Иван Васильевич хмыкнул:
— Ишь ты какой!
Трудный разговор на сей раз не состоялся, но великий князь прекрасно понимал, что сын еще спросит, чего ради взял мачеху-чужеземку. И отвечать придется. Противился не один Иван-младший, против и митрополит Геронтий (ох и неуступчивый старик!), предвидевший неприятности от приезда в Москву не просто латинян — послов или купцов, а супруги князя и ее свиты. Небось навезет своих людей, заполонит Москву, нарушит начавшую налаживаться спокойную жизнь. Ничего хорошего от княгини-латинянки (пусть и из рода Палеологов) митрополит не ждал, но великий князь, как обычно, всех выслушал, а поступил по-своему. Это тоже страшно злило Геронтия. К чему советоваться, если поступит так, как давно решил?
Новгород Иван Васильевич воевал успешно, разбив городское войско полностью и жестоко наказав за предательство.
Он все сделал не так, как делали князья до того.
Уже знал, что бояре во главе с Марфой Борецкой заключили уговор с литовским князем Казимиром, обещавшим, что сядет на коня в защиту города от Москвы. Потому следовало поторопиться.
Обычно низовские княжества Новгород, будь то Москва или Тверь, воевали зимой. Когда же еще лезть с войском в приильменские болота? Воеводы Ивана Васильевича повели свои полки летом, когда новгородское ополчение жатвой да покосом занималось или на ладьях с купцами уплыло.
Новгород легко выставлял в помощь своему нанятому с дружиной князю большое ополчение, хорошо обученное и боеспособное. Мало у кого из русских княжеств такая силища была, не уполовиненная к тому же ордынцами. Иван Васильевич это учел и отправил свое войско тремя рукавами. Первые ушли еще в мае вокруг озера Ильмень с востока. Воевода Холмский повел свои полки к Старой Руссе и оттуда вдоль берега озера Посолонь к Шелони, чтобы там объединиться с псковичами. А сам великий князь вышел следом за остальными, чтобы быть у Новгорода ко времени подхода первых двух.
Уговор с псковичами тоже был хитростью Ивана Васильевича. Если Новгород встанет под Казимира, то Псков попадет в полную зависимость от ливонцев. У псковичей не было иного выхода, кроме как помочь Москве против своего старшего брата Новгорода.
Марфа Борецкая и ее бояре не волновались, даже когда пришлось разделить войско на три части, у Новгорода сил хватало, к тому же Казимир обещал…
Но сначала москвичи разбили новгородцев на востоке, потом дважды у Старой Руссы, а потом было сокрушительнейшее поражение на Шелони, когда пять тысяч воеводы Холмского переправились через реку там, где бродов никогда не было, и в клочья разнесли сорокатысячное войско Новгорода, обойдясь без помощи еще не подошедших псковичей.
А что же Казимир?
Не зря же Иван Васильевич своих людей посреди лета в новгородские болота к комарам на съедение бросил, осенью могло быть поздно. Казимир именно тогда оказался занят вдруг возникшим недовольством поляков, с которыми был в едином государстве. До Новгорода ли ему, если в своем государстве свара?
После второго нападения новгородцев под Старой Руссой воевода Холмский примерно и жестоко наказал пленных — в Новгороде много появилось безносых и безухих людей. Это чтобы запомнили, что будет с каждым, кто против Москвы на предательство решится.
Основное войско в Новгород и не пошло, все на Шелони решилось. После Шелони наказывать ополчение не стали, чтоб врагов в городе не множить. Казнили только зачинщиков-предателей, среди них Дмитрия Борецкого, сына Марфы. Второго сына посадили в тюрьму в Москве, а потом постригли в монастырь.
Иван Васильевич понимал, что установившееся спокойствие ненадолго, но хоть несколько лет за северные рубежи Москвы можно было не бояться.
Это очень важно, можно развернуть основные силы на юг, где вознамерился добраться до Москвы хан Ахмат со своим бесчисленным войском. Орда развалилась на части, но ради похода на Русь даже отдельные ханы легко договаривались между собой. Ахмат был самой большой опасностью для Москвы.
Уже к лету все что только возможно оказалось стянуто к Оке. Ахмата нельзя допустить к Москве, иначе гибель. В июле, убедившись, что просто так переправиться через Оку ему не дадут, хан повернул на запад и по пути осадил небольшой городок Алексин на самом берегу. Крошечная крепостица задержала многотысячное ордынское войско, а тем временем по другому берегу подошли один за другим великокняжеские полки. Броды снова оказались прикрыты.
