Одна кровать. Одно одеяло. Одна подушка. Один симпатичный, но не очень вежливый парень, по которому сходит с ума полфакультета девчонок. А если вызвать на откровенность тихонь и заучек, так и весь факультет. Эх, знали бы они, что я собираюсь сделать, порвали бы Чижика на шелковые лоскутки.

Я выключила свет и нерешительно шагнула вперед. Плазма в полстены прекрасно справлялась с ролью светильника, продолжая освещать комнату и постель. Закусив губы, обернулась к Илонке — та по-прежнему счастливо улыбалась. Отвернувшись от девушки, снова посмотрела на Сокола…

Черт! Соображай, Фанька, что делать!

Но соображалка подсказывала только одно…

Хоть бы не прибил после, за все сюрпризы вместе взятые. Потому что на этот раз, чувствую, хоть я и бегаю быстро, просто «у-ух!» — все равно догонит и заклюет.

Кусая губы, подступила ближе к краю кровати. Глядя Соколу в глаза, медленно опустила на постель колено, коснулась ладонью простыни, и застыла… Надеюсь, не оттолкнет. Смотрит остро, не моргая, как будто не верит. Но ведь наверняка догадался?

Догадался. Сглотнув ком удивления, нервно дернул желваками, стягивая в сторону одеяло. Завел руку за голову, переместил затылок, сдвигая ближе к краю подушку… Неужели для меня? Я постаралась не смотреть на «каменный» живот с темной полоской волос и низко сидящие боксеры. Не давая себе больше времени для сомнений, скользнула на кровать, потянулась к Соколу и невесомо коснулась губами плотно сомкнутых губ.

— Спокойной ночи, Пусик, — сказала для Илоночки, нежно погладив ладонью висок парня, и еще раз чмокнула его в щеку. — Надеюсь, этой ночью тебе приснюсь именно я.

Пожелала, и улеглась быстренько рядом с Сокольским, сама от себя в шоке. Чтобы не было так мучительно стыдно за содеянное, натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза.

Ой, мамочки! Вот это я офигела! Сама поцеловала Сокола! Зато обещание выполнила и узнала, что он не только для глаз приятен, но и вообще… мягкий и не колючий. Если бы еще плечо не упиралось в горячую грудь, а бедро в… не знаю куда, но тоже горячее, я бы представила, что пингвин, и живу на льдине — так хотелось остудить пылающие щеки и стучащее зайцем сердце. Хорошо, что гостье не виден мой стыд.

Где-то внизу недовольно крякнула Илонка. Кхым. Покашляла в кулачок. Кха-кха. Отозвалась просительно:

— Ребята, вы не будете против, если я тут под одеялом разденусь. Хоть юбку сниму! А то что-то жарко.

— Только попробуй! — рявкнул Сокол. — Лежи, чтобы я тебя не слышал, поняла!

Я тоже лежала, чтобы он меня не слышал, тихо-тихо, кожей чувствуя присутствие парня. Наверно, было бы неплохо его обнять, но смелости на это не хватило — вон как сестре ответил грубо, еще и мне перепадет. Только почувствовала вдруг резкий вдох, как натужно развернулась крепкая грудь…и сразу за ним выдох. Почему-то странно-мучительный.

Я открыла глаза и подняла лицо. Серые глаза блестели слишком близко.

— Че-ерт, Чиж. Ну и что мне теперь со всем этим делать? — тихо спросил Сокольский. — Что делать с тобой?

— Со мной? Ничего, — ответила так же тихо. Предположила неуверенно: — Может, спокойно спать?

— Спокойно, значит?

Я кивнула, чувствуя теплое дыхание Сокола. Лежать с ним рядом, так же, как жить, несмотря ни на что было приятно и уютно, хоть и непривычно.

— Да.

Только собралась закрыть глаза, как рука Артема уверенно легла под грудь и почти со злостью вздернула меня вверх, разворачивая и прижимая к нему. Я не успела охнуть и толком ничего понять, только заметила как голова и плечи Сокольского оторвались от подушки и парень навис сверху, когда почувствовала на себе его губы.

Требовательно и легко Сокол раскрыл мой рот, прижал собой к кровати, и скользнул языком так глубоко и яростно, словно хотел выпить, что от неожиданности и полноты ощущений у меня замерло сердце и перехватило дыхание. Отпустив на короткий вздох, снова приник к губам, сжимая пальцами спину, целуя уже куда протяжнее и нежней, но оттого не менее настойчиво в своем желании.

