Впереди показалась знакомая фигура, направлявшаяся в его сторону. Отвлекшись, Ричард угодил передним колесом в выбоину и едва не свалился. Велосипед не был оснащен дополнительными шестеренками скоростей; это была допотопная, видавшая виды машина – почти что музейная редкость, однако у Ричарда, который и вообще-то не приветствовал перемен ради самих перемен, никогда не возникало и мысли о том, чтобы поменять на что-то более подходящее свой старенький, доставшийся ему уже подержанным „рейли“, подарок родителей на пятнадцатилетие. Грейс лишь посмеивалась над его привязанностью к этому „чудовищу“; она шутя обгоняла его на своем легком походном велосипеде, который он подарил ей после свадьбы…

По случаю холодов Джиффорд Уэлдон был в твидовом пальто, полы которого хлопали по коленям. Ричард снова слез с велосипеда. Старика мучила одышка, и при каждом сопровождавшемся облачком пара выдохе из его груди доносился какой-то глухой клекот. Губы у него посинели. Однако когда он увидел преградившего ему путь Бодена, глаза его живо заблестели.

– Ричард, готов поспорить, что знаю, куда ты держишь путь.

Боден лениво улыбнулся.

– Этот архангел меня доконает, будь он неладен.

– Твоими трудами церковь возрождается на глазах. Невероятно! Я очень благодарен тебе…

Речь Джифа Уэлдона оборвал приступ кашля. Прикрыв рот белым носовым платком, он откашлялся и заметил:

– Проклятая погода! Скорее бы уж потеплело.

– Похоже, снег продержится до самого Рождества. – Погода мало интересовала Ричарда, но он не хотел показаться невежливым. Сейчас его больше волновало другое – ему не терпелось услышать об Эми.

Не надеясь, что Уэлдон заговорит о ней первым, он спросил: – Что юная леди? Добралась ли?

Джиф Уэлдон кивнул, и на губах его даже мелькнуло некое подобие улыбки.

– В целости и сохранности! Правда, Лиззи Эберкромби умыкнула ее из-под самого моего носа, так что я еще не успел поставить ее в известность о нашем плане.

Ричарду стало неловко.

– Спешка здесь ни к чему, – потупившись, промолвил он.

Уэлдон смерил его испытующим взглядом:

– Да у тебя, никак, поджилки трясутся?

– Не нравится мне это, Джиф. Мода на заочные свадьбы ушла в прошлое вместе с викторианской эпохой.

Слова Бодена были встречены саркастическим хохотом.

– При чем тут заочные свадьбы? О чем ты? Дай девочке хотя бы познакомиться с тобой.

– Думаешь, увидев меня, она немедленно воспылает ко мне любовью? Ведь я уже, мягко говоря, далеко не молод.

– Тебе тридцать семь лет. Для мужчины это не возраст. Тем более что выглядишь ты моложе. Дружище, у тебя нет ни одного седого волоса.

– Выходит, благодаря моему банковскому счету вкупе с шевелюрой успех обеспечен? Ты это хочешь сказать?

– Послушай, Ричард, ты сам навел меня на эту идею. К тому же, надеюсь, Лиззи Эберкромби уже успела намекнуть Эми о моем бедственном положении. – Джиф Уэлдон состроил кислую мину, затем какой-то шум отвлек его внимание, и он задрал голову к небу. – Снова этот чертов вертолет. Одному Богу известно, что он ищет в районе Уайдейла. Вторую неделю кружит здесь, словно шмель-переросток.

Ричард Боден, проследив за его взглядом, воскликнул:

– Счастливчик! Хотел бы я сейчас оказаться там, наверху.

– Ты вполне мог бы позволить себе купить вертолет, – усмехнувшись, заметил Джиф Уэлдон. – Тебе стоит только захотеть.

Ричард снова перевел взгляд на старика.

– Зачем мне вертолет, скажи на милость?

– Чтобы летать на нем, разумеется. Ричард, твоей рассудительности можно позавидовать. В твои годы я тратил деньги куда быстрее, чем зарабатывал. – Уэлдон поморщился. – Потому и оказался в такой яме.

– У тебя пока есть Уайдейл-холл.

– Согласись, для Эми это более чем скромное наследство. Особенно учитывая плачевное состояние дома.

Ричард до боли стиснул пальцы на руле.

– Послушай, Джиф. Я не могу тратить деньги на то, что мне не принадлежит. Я бизнесмен и должен трезво оценивать ситуацию. Если я и соглашусь вложить средства в реставрацию дома, мне потребуются гарантии. Это тебе не церковь, с которой я сейчас вожусь.

На пронизывающем ветру лицо Джиффорда Уэлдона казалось особенно болезненным, изможденным. Вздохнув, он устало покачал головой.

– Ричард, я вижу единственный выход. Брак! Эми будет твоей гарантией – именно она унаследует Уайдейл-холл. Кстати, месяц назад, когда я изложил тебе этот план, ты был более сговорчивым.

