Адамс - Соблазнённая

— То есть вы считаете, что призвание большинства присутствующих здесь впервые это развлекать местные сливки общества? — на губах Лаэрта играла лёгкая улыбка человека, уверенного в собственном превосходстве.

— Я считаю, что каждому занятию есть своё время и место, — парировала она.

— Поразительное благоразумие для юной прекрасной девушки, — в разговор вклинился третий. Лишний, с неудовольствием отметила Эмилия, едва поворачивая голову в сторону Максимилиана, ибо это был он.

— Признаться, ваш отец разогнал нашу дружную компанию, заявив, что он с охотой бы предался иным забавам, нежели чем распитие бренди в обществе ему подобных, если бы не почтенный возраст. И мне кажется, что он прав. Июль не часто балует нас подобной чудесной погодой, стоит ли упускать шанс насладиться приятным времяпрепровождением?

И не давая возможности вставить хотя бы одно слово, спросил:

— Не желаете поучаствовать в соревновании, Эмилия?

Чего бы она на самом деле желала, так это чтобы этот надоедливый мужчина поскорее убрался восвояси, но отчего-то согласно кивнула, протягивая ему руку. Возможно, просто для того, чтобы оставить в дураках Лаэрта или чтобы другие соревнующиеся утёрли нос Максимилиану. Она не сомневалась, что прочие участники соревнования, гораздо моложе Максимилиана, оставят далеко позади хромого мужчину среднего возраста. Пусть почувствует себя уязвлённым, может быть научится вести себя в приличном обществе как подобает.

Очередной заплыв подошёл к концу и к освободившимся лодкам уже спешили четыре пары, перебрасываясь остротам, грозясь оставить друг друга позади ловить ртом брызги воды, летящие из-под вёсел. Эмилия уселась на скамейку в лодку, расправив платье. На берегу дан был старт — взмах белым платком и гонка началась. Лодки тронулись с места — все, кроме одной, той самой, в которой сидела Эмилия.

— Хотите прослыть самым никудышным гребцом? — спросила она, слыша лёгкий смех, пробежавшийся по толпе собравшихся поглазеть на соревнование. Как никак, это будет удар прежде всего по её самолюбию. Злые языки завистниц не преминут как следует размусолить эту тему на светских раутах.

— Хочу дать им немного форы, — усмехнулся Максимилиан и только после произнесенной фразы взялся за вёсла, словно нехотя. Эмилия отвернулась, всматриваясь в водную гладь, не желая продолжать разговор, досадуя на себя из-за того, что поддалась минутному порыву и согласилась участвовать в этом дурацком соревновании.

— Похоже для того, чтобы заслужить ваше расположение, мне нужно как следует постараться и, как минимум, выиграть эту гонку, — беспечно заявил мужчина, налегая на вёсла.

— Речь идёт о вашей репутации, не о моей, — в тон ему отозвалась Эмилия.

— Репутация — это последнее за что я переживаю, у меня иные приоритеты.

— Какие, например?

— Преследование собственных интересов и комфорт для своей персоны. Неплохо, если они совпадают с мнением общественности. Но если идут в разрез — не вижу смысла отказывать себе в удовольствии.

Он говорил спокойным голосом, дыхание было размеренно и не прерывалось от усилий, даже несмотря на то, что он быстро нагонял ушедших вперёд соперников, а через пару мгновений и вовсе обставил одну пару.

«Ловко!» — подумалось Эмилии. Если повезёт, они не явятся последними. Тем временем мужчина играючи обогнал ещё одну лодку, достигнув противоположного берега, и развернул лодку, ни на секунду не переставая грести, так резко, что её крутануло на месте, В то время как другие участники сначала замедляли движение, а потом уже разворачивались на месте. От резкого поворота у девушки в груди подскочило сердце, и поневоле она изо всех сил вцепилась пальцами в борт лодки, опасаясь того, что сможет упасть в воду.

— Я не позволю вам упасть за борт, — поспешил успокоить девушку Максимилиан, от внимания которого не укрылось судорожное движение рук Эмилии.

Они одержат победу — в этом не оставалось никаких сомнений, их лодка ушла далеко вперёд, и как бы остальные не пытались нагнать лидеров, у них это не получилось. Максимилиан с той же свойственной ему полуулыбкой принял букет победителя и вручил его Эмилии, подводя к собравшимся, спешившим поздравить их пару с триумфально быстрым завершением гонки. Особенно дотошные даже засекли время, наперебой сообщая, что это рекорд.