Наказать? Доказать? Я не могла понять, только силилась вздохнуть, когда он, наконец, меня отпустил. Сердце, ухнув в пропасть, забилось как заполошное. (Вот это поцелуй! Не знала, что такие бывают!) Замер надо мной, так же как я тяжело дыша. Глядя в мои изумленно-распахнутые глаза, провел языком по своим зубам, как настоящий вампир, и склонился к уху…

— А вот теперь, Чиж, спи спокойно, — негромко рыкнул не без раздражения. — Если у тебя получится!

Если у меня что?!

— Сумасшедший!

Получалось у меня с трудом, — тело горело, в висках стучало и близость парня ощущалась по-новому остро — каждой клеточкой кожи, — а вот у Сокола, кажется, дела со сном обстояли и того хуже. И зачем я только со страху повернулась к нему попой?.. Не успела шмыгнуть носом, как тут же почувствовала…

— Лежи спокойно, Чиж, и помни о физиологии и рефлексах. Я, твою мать, ничего с собой сделать не могу!

Но как бы тяжело Соколу ни было, руку с талии не убрал. Только поднял выше, под самую грудь, прижимая к себе. Задышал носом в волосы. Чудак! Под одеялом Илоночке все равно ничего не видно!

* * *

Сокол

На исходе ночи. Ранним-ранним утром.

— Илона, просыпайся. Давай, одевайся и тихо мне! Если Чижа разбудишь — клянусь, пожалеешь! Такси уже ждет. На этот раз плачу я, но это в первый и последний раз — запомни! Анфисе спасибо скажи, что взяла с меня обещание. Если еще раз с Сусанной выкинете подобную херню — пожалеете, что имеете ко мне хоть какие-то отношение. Поняла?

— Артем, но я действительно…

— Не ври! Я тебе не мой отец.

— Тогда почему? Откуда взялась эта любовь?

— Не надейся, что отвечу. Хотя, пожалуй, отвечу — не твое дело, поняла? Ну все, пошли, тебе пора!

* * *

Чиж

Просыпаться не хотелось. Категорически не хотелось! Позади осталась учебная неделя с домашкой и зачетами, с ранней беготней, и тело помнило, что сегодня суббота месяца декабря, за окном минус десять, а значит можно вдоволь поспать. Вот я и спала, и еще спала, и еще… странно-долго, нежась в тепле и уюте пасмурного утра, и, скорее всего, спала бы дольше, если бы вдруг кто-то не простонал мне в ухо. Тихонечко, но весьма чувственно:

— М-м-м… — так, словно ему очень хорошо.

Я зевнула и приоткрыла глаз. Закрыла. Кажется, сознание проснулось, а вот я — нет. Упрямо кышнула его прочь, возвращаясь в сон, но оно преподленько подсунуло мне картинки прошлого вечера. Я, Илоночка, Сокольский, кровать… поцелуй.

Поцелуй? Сама себе ответила с удовольствием: «О да-а. Да еще какой!» Полночи потом уснуть не могла, так все горело. Ну и дела…

Стоп. Сокольский?!

Глаза мгновенно распахнулись, и я отрезвевшим лемуром уставилась в потолок. Осторожно повернула голову… Точно, он! Лежит, красавчик, рядом. Родной и вросшийся, словно сиамский близнец, оттого и тепло так. Нифига себе! Дышит размеренно, едва заметно. Спит глубоко, спокойно, сомкнув веки и чуть приоткрыв губы… Ох, и красивые они у него — губы-то, вовсе не такие твердые и упрямые, теперь я знаю. Требовательные, конечно, ну так я и виновата сама, заигралась с огнем. Едва не обожглась, так жаром полыхнуло! Брови и ресницы темные, пушистые, потому и кажется сероглазый взгляд таким острым…

Ну вот, и не хотела, а снова невольно залюбовалась Соколом. В голове красной табличкой вспыхнул знак «Осторожно, Фанька, опасно для жизни! Не лезь — убьет!». Нахмурилась — такой может. Если и не убить, то истыкать сердце иголками будь здоров, уж я-то знаю. Только бы не напридумывать себе на глупую голову лишнего с того поцелуя «на публику», хватит с меня и бывшего!

Сокол лежал, обхватив мои плечи рукой, закинув на меня ногу, как будто спал так с Чижиком каждую ночь. Я попробовала пошевелиться. (Это сколько же мы так лежим, назло Илонке, как два голубка?). Стыдливо убрала пальцы, накрывшие мужскую ладонь, и подвинула попу в сторону. Сокольский тут же, все так же глубоко и тихо дыша, запротестовал. Точнее, рука парня запротестовала, упрямо притянув к нему. Мало того, видимо, пошевелившись, я побеспокоила сон Сокола, потому что он вдруг во сне недовольно рыкнул и прижался ко мне бедрами. Сделал недвусмысленное движение, от которого у меня не только зажглись в животе искры, но и вспыхнули огнем щеки. Снова простонал: «М-м-м», и задышал шумно, шевеля волосы на шее. Зарылся носом под ухо, и не думая меня отпускать.