– Месяц назад она находилась на противоположном берегу Атлантики. Теперь она здесь. Во плоти.

– И к тому же задиристая и колючая, как дикобраз, – подхватил Джиф Уэлдон. – Я не ожидал, что она окажется с норовом.

– Однако, насколько я понимаю, ей пока ничего не известно о твоих обстоятельствах?

Джиф Уэлдон вздрогнул.

– Что ты хочешь этим сказать?

Боден, который слишком поздно понял, что его слова могут быть истолкованы превратно, воздел глаза к небу, проклиная собственную глупость.

– Джиффорд, извини, – пробормотал он. – Это вовсе не то, что ты имеешь в виду. Твоя жизнь – это твое личное дело, и ты волен делать с ней то, что сочтешь нужным. Я имел в виду стесненные финансовые обстоятельства, о чем ты сам упомянул не далее чем минуту назад. – Джиф смотрел на него с открытым ртом – казалось, ему не хватает воздуха. Ричарду стало жаль старика. – Не надо было тебе выходить из дому в такую погоду, – сказал он.

– Дела. Меня ждет Дункан, надо проверить кое-какие счета. К тому же меня беспокоит его самочувствие. Он, кажется, не совсем здоров.

– Что ж, тогда не буду тебя задерживать. Ричард вдруг почувствовал раздражение: старику, чем беспокоиться о своем дружке, следовало бы подумать о собственном здоровье, а также о доме, который грозил в одночасье обрушиться. Адвокат Уорд Дункан, старинный приятель Джифа Уэлдона, жил в сторожке у самой дороги. К нему-то Джиф и держал путь.

– Возможно, попозже я загляну в церковь…

– Я собираюсь поработать над Гавриилом.

– Неужели нельзя было придумать другое имя для этой штуковины?

– Что делать? Я слышал только об одном архангеле, Гаврииле. Других я не знаю. Мальчишкой я мечтал стать чемпионом по боксу, мне было не до воскресной школы.

Старик глухо рассмеялся, но смех его тут же растаял в воздухе.

– Значит, недосуг было? Отрабатывал удары на первом встречном? Слышал, слышал. Когда-то ты был настоящим сорвиголовой. Похоже, все это в прошлом. А как же твоя мечта?

– Джиф, когда умер отец, пришлось направить юношескую энергию в другое русло. Надо было зарабатывать. Теперь больше сам принимаю удары, вернее, град ударов. Ты когда-нибудь видел, как летят осколки, когда подрывают скалу?

– Но ты ведь не прогадал, малыш.

– Это точно, Джиф, я не прогадал.


Эми проснулась, чувствуя себя отдохнувшей и, как ни удивительно, в прекрасном расположении духа, внутренне готовой начать новую жизнь в Уайдейл-холле, что бы она для нее ни готовила.

Должно быть, Лиззи Эберкромби слышала, как она встала, потому что спустилась в просторную, с каменным полом кухню. Эми увидела на плите свой завтрак. Однако стол был сервирован только на одного.

– Разве ты не позавтракаешь со мной? – спросила Эми.

Она бесшумно – на ней были кроссовки „Рибок“ – пересекла кухню и, подойдя к плите, склонилась над сковородкой.

– Я завтракала в семь часов, – ответила Лиззи.

– А дядя Джиф?

Лиззи переложила яичницу с сосисками и беконом на подогретую тарелку и протянула ее Эми.

– Он никогда не завтракает – только выпивает чашку чая.

– Да, да. Теперь я вспомнила. Я еще никогда не могла понять, почему дядя Джиф в отличие от меня по утрам никогда не бывает голоден.

– Девочка, разве может барс переменить пятна свои?[2]

С застывшей на губах мрачной улыбкой Лиззи проследила за Эми взглядом. Когда та села, она, держа в руках коричневый чайник, тоже подошла к столу и налила ей чашку горячего, крепкого чая.

– Зато у меня за завтраком зверский аппетит, помнишь? – щебетала Эми, вооружаясь ножом и вилкой.

– Немного жирка тебе бы не помешало, – заметила Лиззи, смерив девушку скептическим взглядом. – Ты и в детстве была точно такой же: все ела, ела, а проку никакого.

– И слава богу, – улыбнулась Эми. – Мне нравится быть худой.

– Мужчины любят женщин упитанных. – Лиззи снова поставила чайник на плиту.

– Я и думать не хочу ни о каких мужчинах, – сказала Эми, беззаботно жуя сосиску.

– Захочешь.

– Никогда! – заявила Эми, вспомнив обаятельное лицо Кипа Уэлдона, который часто являлся к ней во сне. Обмакнув в растекшееся по тарелке яйцо кусок хлеба, она отправила его в рот и спросила: – Лиззи, а где сейчас дядя Джиф? Мне хотелось бы извиниться за вчерашнее; кажется, я была не очень приветлива с ним.

