Кара Эллиот - Согрешить с негодяем

— Можжевеловая эссенция, — прочитал он надпись на этикетке. — Чудесный аромат! Не то что у какого-нибудь дешевого джина.

— Поставьте на место! — Схватив тряпку, Кьяра подскочила к нему. — Ею нельзя пользоваться неразбавленной, не то прожжет до костей. Дайте-ка мне взглянуть. — Подтянув рукав вверх, она принялась стирать с него зеленоватую жидкость.

Его рука совсем не походила на руку модного хлыща. Покрытая порослью черных волос, она была крепкой и массивной, с хорошо проработанными мышцами и связками. Костяшки пальцев пересекал шрам. Повернув его ладонь вверх, она увидела мозоли. Мозоли были и на длинных пальцах. Однако его прикосновение оказалось неожиданно мягким, когда он внезапно сомкнул пальцы вокруг ее запястья.

Захваченная врасплох, Кьяра стояла, оглушенная близостью какой-то безудержной мужественности. Помимо своей воли она поймала себя на том, что думает обо всех тех порочных вещах, о которых услышала в парке.

— Я еще не закончила, — пробормотала она, надеясь, что он не заметит, что дыхание ее участилось.

— Я тоже.

Нужно было оттолкнуть его, но по какой-то неведомой причине она застыла и не двигалась. Его поцелуй был легок. Прикосновение губ к щеке — невесомым. Кьяру бросило в жар. Где-то в глубине забушевало пламя. Тело, казалось, было готово вспыхнуть огнем, когда он провел ладонями вверх по ее рукам.

Нет, нет, нет! Этого не должно случиться.

В изумлении она открыла рот, чтобы запротестовать, но обнаружила, что оказалась в крепких объятиях. Лукас языком раздвинул ей губы, при этом ласково куснув. И тут его язык оказался у нее во рту. Кьяра почувствовала его солоноватый вкус, вкус табака, вкус каких-то пряностей.

Слова, которые она собиралась произнести, превратились в тихий стон. Как давно никто ее не целовал! Как давно ее никто не желал! Как давно она не чувствовала себя по-настоящему живой!

А граф ласкал, все глубже проникая в нее языком. Забыв обо всем, она открылась ему навстречу, подчиняясь его волнообразному ритму, сначала сдержанно, а потом все более страстно.

Порочная! Безнравственная!

Неожиданно эта танталова мука закончилась. Он отстранился, и его губы — все такие же горячие — добрались до подбородка.

Закрыв глаза, Кьяра, чтобы не задохнуться, стала хватать воздух ртом.

Господи, помоги! Что это было — мольба о стойкости? Или капитуляция перед грехом?

Словно прочитав ее мысли, Лукас в ответ взял ее лицо в ладони, и его соблазнительные губы снова завладели ее губами. Он сосал ее нижнюю губу так нежно и так ласково, что Кьяра удивилась. Закоренелые развратники ведут себя совсем по-другому. Она ощущала его поцелуи как легкий летний дождь, который падает на щеки, на лоб, на подбородок.

Схватившись за его массивные плечи, Кьяра готова была расплавиться, растечься по его телу. О Боже! Ей показалось, что каждая ее косточка стала пластилиновой. Она понимала: нужно набраться сил, чтобы оттолкнуть его, — но вместо этого вцепилась пальцами в его сюртук.

Лукас замер.

А Кьяре хотелось, чтобы он целовал ее не переставая. Она понимала, что перед ней распутник. Но ей вдруг надоело притворяться сильной, все понимающей, в то время как изнутри ее разъедали пустота, страх и одиночество.

Свои желания она схоронила так глубоко, что, думала, до них уже никому не добраться, но поняла, что Лукасу это удалось. Никакие научные штудии не смогли подготовить Кьяру к существованию любовной химии. Это было как взрыв.

— О Господи! — громко произнесла она и не узнала собственный голос.

Лукас поднял голову и улыбнулся.

— Не знаю, что за зелье ты здесь готовишь, но оно могучее как грех. — Он слегка охрип. Сандаловый аромат его одеколона смешался с его собственным запахом. Эффект был сокрушающе эротичным.

У Кьяры задрожали губы.

— Объяснить не могу этой алхимии.

В ответ до нее донесся то ли смех, то ли стон.

— Я тоже не могу. Но в твоих объятиях любой мужчина будет счастлив умереть.

Кьяра смутилась.

— Нет никакого смысла анализировать… ингредиенты. Мы настолько разные…

— Давно известно, что противоположности влечет друг к другу.

