Вирджиния Хенли - Сокол и цветок

Короля прекрасно приняли в замке Беркхемстед не только потому, что он был его владельцем, но еще и из-за страшных слухов, более многочисленных, чем количество лондонских шлюх в ночь с четверга на пятницу. Несмотря на усталость, проницательная госпожа Уинвуд прислушивалась к сплетням, расспрашивая всех – от последней служанки до герцогини. Оказалось, что церковь была взбешена сексуальными излишествами Джона, но самым ужасным его деянием оказалось то, что он стремился захватить полную власть, сведя могущество священников к нулю как в церковных, так и в светских делах. И – о смертный грех – он даже осмелился отбирать их доходы!

Аббаты и монахи обратились к Хьюберту Уолтеру, архиепископу Кентерберийскому, с просьбой предъявить королю ультиматум и вновь обратить его в лоно церкви, но архиепископ был стар и болен, поэтому ничего не хотел предпринимать официально. Один за другим отцы церкви выступали против короля: Джеффри, архидиакон Норвичский, епископ Ворчестерский и другие. Только близкий друг Джона, епископ Линкольн, оставался верен ему. Однако авторитет этих священников был все же не так велик, как у архиепископа, поэтому король попросту смеялся над ними и клялся отомстить.

Лорды и бароны тоже были на грани мятежа. Их земли и сама жизнь зависели от каприза безумного монарха. Джон требовал денег, приказывал в любую минуту быть готовыми к войне, брал их сыновей заложниками, чтобы обеспечить преданность отцов. В его крепостях Корф, Карисбрук, Уиндзор и Дувр содержались дети самых богатых и могущественных аристократов как гарантия того, что знать не поднимет восстания. Обычай этот был древним и до сей поры почитаемым, но Хьюберт де Берг как-то признался Эвизе, что Джон, пожалуй, зашел чертовски далеко, когда попросил его ослепить своего юного племянника Артура, чтобы тот никогда не смог получить трон.

Эвиза, страстно ненавидевшая Джона, теперь получила оружие против бывшего мужа и рассказывала об этом направо и налево, приукрашивая и преувеличивая доверенную ей любовником тайну, чем еще больше подливала масла в огонь. Она объявила, что Артур таинственно исчез, и теперь многие люди не стеснялись обвинять короля Джона в том, что он избавился от собственного племянника. Эвиза до того прожужжала уши своей подруге Матильде де Бреоз, леди Хей, что та, окончательно скандализованная, передала сплетню своему мужу лорду Уильяму, владельцу обширных земель в Уэльсе и Ирландии. Семья де Бреоз была в родстве с могущественными Лейси, и король Джон взял заложниками сыновей из обоих семейств. Поверив слухам о злобном характере Джона, лорды начали замышлять заговор.

Фолкон де Берг поднял королевский двор и своих людей еще до рассвета, и к восьми часам кортеж уже направился по дороге в Ноттингем. Прошлой ночью он послал всадников в замок Лейстер, чтобы хозяева успели приготовиться к прибытию четырехсот человек и пятисот лошадей. Казалось, все идет хорошо, благодаря прекрасному командованию Фолкона де Берга, пока огромная процессия готовилась к последнему отрезку пути от Лейстера в Ноттингем.

Король Джон, с ехидной ухмылкой, портившей красивое лицо, подозвал де Берга.

– Проводи Джезмин Сейлсбери ко мне, – протянул он, нарочито растягивая слова.– Мне хочется побыть в ее обществе все время этого длинного путешествия. У меня и моей прелестной юной племянницы много общих интересов.– И, многозначительно помолчав, добавил:– Уверен, она все сделает, чтобы угодить своему дяде.– Де Берг с непроницаемым лицом браво отсалютовал монарху, и, развернув огромного боевого коня, отправился на поиски невесты, всю ночь проспавшей в его объятиях. Увидев его, Джезмин жарко вспыхнула и опустила глаза, чтобы защититься от пронзительного взгляда зеленых глаз.