Защитники Алексина погибли во множестве, но хан Ахмат вынужден был повернуть обратно в степь, не дождавшись встречи с князем Казимиром для совместных действий. Москва была спасена.
Иван Васильевич с основными силами вернулся в Москву только к осени. Там его застало известие, что сватовство прошло как полагается, невесту привезут вборзе.
Вборзе, то есть быстро, не вышло. Как ни убеждали папу Сикста и саму Зою, что нужно торопиться, ведь ехать предстояло до самого Балтийского побережья, а там плыть до Колывани, добираться по плохим дорогам до Пскова, потом до Новгорода по осенней распутице и оттуда в Москву, латиняне понять этого не могли.
Дурную роль сыграл Иван Фрязин. Тому так хотелось показать себя соотечественникам и всем остальным, что он убедил папу Сикста в важности пышного шествия в знак успехов ватиканского престола в мире, и вместо торопливости в каждом городе предстояли задержки из-за праздников, пиров или просто толп зевак.
Но до того еще была встреча послов с самой невестой великого князя и заочное обручение Зои с Иваном Васильевичем, которого представлял Иван Фрязин.
Неизвестно, на кого встреча произвела большее впечатление.
Послы посетили братьев царевны Андреаса и Мануила, Фрязин предупредил об их приходе и предложил, чтобы в доме Палеологов в Санто-Спирито «случайно» оказалась Зоя. Девушка согласилась, но шла к братьям с большой опаской. Она уже много слышала о богатейших дарах (роскошная шуба и семь десятков соболей чего стоили!), которые московиты преподнесли папе Сиксту, о том, что они хоть и одеты странно, но вовсе не зверского вида, на женщин не бросаются и в свои покои не тащат. И все равно было страшновато…
Ивана Фрязина она уже видела в предыдущий его приезд, но тот из Виченцы, а у московского правителя монету чеканил и вот такие посольские поручения выполнял. Трое других от него отличались. Двое крупные, даже толстые, богато разодетые (Андреас с завистью рассматривал пуговицы из самоцветов на их кафтанах), третий высокий, но худой, зато глаза цепкие и внимательные сверх меры.
Послы принесли подарки, и братьям невесты отдельно. Когда открыли крышки богатых ларцов, щедро усыпанных самоцветами, Андреас даже сглотнул. А слуги принесли еще связки мехов.
Старший из Палеологов был столь потрясен подарками, что не заметил вошедшую в комнату сестру. Мануил вынужден был толкнуть его локтем.
— А это наша сестра Зоя…
Зоя приветствовала гостей поклоном (уже знала, что именно так полагается делать в Москве), те ответили. Повисла тишина, которая не была зловещей — московиты и их будущая правительница разглядывали друг друга.
Взгляд дьяка Мамырева потеплел: хороша, нечего сказать! Невысокая, великому князю только что по плечо будет, полненькая, с белоснежной чистой кожей, густыми волосами, убранными под сетку, темными глазами под бровями дугой и пухлыми губами. Какой дурень мог сказать, что царевна нехороша?! Что на этих бритых худосочных чучел на ходулях не похожа, так слава богу!
На душе у москвичей полегчало: и брови у царевны на месте, и ресницы тоже, и волосы не от темечка, а надо лбом начинаются, а лоб высокий, и взгляд темных глаз умный. Пухленькая, не как тощие щипаные курицы, ими в Риме виданные, шея хороша, словно для ожерелий создана…
Опомнившись, дьяк сделал знак, и Никиша поднес большой ларец.
— Позволь, царевна, дар тебе от будущего супруга преподнести.
В ларце жемчуга и украшения самые разные. А помимо ларца еще подали связки мехов белых, как лебединый пух.
— Горностай, чтоб на одежду нашить. И ткани, хотя у вас своих фрязских много, а эти издалека, из Орды привезены.
Зоя ахнула — у нее в руках оказался большой кусок тонкого шелкового полотна.
И все равно ее больше интересовали люди, эту роскошь дарившие. Понятно, что от князя своего дары привезли, понятно, что не худших послами отправил, но ведь и сам правитель Московии тоже не худший. Она смотрела из-под ресниц, а так хотелось открыто разглядывать!
