты оставила барона и переехала в домик, который я найму для тебя в хорошем месте. К домику будет приложено весьма солидное содержание. Ты не пожалеешь, клянусь! Я богат, я щедр. Я моложе барона и, уверен, куда лучше его! Судя по трепету твоего тела, который я ощущал этой незабвенной ночью, ты в полной мере разделила мое счастье. Сознаюсь, Николь: я намеревался всего лишь соблазнить тебя, а затем скомпрометировать перед бароном, чтобы обратить его взоры к прекрасной, нежной, несправедливо забытой Марии. Однако после сегодняшней ночи я не хотел бы с тобою расставаться. Все к лучшему! Если Мария завладела моей душой, то ты завладела моим телом, и я прошу тебя оставаться моей всецело!

Он подождал ответа… напрасно: в комнате царила тишина.

– Ты молчишь? – шепнул этот безумец – Мария не могла полагать его никем иным. Слава богу, наконец-то заметил, что «Николь» молчит всю ночь! – Ну что ж, я понимаю, тебе надо подумать, собраться с мыслями.

Он вскочил с кровати, с блаженным стоном потянулся и, ощупью пройдя к окну, рывком раздвинул шторы, так что низко повисшая, полная белая луна, чудилось, прильнула к самому стеклу, заливая комнату таким неожиданно ярким, всепроникающим светом, что Мария, все еще распластанная на постели – от множества испытанных потрясений даже и в голову не пришло кинуться бежать! – невольно заслонилась ладонью.

И тут же ее нечаянный любовник вновь оказался рядом, шепча:

– Николь! Я хочу видеть тебя, Николь! Я хочу любить тебя, купаясь в лунном свете!

Он легко, не обратив внимания на сопротивление, отвел ее руки от лица, склонился к губам… их взоры встретились.

Миг оба смотрели друг на друга, большие черные глаза, уставившиеся на Марию, сделались огромными… она тоже ощущала, как расширяются от изумления ее зрачки, а потом оба разом отпрянули друг от друга, вскричав в один голос:

– Это вы?!


Итак, незнакомец все же узнал в «Николь» баронессу…

Впрочем, почему незнакомец? Мария тоже узнала его.

Это был Сильвестр.

* * *

Она даже и не предполагала, что живет в таком огромном доме. Сколько лестниц, переходов, поворотов, пустых залов… Мария брела, едва прикрытая клочьями рубашки, волоча за собой пеньюар. Не было сил одеться. Кто-то из слуг мог попасться навстречу, но ей было все равно, увидит ли ее кто-нибудь и что он подумает. Хотелось только добраться до постели и уснуть! Последнее объяснение с Сильвестром лишило ее последних сил.

Она шла, едва передвигая ноги, опираясь о стены, хватаясь за мебель, тащилась, будто тяжелобольная, с застывшим, невидящим взором сомнамбулы, а в памяти еще мелькало искаженное отчаянием лицо ее нечаянного любовника, еще звучал его стон: «Простите, простите меня!»

Простить его – за что? Он виноват только в благих намерениях, коими, как известно, вымощена одна ужасная дорога. Сильвестр – человек быстрых решений. Вчера он избавил Корфа от дуэли, мгновенно сообразив, что делать, назвав забияку позорным именем аббата Миолана. Точно так же стремительно бросился он на помощь женщине, которую полюбил с первого взгляда. Он не хотел ничего плохого, Мария тоже не хотела ничего плохого. А получилось-то… ох, боже мой!

Припомнив некоторые подробности своей попытки сделаться добродетельной женщиной, Мария привалилась к перилам и хрипло рассмеялась.

Ох, и шуточки выкидывает с ней судьба! Ну, знаете ли… это уж слишком!..


Что такое? Она произнесла это вслух? В таком случае здесь, в коридоре второго этажа, очень странное эхо: грубое, раскатистое – напоминающее мужской голос, который хрипло, возмущенно выкрикнул:

– Ну, знаете ли… это уж слишком!

Мария оглянулась. У дверей своего кабинета стоял Корф и смотрел на нее так, словно не верил своим глазам, Мария улыбнулась, покачала головой – она тоже не поверила своим глазам, и, отмахнувшись от него, как от призрака, пошла было дальше, но тут «призрак» сильным рывком остановил ее и втолкнул в кабинет, захлопнув за собой дверь.

Мария тупо смотрела на него.