– Леди Джезмин, король Джон просит вас ехать с ним рядом.

Девушка гневно вспыхнула.

– Вы, должно быть, шутите, сэр. Я не могу поверить в подобную жестокость, даже если она исходит от вас!

– Я всем сердцем желал бы, чтобы это была всего лишь шутка, миледи. Но умоляю вас, не бойтесь. Доверьтесь мне, как прошлой ночью, и никто не сумеет причинить вам зла.

Он озорно улыбнулся, и Джезмин вспомнила тепло его тела под мехами. От него исходил аромат солнца, смешанный с благоуханием сандалового дерева... Дрожь возбуждения прошла по спине девушки. А может, это был страх... боязнь того, что, если король застанет ее врасплох, на этот раз спасения не будет. Высоко подняв голову, Джезмин ехала рядом с де Бергом. Холодная отрешенность овладела девушкой, когда Фолкон показал ей место слева от короля. Она задела стременем о стремя Джона и, опустив глаза, заметила, что его ноги такие же короткие, как у нее. Джезмин невольно начала сравнивать его с де Бергом: король явно проигрывал. У Фолкона были длинные, сильные ноги, похожие на древесные стволы, закованные в железо бедра доходили до ее талии.

Но тут король грубо вернул ее на землю:

– Откройте мне тайную мысль, занимающую ваш ум, прекрасная дама!

Джезмин бессовестно солгала да еще и добавила:

– Ваше величество слишком добры – я счастлива, что вы решили заменить мне отца.

– М-м-м, отец и дочь... это что-то новенькое... такого удовольствия мне еще не довелось испытать. Папочкина дочка... м-м-м... весьма заманчиво.

Беседа грозила перейти на весьма неприятную для Джезмин тему, но тут, со вздохом облегчения, она заметила королеву Изабеллу в сопровождении де Берга.

– Мне надоело глотать твою пыль, – объявила Изабелла.– Отныне я решила ехать по правую сторону от тебя. Разве королева недостойна находиться рядом с королем?

Если Изабеллу и рассердил интерес мужа к Джезмин, она, по крайней мере, ничем этого не показала.

Джон бросил злобный взгляд на де Берга, так ловко перехитрившего его, и ехидно спросил:

– Не завидуешь, что у меня такая распутная женушка? Не может насытиться мной дни и ночи напролет.

Де Берг галантно поклонился цветущей яркой красотой девочке-королеве и сказал:

– Она – драгоценность в короне женственности, сэр.

– Ха! – бесстыдно бросил Джон.– Она могла бы высосать всю позолоту с дверной ручки!

Глаза Изабеллы блеснули, и, облизнув губы, она без зазрения совести уставилась на чресла де Берга.

Фолкон взглянул в сторону Джезмин и с облегчением заметил, что та пропустила мимо ушей непристойные шутки – на щеках не было и намека на краску, по-видимому, она не поняла слов короля. Глаза ее встретились с глазами Фолкона; девушка молча поблагодарила его за помощь и спасение.

– Завтра вечером, Джон, перед твоим отъездом в Шотландию, – решила Изабелла, – мы должны устроить празднество. Я просто умираю от желания увидеть твоего мага, или астролога... словом, того, кто живет в Ноттингеме. Его еще зовут, по имени большой звезды, Орионом.

Она вызывающе сверкнула глазами на Джезмин.

– Даю тебе время до завтрашней ночи – и чтобы мои карты таро[10] были нарисованы! Мы все желаем услышать предсказание судьбы!

Джон плотоядно улыбнулся девушке.

– Какими еще искусствами ты владеешь? Может, покажешь с глазу на глаз?

– Я умею читать по линиям на ладони, сэр, – спокойно, холодно ответила Джезмин, – но поскольку состою при королеве, все мое время принадлежит ей, и я уверена, она не захочет отпускать меня надолго для тайных бесед с кем бы то ни было, даже с королем!

– Ха! Джон, не пытайся переманить ее за моей спиной, как ты собирался, пока я здесь не появилась! Запрещаю!