— А вы не желаете поучаствовать? — вопрос Максимилиана был адресован Лаэрту, находящимся среди прочих поздравляющих, — говорят, что вы прекрасно владеете искусством гребли?

— Воздержусь, — отозвался тот, мельком взглянув на Эмилию, — кажется, удача от меня сегодня отвернулась, предпочтя иную гавань.

От услышанных слов сердце Эмилии забилось чуть быстрее, сжавшись от сладкого предвкушения: что это было, тонкий намёк или простая фигура речи?

Следующим утром, нежась в постели, Эмилия перебирала в памяти чудесные мгновения прошедшего пикника, стараясь не заострять внимания на некоторых досадных мелочах, отметая их в сторону. Постель нежно-бежевого цвета выгодно оттеняла молочную белизну кожи девушки, а тёмные волосы, разметавшиеся по подушке после сна, придавали её облику слегка небрежный вид. Вставать с постели не хотелось совершенно, несмотря на то, что время завтрака миновало уже давно и, скорее всего, она уже не успеет вовремя спуститься к полднику. Так стоит ли торопиться? И не лучше ли провести время в своё удовольствие? Нужно было ещё столько всего обдумать…

И прежде всего, свою линию поведения с Лаэртом Солсбури, захватившем её внимание, но не отвечающим ей тем же. Странное дело, даже тот нелюдимый и невоспитанный тип, Максимилиан Ровере, уделил её особе должное внимание, чего не скажешь о золотоволосом красавце Лаэрте. Лучше бы на месте того Максимилиана оказался Лаэрт, с досадой подумала она, испытывая некий дискомфорт от того, что впервые почувствовала себя немного уязвлённой холодным равнодушием со стороны интересующего её мужчины. Нет, этому не бывать, усмехнулась она про себя, начиная разрабатывать собственный план. Причём уже было ясно, что одним появлением перед ясными голубыми глазами Лаэрта дело не обойдётся. Тут нужно действовать иными методами…

Эмилия сладко потянулась, прогоняя прочь остатки сна. Её энергичная натура жаждала приступить к действиям, не терпя ни минуты промедления. Она даже почувствовала лёгкие признаки голода и позвонила в колокольчик, вызывая прислугу, дав ей приказ принести завтрак в комнату. Дожидаясь пока принесут завтрак, Эмилия, прохаживаясь по комнате, к своему удивлению увидела из окна, как во двор съезжаются экипажи, один за другим. Не иначе как отец решил созвать новых знакомых, но забыл предупредить её об этом. Вчера она покинула пикник раньше него, решившего задержаться в компании своих приятелей, и не стала дожидаться его позднего возвращения. Прислуга подтвердила её догадки, передав, что отец просил Эмилию спуститься к обеду.

— Кто съехался по просьбе отца?

Прислуга начала перечислять фамилии, по большей части знакомые Эмилии. Было среди названных имён парочку новых для неё людей, о которых она слышала только из чужих разговоров, но не была знакома с ними лично. Скорее всего, придётся спуститься и провести полчаса или час в их обществе…

— Хорошо, — кивнула она горничной, — можешь приготовить нежно-розовое платье.

Горничная поспешно кинулась исполнять приказ, более не смея давать неуместные замечания. Эмилия усмехнулась про себя: похоже, что горничная всё же поняла оплошность, допущенную ею накануне, и сейчас из кожи вон лезла, чтобы выслужиться перед своей хозяйкой, не желая терять хорошее место. Так-то лучше.

Эмилия вновь подошла к окну, наблюдая за собиравшимися джентльменами и их супругами, заметив среди них того, кого явно не ожидала здесь увидеть. Его безошибочно можно было узнать по лёгкой хромоте. Она застыла, вглядываясь в фигуру Максимилиана. Почему отец решил пригласить и его? Сведений, полученных о нём накануне, было вполне достаточно, чтобы понять — Максимилиан относится к тому типу знакомых, которых терпят лишь из необходимости, но никак не из чувства расположенности к ним. Тем временем мужчина неспешно приближался к дому, оглядывая его фасад. И надо же было ему поднять глаза вверх и увидеть её, застывшую в оконном проёме. Эмилия невольно отпрянула назад, одёргивая тюль, и тут же раздосадовалась на саму себя за оплошность.