Ну и ну… Впрочем, это она уже, кажется, говорила. Так ждать его нынче ночью, натворить во время этого ожидания черт-те каких глупостей – и встретить его именно в ту минуту, когда ей вообще никого, ни единого человека видеть было никак нельзя! Нет, это что-то… что-то… Она невольно вздохнула, увидев брезгливое, ненавидящее лицо барона, увидев в его ледяных глазах свое отражение: измятая, всклокоченная, измученная, полуголая. Боже, что он может о ней подумать! А что еще можно о ней подумать, кроме истины?..

– Я и сам хотел посоветовать вам завести любовника, – наконец разомкнул губы барон. – Это несколько развлекло бы вас, привязанную волею судьбы к человеку, которого вы ненавидите. Но я не предполагал, чтобы это происходило в моем доме. Все-таки соблюдать определенные приличия следует, даже нарушая их!

– Я… ненавижу вас? – прошептала Мария. – Я – ненавижу? Да я вас… я вас…

Она осеклась, увидев, как цинично усмехается барон, глядя на нее.

– Поразительно! – воскликнул он. – Просто поразительно! Я был обманут вами с первого мгновения нашего знакомства, я знаю вашу цену с точностью до последнего гроша, я вижу вас насквозь, и все-таки… И все-таки вчера вечером я внезапно поверил, что игра моя еще не проиграна, что я, пожалуй, судил вас слишком сурово, что немалая и моя вина в том, как мы живем, что клятва, данная мною, была несправедлива.

Мария подняла на него глаза. Он ли это говорит?!

– Вчера вечером, чудилось мне, искра вспыхнула меж нами. Я рвался в драку с этим идиотом, «аббатом Миоланом», чтобы снова и снова ощутить прикосновение ваших рук, почувствовать вашу тревогу за меня. Сердце мое пылало от счастья. Этой ночью я пойду не к Николь, а к своей жене, к своей любимой! Забуду о своей клятве, думал я… малодушно думал я! Мною вновь овладела та же любовь к вам, что и пять лет назад. Их не было, пяти лет ревности, обиды, тоски, ежедневной мстительной измены вам – в отместку за вашу ложь!

Корф тряхнул головой и умолк, словно опять задумался об этих годах их мучительного брака.

Мария тоже молчала, но глядела на мужа с такой мольбой, словно от его дальнейших слов зависела ее жизнь. И он заговорил тихо, как бы нехотя:

– Я не стал предупреждать вас о намерении своем, опасаясь услышать отказ или увидеть его в ваших глазах. Я решил: просто приду, просто обрушу на нее всю свою страсть – и сумею зажечь ее ответной страстью! Но дома меня ждал посетитель…

Мне пришлось уехать, однако ни разу еще я не был столь равнодушен к тому делу, которое составляет суть моей жизни, как нынче ночью. Я вернулся так скоро, как мог; сразу кинулся в вашу комнату… она была пуста! Я не мог поверить своему несчастью, я поднял с постели вашу субретку и едва не вытряс из нее душу, выпытывая, а потом чуть не на коленях вымаливая, – где и с кем моя жена. Да куда там! Она залила все вокруг своими дурацкими слезами, но не проронила ни звука. Ей было о чем молчать, как вижу! – Он брезгливо дернул за края рваной рубашки, которые Мария безуспешно пыталась стянуть на груди, и тут же отвернулся с миной отвращения на лице.

– Осознав, что обманут – вновь обманут! – я решил выплакаться в пышное, привычное плечико Николь, – Корф коротко, злобно хохотнул, – и отправился к ней.

При этих словах у Марии обморочно подогнулись ноги, и она принуждена была опереться о край стола, чтобы не упасть.

– Глашенька пыталась помешать мне, но я запер ее на засов и отправился к любовнице – взять то, что не пожелала дать мне жена. Но и тут меня ждала осечка! Николь, словно нарочно, оказалась не одна. Вот уж такого я и вообразить не мог. В комнате ее, судя по звукам, с ней забавлялся полк солдат. Малоприятно, конечно, чувствовать себя полным идиотом, но спасибо хотя бы за то, что у меня открылись глаза: оказывается, я был им все эти пять лет! Сегодня утром поставлю господина Симолина в известность о своем намерении как можно скорее развестись с женой. – Мария только еще ниже опустила голову, словно под секирою, но не проронила ни звука. – Сегодня же и Николь отбудет из моего дома восвояси…

Он не договорил. Стук колес по мостовой показался столь громким, что оба невольно вздрогнули. Корф шагнул к окну, взглянул – и окаменел, вцепившись в край тяжелой шторы. И вдруг с хриплым, горловым стоном рванул к себе Марию с такой силой, что она больно ударилась грудью о подоконник и упала на колени, однако могла видеть остановившийся у ворот запыленный экипаж, запряженный парою усталых лошадей. Возница соскочил с козел, открыл дверцу и подал руку, помогая выйти высокой, стройной даме в трауре, словно она возвращалась после посещения кладбища.