Но откуда взялась сила, которая толкнула их друг к другу?

— Исходя из логики…

Лукас осторожно дотронулся до ее губ пальцем, останавливая ее.

— Некоторые вещи неподвластны логике. Не думай ни о чем, просто чувствуй.

И она вдруг остро ощутила его тело. О, он был хорош и грешен.

Его шепот защекотал ей ухо:

— Шеффилд, оказывается, был еще большим идиотом, чем я думал, раз искал удовольствий где-то на стороне.

Упоминание о муже отрезвило Кьяру и помогло устоять перед сиюминутным безумием.

К ней вернулся разум, и каким-то образом ей удалось собрать силы, чтобы отодвинуться.

— Как и большинство мужчин, Шеффилд желал того, что ему не принадлежало.

Его глаза с отяжелевшими веками прищурились еще больше.

— Полагаешь, я собираюсь тебя соблазнить?

Кьяра не знала, что и думать.

— Даже если так, что в этом плохого? Мне кажется, жизнь не радовала тебя удовольствиями.

— Моя личная жизнь вас не касается.

Лукас не стал сопротивляться, кода она уперлась ему в грудь и оттолкнула его. Он отпустил ее и сделал шаг назад, наблюдая, как она поправляет юбки.

Кьяра сразу почувствовала, как вместе с ним ушло тепло, и испытала боль.

— Я… Я должна вас попросить уйти, лорд Хэдли. И забрать с собой бумаги. — Теперь пальцы не дрожал и, голос — тоже. — Мне понятно, что вам нужно. У вас была возможность выразить свои намерения. — Она перевела дух. — Это получилось весьма красноречиво. Но я решила ответить вам отказом.

Его взгляд стал непроницаемым. Лицо затвердело, не выразив никаких эмоций. Только в уголках губ появилась усмешка.

— Вы не выслушали до конца всего, что касается манускрипта.

— Что бы это ни было, мне неинтересно.

— Где же ваша страсть к приключениям, леди Шеффилд? Мне казалось, все ученые готовы ухватиться за любую возможность совершить открытие.

Кьяра не нашлась что ответить и отвела глаза.

— Вообще-то это не моя область, — солгала она. — Ваш дядя без труда найдет еще кого-нибудь.

— Ему нужно, чтобы это были вы. Она вцепилась в складки своей юбки.

— Что ж, надо мириться с тем, что мы не можем получить все, чего хотим.

В ответ на ее отказ граф насмешливо показал рукой на приборы на рабочем столе.

— Весьма странное утверждение для человека, который демонстрирует желание познать неизведанное.

Кьяра покусала губу, не желая признаваться, насколько он прав.

— Можете добавить это наблюдение в ваш лабораторный журнал. — Он нашел свой плащ и повернулся к двери, отставив рукопись лежать на столе. — Даже самый тщательно поставленный эксперимент может дать непредсказуемый результат. Сегодня я сдержу свое слово. Но запомните, мы видимся с вами не в последний раз.

Отказ. Отказ и поклон на прощание. Это не то чтобы огорчило его, это уязвило его гордость. И пока он пешком добирался до клуба «Уайтс», разозлился еще больше. Скинув плащ на руки клубному швейцару, Лукас прошагал в читальный зал и жестом показал, чтобы ему принесли бутылку бренди.

Леди Шеффилд была права. Он не привык получать отказ, в особенности от женщин. Для него было более привычным, когда представительницы прекрасного пола просили его о чем-нибудь.

К дьяволу!

Выругавшись, Лукас устроился в одном из кресел возле камина и уставился в огонь. Тонкие танцующие язычки пламени были жалким подобием того, что жгло его изнутри. Там все шипело, трещало и рвалось. Может, у него и дым из ушей валит?

Два быстро опрокинутых стакана наконец остудили его злость. С третьим настроение стало более или менее созерцательным. Сила внутреннего огня теперь сравнялась с тем, что он видел в камине: вялые, неяркие сполохи, прямо как угрызения совести. Неужели он неправильно повел себя с леди Шеффилд? Желание поцеловать ее было нестерпимым, а он не мог отказать себе в том, чего ему хотелось.

Но самое интригующее: несмотря на протесты, она не осталась равнодушной к оказанному ей вниманию. Ведь на самом деле слова говорили одно, а тело — совсем другое.

Лукас вытер губы и опустил стакан. У опытного соблазнителя не должно быть проблем с неопытной вдовой, чтобы уговорить проявить к нему благосклонность. В любом случае ему потребуется еще одна встреча. Правда, к тому времени леди Шеффилд, наверное, наглухо забьет и двери, и окна.