— Подожди, — велела она служанке, — можешь не заниматься подготовкой розового платья. Будет достаточно повседневного, а после спускайся вниз и передай отцу, что я чувствую себя утомлённой и останусь у себя.

Горничная молча кивнула головой и мгновенно исполнила приказанное ей, оставив Эмилию на некоторое время в просторной светлой спальне наедине с собой. Отец пару раз справился о самочувствии дочери: поначалу отправил одного из своих доверенных лиц, после подошёл к её покоям сам, предлагая спуститься вниз, к гостям, всего на пару минут из вежливости. Но она, сославшись на дурное самочувствие, отказалась.

— Дурное самочувствие или дурное настроение? — поинтересовался отец. Дверь, немного приглушающая звуки, не могла скрыть ироничной интонации его голоса. Отец, как никто другой, знал свою дочь и с лёгкостью определял, когда она на самом деле была нездорова, а когда всего лишь использовала мнимую болезнь в качестве благовидного предлога, чтобы отказаться от неприятных обязанностей.

— Мне кажется, эти два понятия столь близки, что не стоит разделять их, — отозвалась Эмилия, досадуя на прозорливость отца.

Отец закашлялся: в последнее время хриплый надсадный кашель донимал его все сильнее, и Эмилии стало совестно от того, что она всего лишь приписывает себе признаки болезни, в то время как отцу, по всей видимости, на самом деле нездоровится.

— Хорошо, — голосом, более хриплым, чем обычно, произнёс отец. — Я не стану тебя заставлять поступать против твоей воли. Но хотелось бы, чтобы в следующий раз, когда я решу принимать гостей, твоя болезнь не наступила столь внезапно.

Ей ничего не оставалось кроме как согласиться со словами отца: у его благодушия тоже имелся предел. И не стоило доводить его до того, чтобы ему приходилось выказывать свой норов. Эмилия привела себя в порядок и приказала прислуге отнести чашку ароматного чая в библиотеку, как и входящую корреспонденцию. Как правило, уже на следующее утро после посещения торжественного обеда, ожидала стопка приглашений или благодарностей за чудесно проведённое время. Она сама буквально пару дней назад готовила к рассылке стопку подобных же писем, давая приказ доставить их сегодня же утром по ближайшим соседям.

Библиотека располагалась на том же этаже, что и спальня, и она добралась до неё в два счёта, оставшись незамеченной многочисленными гостями, расположившимися по большей части на нижнем этаже дома. С письмами она расправилась довольно быстро, отвечая заранее заготовленными для подобных случаях фразами: вежливо отказывалась, ссылаясь на занятость, если считала приглашение неуместным или недостойным высоты её положения, или принимала приглашение, не забывая отмечать назначенный день и час встречи в своём ежедневнике. А после принялась за чтение, решив восполнить некие пробелы в знании политических нюансов.

Нельзя было назвать её абсолютно несведущей в этом вопросе, но все же вчера на пикнике были затронуты темы, далёкие от её понимания. А ей хотелось бы выглядеть в глазах Лаэрта той самой, которая выглядела бы рядом с ним достойной во всех смыслах этого слова. Чтение было несколько утомительным даже для её бойкого и пытливого ума.

Поневоле она ловила себя на мысли, что её образование в интересующем вопросе было довольно поверхностным: девушкам не полагалось быть разборчивой в политических нюансах партий, находящихся по разные стороны баррикад. Совсем скоро она поняла, что парой-тройкой вечеров дело не обойдётся и стоит изучить предмет довольно пристально хотя бы для того, чтобы не вымолвить какую-либо непростительную глупость.

По мере чтения она делала пометки на белых листах бумаги, иногда сверяясь со словарём, когда встречала незнакомое ей понятие или то, значение которого она понимала весьма смутно. К тому же пришлось встать на лестницу и тянуться за словарём ненавистной ей латыни. Увесистый томик оттягивал руки тяжестью и наводил еще большую тоску, потому, прикинув, что провела в библиотеке часа два, если не больше, Эмилия решила вернуть книги на место и немного передохнуть. Пришлось опять лезть на лестницу, чтобы поставить книги на надлежащее ей место. Отец не терпел беспорядка и трепетно относился к этим тиснённым золотом переплётам, требуя от неё подобного же уважения. И ей в голову бы не пришло бросить все вытащенные ей тома на столе.