Лиззи вернулась к столу и теперь наблюдала за ней, скрестив руки на груди.

– Мисс Эми, все мы вчера наговорили лишнего.

– Это точно, – согласилась Эми. – Кое-что из сказанного тобой у меня до сих пор не укладывается в голове.

Лиззи потупила взор.

– Не стоило мне совать нос не в свое дело. Надо было держать язык за зубами.

Меж тем Эми покончила с яичницей и поднесла к губам чашку с чаем; не успела она сделать и глоток, как лицо ее исказила страдальческая гримаса.

– Что случилось? – переполошилась Лиззи. – Что за кислая мина, мэм?

– Сахар! Ничего страшного. Просто я привыкла пить без сахара. Понимаешь, мы всегда пили кофе…

– В стране янки? – Лиззи презрительно поджала губы. – Это и есть ваша хваленая цивилизация? Кофе по утрам – и на голодный желудок? Прыснув со смеху, Эми изрекла:

– Находясь в Риме, живи как римляне.[3]

– Здесь, в Англии, пьют чай.

– Что ж, я тоже буду пить чай. Не отравлюсь. – С этими словами Эми встала из-за стола.

– Ты, наверное, не помнишь, что такое куриное яйцо, – брюзжала Лиззи. – В Новой Англии, должно быть, и кур не держат.

– Мы ели на завтрак блинчики.

– Блинчики! Как? Блинчики пекут только на масленицу.

– Ну да, блинчики с кленовым сиропом. Пальчики оближешь! Завтрак – это моя страсть. Когда я только приехала в Штаты, Кейт и Марти возили меня на сахарный завод, показывали, как делают сироп.

Лиззи начала убирать со стола. Эми хотела ей помочь, но та остановила ее:

– Эй! Это мое дело. Почему тебе не заняться чем-нибудь другим. Посмотри, например, дом.

– Одна? Ты так и не ответила мне, куда подевался дядя Джиф.

– Он сказал, что хочет заглянуть к Дункану Уорду. Носится со своей дурацкой идеей – открыть Уайдейл-холл для посетителей, надеется выручить какие-нибудь деньги.

– Лиззи, а что мистер Уорд? Он все еще практикует?

Лиззи фыркнула.

– Разве адвокаты когда-нибудь перестают быть адвокатами? Адвокатами они рождаются, адвокатами и умирают. А всю жизнь только и делают, что чешут языки.

Эми прислонилась к столу, вытянув перед собой ноги.

– Ты его не очень-то жалуешь, угадала? Лиззи посмотрела на нее скептически.

– Едва ли твоему дядюшке понравятся твои брюки.

– Мои джинсы? Почему?

– Потому что он человек консервативный, вот почему.

– Ты специально меняешь тему, чтобы уйти от ответа. Я спросила тебя о Дункане Уорде.

– Нет, если хочешь. Он мне не нравится. – Лиззи с грохотом положила сковородку в сушилку. – Дункан Уорд ни разу пальцем не пошевелил, чтобы понравиться мне.

– Он по-прежнему живет в поместье? В том миленьком домике?

– О да! И по-прежнему не платит за постой.

– Наверное, дядя Джиф хочет, чтобы в старой сторожке кто-то жил. Ведь если бы она все эти годы пустовала, то давно бы пришла в упадок.

– Я с этим не согласна, – заявила Лиззи. – Дункан Уорд, несмотря на свои годы, себе на уме. Мы и глазом не успеем моргнуть, как он превратит усадьбу в какой-нибудь тематический парк или, не дай бог, разобьет здесь кемпинг.

– Лиззи, но ты же говорила вчера, что у дяди нет денег. Видимо, надо что-то с этим делать?

– Он снова уговорит Джифа взять кредит в банке.

– Но дядя Джиф не будет залезать в долги…

– Да что ты? – Лиззи едва не опрокинула фаянсовый тазик с горячей водой, в котором мыла посуду. – Так уж и не будет? Насколько я знаю этого Уорда, ему нельзя доверять.

– Лиззи, почему бы тебе не сесть и не рассказать спокойно обо всем, что здесь происходит, вместо того чтобы морочить мне голову своими невнятными намеками?

– Не мое это дело. Я всего лишь хотела предупредить тебя. – Лиззи замолчала и принялась усердно орудовать тряпкой.

– Но…

Лиззи подняла голову.

– Никаких „но“, мисс Эми. Больше я не скажу ни слова. Я только хочу, чтобы ты трезво смотрела на вещи. Ты уже большая девочка. Ты, возможно, считаешь себя совсем взрослой и самостоятельной. Но, прошу тебя, будь осторожна. Ты славная, но чересчур импульсивна. Я понимаю, ты готова на все, чтобы снова поставить Уайдейл-холл на ноги. Только помни: это всего лишь груда кирпичей и штукатурки, вернее, камней и штукатурки. А камни не кровоточат, кровоточит человеческое сердце.