Было видно, что внешне невеста послам понравилась. Удивительно, но и сами бородатые здоровяки произвели на нее хорошее впечатление. И вовсе они не дикари, а что одеты иначе, чем римляне, то неудивительно, у них холодно круглый год, потому меха и ценятся. Наверное, и бороды, чтобы подбородок не мерз. О чем шел разговор, и не вспомнить, Зоя молчала, ей беседовать с чужими не положено, но слушала внимательно. Переводил Фрязин, однако что-то подсказывало царевне, что высокий худой московит понимал и без перевода.
Немного погодя царевна поспешила откланяться, знала, что и без того кардинал Виссарион будет недоволен ее поведением. А за своеволием всегда следовало наказание, не физическое, но лишение чего-то ценного.
Семь лет назад, принимая покровительство над детьми Фомы Палеолога, Виссарион написал целое послание, чтобы не забыли, что им надлежит делать и как себя вести. Твердил, что если будут добрыми католиками, то будет у них все, а если нет, то останутся нищими. Зоя старалась быть доброй католичкой, но «всего» у детей Фомы Палеолога все равно не было. Старшая сестра Елена после гибели своего супруга, сербского деспота Лазаря Бранковича, вынуждена была бежать от турок и укрыться в греческом монастыре, Зоя с братьями жили на небольшую сумму в ожидании непонятно чего.
Даже сейчас Зою могли лишить этих даров, украшений, мехов, самой надежды вырваться из зависимости. Уже трижды замужество отменялось в последнюю минуту. Что, если и теперь московитам что-то в ее «неправильном» облике не понравится или поймут, что она бесприданница, у которой нет денег даже на дорогу в далекую Москву? И белый мех — единственный, других не имеется. И шелка у нее тоже никогда не было, поскольку 100 дукатов на каждого очень мало, а Андреас то в кости проиграет, то на шлюх потратит, то выплачивает кому-то за нанесенные побои или оскорбление…
Прощаясь, с тоской думала о том, что щедрые дары завтра же могут отправиться в папскую казну, если понтифик решит, что она вела себя недостойно. Но вдруг встретилась глазами с дьяком Мамыревым и поняла, что вот эти бородачи ее даже в Риме не дадут в обиду! Это новое, не испытанное доселе чувство защищенности было настолько сильным, что Зоя замерла. Всего на мгновение, но остановилась, продолжая смотреть в глаза Василия Саввича.
А тот широко улыбнулся и тихо произнес:
— Будь спокойна, государыня.
Зоя улыбнулась в ответ.
Девушка возвращалась к себе словно во сне.
И дело не в том, что не были эти московиты дикарями, а дьяк даже по-итальянски говорил, не в богатстве даров (не последнее же привезли!), а в потрясающем чувстве защищенности. Ее детство прошло под знаком боязни турок, страха попасть в плен и оказаться в рабстве.
Зое не было восьми, когда пал Константинополь и к ним в Морею (на Пелопоннес) потянулись беженцы. Они привезли не только книги и спасенные христианские реликвии, но и страх перед турецким рабством.
Ей не было пятнадцати, когда семья вынуждена была бежать на Корфу. В неполные семнадцать Зоя осталась опекуншей братьев после смерти матери. Хорошо, что отец забрал их в Рим, но тут же они снова остались одни. Из-за переживаний девушка начала толстеть. Зоя ела куда меньше Лауры или других подруг, но стать такой же тонкой и хрупкой никак не могла.
Царевне постоянно выговаривали из-за неподобающей полноты и неумения общаться с противоположным полом.
— Кому нужны твои рассуждения об устройстве государства? Кардинал Виссарион заморочил тебе голову платонизмом, а мужчины от девушек ждут вовсе не этого, — наставляла ее прежняя подружка Джулия, быстро вышедшая замуж и без большого приданого. Просто она знала, о чем нужно вести беседы с мужчинами.
Зоя боялась остаться без мужа, подумывала о монастыре, но постриг принимать вовсе не хотела, слишком ярким был пример старшей сестры, ставшей монахиней. Нет, Зоя хотела жить! Пусть в Московии, кажется, там не все так плохо, если есть люди как этот дьяк с умными добрыми глазами. Не один же он такой?
Чем больше думала, тем легче становилось на душе. Зоя поверила, что находится под надежной защитой, что теперь все в ее жизни будет хорошо, она понравилась, ее не дадут в обиду. Поверила и на следующий день в соборе Святых Петра и Павла рядом с Иваном Фрязиным, выступавшим от имени великого князя Ивана Васильевича, на заочном обручении стояла спокойно и прямо.
"София Палеолог" отзывы
Отзывы читателей о книге "София Палеолог". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "София Палеолог" друзьям в соцсетях.