Сунув вознице монету, дама подняла глаза… лицо ее сделалось видно. Это была Николь.

«Она нарушила уговор! Вернулась раньше времени!» – чуть не закричала Мария, и в тот же миг сильные руки оторвали ее от пола, и бледное от ярости лицо Корфа приблизилось к ее лицу.

– Значит, Николь нынче ночью не было дома? – прошипел он. – Значит, нынче ночью полк солдат забавлялся в ее комнате не с ней? А… с кем? Может быть, вам, сударыня, это ведомо? И заодно откройте мне, откуда шли вы, полуголая? Где вы встречались с любовником? Где?! Не в комнате ли Николь? – Он отшвырнул Марию от себя, и она упала, ударившись спиной о поставец, дверцы которого распахнулись, и оттуда с грохотом посыпалась какая-то посуда.

От боли Мария почти лишилась чувств, и прошло какое-то время, прежде чем она смогла открыть глаза и взглянуть на барона, который глядел на нее не то с отвращением, не то с ужасом.


Так вот чем это кончилось… Позором двух супругов, томящихся друг по другу!

Тяжкие рыдания сотрясли все тело Марии, но она страшным усилием воли остановила слезы. Нет, она не будет плакать при нем, нельзя, нельзя этого допустить!

Попыталась встать, однако ноги не держали, и Мария опять опустилась на пол.

Корф протянул было руку – помочь, но тут же отвернулся, принялся поднимать с пола упавшую посуду. Руки его тряслись, и какие-то стаканы снова и снова падали на пол.

Один из них подкатился к ногам Марии, и она равнодушно взглянула на него. Редкостная вещь – янтарный бокал. Изящная игрушка, какое благородство линий! Вот другой такой же валяется под столом. А этот более темный, отливает красным, как рубин. Разве бывают красные янтари?

Красные янтари… В затуманенном мозгу медленно проплыло воспоминание: в деревенской лавочке, где-то близ Кенигсберга, граф Егорушка Комаровский с жаром растолковывает хозяйке, пожилой курносой немке в чепчике, что еще римлянам был известен секрет окраски янтаря в красный цвет. А Маша задешево накупила там ожерелий, серег, браслетов, винных кубков из янтаря, как темного, почти черного, так и медово-желтого и даже рубиново-красного цвета. Хозяйка уверяла, что подобных изделий она больше нигде не найдет, ибо они – единственные в своем роде. Потом все эти вещи вместе с платьями Марии пропали в замке, где ее держали Вайян и Жако и откуда она бежала в чем была. Но сейчас Мария готова была поклясться, что перед ней валяются те же самые кубки! Это они, они, невозможно ошибиться! Каким образом они оказались здесь?

Корф между тем поднял бокалы с полу и аккуратно поставил на полку. Видно, он очень дорожил ими, если заботился о них в такую страшную минуту?

– Откуда это у вас? – Мария даже не заметила, как поднялась, не чувствуя боли, и встала рядом с мужем.

Он поглядел на нее с отвращением:

– Боже мой, сударыня! Да в вас, видно, сердца вовсе нет? Я вас едва не убил, а вы – вы о чем?!

Ошеломленно покачав головой, он достал из глубин шкафчика бутыль вина и щедро плеснул в тот самый кубок цвета рубина, однако Мария с неожиданной силой схватила его за руку.

– Скажите мне, – голос ее требовательно зазвенел. – Откуда у вас эти бокалы? Говорите, ну?!

Глаза Корфа гневно вспыхнули:

– Это подарок, которым я очень дорожу, довольны вы?

– Дорожите? – с горечью прошептала Мария. – Но ведь…

Она осеклась. Что толку говорить ему, что эти кубки она купила для него, мечтая порадовать его таким изысканным подарком и, может быть, смягчить его черствое сердце. Нет смысла рассказывать, что подарить их мог только один человек: тот, кто похитил Марию и кто в конце концов получил от нее завещание в пользу Евдокии Головкиной. Надо только спросить имя того дарителя, и тогда все сразу станет ясно!

И вдруг Мария тихо ахнула и с новым ужасом уставилась на мужа.

А если… если никто их и не дарил ему? Если он сам, он сам был главою заговора против нее, а неведомая Евдокия – одна из его любовниц, будущее благосостояние которой он намерен обеспечить любой ценой?

Мария помертвела. Вот она, правда… Вот все и открылось. А пылкие слова барона о любви и ревности – не более чем сотрясение воздуха. Ложь, отъявленная ложь!