Мамочки! Я же сейчас задохнусь! Не то от нехватки кислорода — так сжал, а не то от стыда и кое-чего еще! И главное, тело мое и не думает возмущаться такому наглому рукастому поползновению парня. Ему, что интересно, все нравится. Я почувствовала, как уха коснулся горячий и влажный язык. И если честно, еще кое-что почувствовала…

Ой! Пальцы Сокола, скользнув под пижаму, легли на живот и поползли вниз…

Напрочь забыв о спящей на полу Илонке, я возмутилась. Заерзала в бесполезной попытке освободиться, прогоняя язычки пламени. И плевать, что недосводная подумает, сейчас бы в себя прийти. Табличка с предупреждением отчаянно замигала ярко-красным.

— Э-э-эй! С-сокольский, ты что, сдурел?! Сейчас же убери руки, это же я — Фаня!

Рука мгновенно исчезла. Фух. Глаза Сокола открылись и уставились в меня утренним, пронзительно-серым взглядом. Оценив обстановку, изумленно моргнули.

— Чиж?

— Проснулся? Я. А ну отодвинься! — грозно приказала. — Отодвинь от меня свою физиологию, слышишь! Говоришь не машина, чтобы в семь секунд разогнаться? Да ты еще не проснулся, а уже на предельной скорости! Чуть не протаранил! Больше мне сказки про канифоль не рассказывай, когда отправишь на морозе гулять! Я теперь знаю про твой настрой! Бабник!

Сказала, и тут же вспомнила про Илоночку. Громко ойкнув, села, виновато прикрыв рот ладонью. Осторожно оглянулась…

Ну что за непруха! Неужели гостья все слышала?

К счастью, матрас на полу оказался пуст. Обвела комнату взглядом — вчерашней гостьей и не пахло. Странно.

— А где Илонка? — обернулась к Соколу. Тот тоже уже поднялся и теперь сидел в постели, утирая лицо ладонями, сверкая голым мускулистым торсом.

— Ушла, — хрипло ответил.

— Куда? — изумилась я.

— Тебе не все ли равно, Чиж? — привычно рыкнул. — Домой. Остальное меня не волнует.

— Когда?

— Я время не засекал, если тебе интересно, — отчеканил равнодушно.

— Но… а как же тогда мы? — растерялась. — Если Илонка ушла, чего лежим вместе? О-обнявшись?

Бровь Сокола изогнулась, а следом за ней по мне скользнул удивленный взгляд.

— Мы? Не знаю. Я вообще-то спал, Чиж, и вряд ли себя контролировал. Это ты ко мне пришла, если помнишь.

Помню, еще как помню. Разве такое забудешь? И как Илонку впустила, и как уложила спать. И как сама устроилась рядом с парнем, с пожеланием ему присниться.

Выдохнув, стыдливо сползла с кровати, одергивая пижаму.

— Ты же знаешь, что я хотела как лучше, — виновато призналась. — И оказалось, что мне негде спать. Не на улицу же идти? А ты, Сокольский, взял и чуть меня не съел. Хоть бы предупредил…

— Ты тоже не предупредила, когда вздумала нежничать, — получила справедливый упрек в ответ. — Я тебе что, Железный Дровосек, вхолостую дрова рубить? Думаешь, мне легче, Чиж?

— Нет, — согласилась, — не думаю. Я, конечно, перегнула, но тебе не может быть все равно, кого целовать, Артем. Это не правильно.

Сокол встал с постели, прикрывшись одеялом. Видимо, рефлексы скорость так и не сбросили, отказываясь тормозить, и парень предпочел стоять снеговиком. Улыбнулся холодной, колкой усмешкой.

— Тебе что, не понравилось?

Я заморгала, покрываясь румянцем. Горячим, пятнистым, прямо от скул. Таким, что не скрыть от чужих глаз. Дыхание сразу же стало прерывистым, совсем как во время ночного поцелуя. Кажется, даже губы вспухли, вспомнив напористое прикосновение, и тут же под взглядом Сокола раскрылись. Пришлось их покусать и отвести глаза. Отступить на всякий случай подальше.

Ну вот как можно быть таким самоуверенным? Ни капли не сомневающимся в себе? Так и захотелось ответить: «Бе! Фу! Конечно же, не-ет!», но вместо этого ответила предельно честно, как чувствовала:

— Дело не в этом.

— А в чем, Чиж? — не остался в долгу с вопросом Сокольский.

— В том, что я тебе даже не нравлюсь. Так почему вам все равно с кем? Тебе и таким как ты? Все равно кого целовать и… и не только целовать. Разве так можно?