Она, конечно, умна. Значит, ему нужно быть еще умнее.

Он непременно что-нибудь придумает.

Лукас оглянулся по сторонам, чтобы найти хоть кого-нибудь из знакомых, с кем можно было бы отвлечься от мрачных мыслей. И не обнаружил никого из своих друзей-приятелей. Почти все они сейчас находились на природе. Единственным, кто еще, кроме него, сидел в комнате, оказался трезвый, серьезный на вид джентльмен, который, потягивая сигару, читал газету.

Лукас прочистил горло. Пусть лорд Брустер — зануда, но с ним все равно веселее, чем наедине с самим собой.

— Есть какие-нибудь новости из России? — поинтересовался он.

— Маршал Кутузов может быть старым, толстым и слепым на один глаз, но, судя по всему, он даст Бони прикурить. — Фыркнув, Брустер перевернул газетный лист. — И теперь, если наши моряки смогут взять в осаду французский флот, у нас появится шанс покончить с этой бесконечной войной.

— Наверняка, — пробормотал Лукас.

— Кстати, о флоте. — Виконт приподнял кустистую бровь. — Мне-то казалось, что вы отчалили из Лондона, чтобы улеглось общее негодование по поводу вашей последней проказы.

— Неотложные семейные дела потребовали моего возвращения, — не стал вдаваться в подробности Лукас.

— Хм. — Брустер поморщился. — Хорошо, что вы не собираетесь на суаре леди Бектон этим вечером. Не знаю почему, но моя жена настаивает, чтобы я там был. В тамошний список гостей всегда включают стаю эксцентричных старушек, которые вместе со вдовами любят поболтать об искусстве и науках. — Он зашуршал газетой. — Возможно, если бы про меня написали, что я резвился с голой проституткой, я закрылся бы в деревне до конца сезона. Только вообразите: собаки, лошади, охота. — Виконт тяжело вздохнул и выпустил колечко дыма. — Рай!

По какой-то причине его последняя проказа не вызвала всеобщего веселья. Лукас слегка ссутулился в своем кресле.

— Нет, не собираюсь. Может получиться так, что там хлопот не оберешься. Мне сказали, что дамы не в восторге от моего поведения. Потому-то я и не пойду туда.

— Очень умно! — пробурчал Брустер. — Пожалуй, вы правы. А у меня выбора нет, придется мучиться целый вечер, слушая музыку и ученые разговоры. Единственная отрада для сердца — леди подает очень пристойный кларет. — Барон отложил газету и поднялся. — Что ж, наслаждайтесь свободой, пока можете.

Лукас изобразил улыбку, но в данный момент умным он себе не казался. Нельзя было позволять плоти командовать разумом, когда он общался с леди Шеффилд. Вдова и так подозрительно относится к противоположному полу, а он только добавил к ее ощущениям свидетельства того, что мужчины, как вид животного мира, откровенные дебилы. Надо было держать себя в руках. Вместо этого он повел себя как племенной жеребец.

Дядя будет очень недоволен.

Чертыхнувшись, Лукас потянулся за бренди, взял бутылку, но тут же поставил обратно. Он ведь Чокнутый Хэдли. И просто так не сдастся. Генри пока не знает, что вдовушка послала его племянника куда подальше. Еще оставалось время, чтобы успеть взять приступом эту башню из слоновой кости. Но для этого надо приложить ум, а не силу.

Сцепив пальцы, Лукас задумался. Перед первой встречей с леди Кьярой Шеффилд он навел о ней справки по своим источникам. Ему стало известно про научное общество и узкий кружок ее подруг. На ум пришел Брустер, который упомянул про сегодняшнее суаре у леди Бектон. И Лукас решил искупить старые грешки, появившись на этом приеме. От таких мероприятий он обычно бежал как от чумы.

Тем не менее своим ворчанием Брустер натолкнул его на одну мысль. Нелюдимая вдова никогда не бывает в обществе, но что касается ее подружек, так называемых «грешниц»…

Кьяра вглядывалась в строчки арабского манускрипта, ничуть не сомневаясь в том, что сейчас с тонких пергаментных страниц поднимется облако дыма и перед ней объявится джинн с зелеными рогами или злой дух африт. Но пока известные ей демоны гнездились у нее в голове. И, к сожалению, говорили они на правильном английском языке громко и отчетливо.

Дура! Дура! Дура!

Переступив через разбитый стакан, она плюхнулась на стул у письменного стола и схватилась за голову.