– Запретный плод всегда слаще, – смеясь, ответил муж.

– Ты уже успел мне это доказать сегодня утром! Хорошо, что я еду верхом, потому что, уж поверь, с трудом могла передвигаться после того, как ты покинул мою постель, грубое животное!

Джезмин давно знала, как отрешиться от мерзких слов, – это было нечто .вроде фокуса, совсем простого. Достаточно думать о чем-то совсем ином, унестись мыслями далеко-далеко. Только тело, ее оставалось на земле – дух и разум находились в созданном ею мире, безопасном, защищенном, где никто и ничто не могло коснуться девушки. Джезмин видела, слышала, обоняла, но чувства ее спали.

К вечеру начал моросить дождь, и окружающий пейзаж обрел унылый серо-зеленый цвет. Настроение путешественников испортилось, и слуги и хозяева были одинаково злы и раздражены. Казалось, день никогда не кончится, и когда наконец на горизонте показались высокие башни замка Ноттингем, все успели промокнуть до костей. Лишь после полуночи люди были накормлены, разошлись по комнатам и шатрам, и заснули глубоким усталым сном. Только госпожу Уинвуд поспешно вызвали к королю, лечить очередной приступ «безумия», и Эстелла поспешила в спальню короля или, как она звала ее, «сумасшедший дом».

Фолкон де Берг подкупил управителя замка, чтобы тот поселил Мэри Энн Фитцуолтер и Джезмин в одной комнате, однако едва удержался, чтобы не выругаться, когда обнаружил, что нигде не может найти нареченную. Погода ничуть не влияла на такого закаленного солдата, как де Берг, но пришлось много времени потратить на установку сухих шатров, и кроме того, было необходимо проследить, чтобы слуги и оруженосцы насухо вытерли лошадей перед тем, как лечь спать. Разгружались уже последние повозки, когда Фолкон, не веря глазам, заметил Джезмин.

– Боже милосердный, – взорвался он.– Что, во имя Господа, ты тут делаешь, шаришь по обозу среди ночи?!

Его так и подмывало сдавить руками прекрасную нежную шейку и как следует отшлепать ее владелицу, сводившую его с ума.

– О милорд, пожалуйста, не сердитесь на меня, – умоляюще прошептала девушка. Ресницы ее слиплись от слез и дождя, голос чуть охрип.

Фолкону хотелось отнести ее в постель, согреть своим телом, прежде чем она погибнет от холода. Он настороженно и хмуро оглядывал ее, отмечая, как липнет к телу мокрая ткань платья, облегая бедра, живот и груди; маленькие твердые соски затвердели от холода. Желание мгновенно скрутило его, такое сильное, что орудие его мужественности мгновенно до боли напряглось.

– Не могу найти своего ежика, – пояснила она.

– И это все?! Проклятый изъеденный блохами мешок с иглами, которого ты зовешь Приком?

– Квилл, – поправила она, всхлипнув. Фолкон сдавил ее плечи, привлек к себе.

– Я заплатил золотом за то, чтобы ты спокойно провела ночь, а ты, словно простая шлюха, бегаешь ночью там, где любой мужчина может тебя изнасиловать!

Он начал грубо трясти девушку, пока не заметил, что зубы ее стучат от холода, и наклонил голову, чтобы накрыть ледяные губы горячим ртом. На какое-то мгновение она прижалась к нему, потом попыталась оттолкнуть из последних силенок. И, как всегда, в сердце Фолкона пробудилась щемящая нежность, сжала грудь, и он снова задал себе постоянно мучивший вопрос: что, если он начинает любить ее?

«Чепуха, – твердо сказал он себе.– Это страсть, желание, вожделение, но любовь? Никогда!»

Он сунул руку между кольчугой и туникой и, вытащив теплый колючий комочек, сунул в руку Джезмин.

– Возьми!

– О милорд, благодарю вас от всего сердца! Это самый драгоценный дар, который вы могли отыскать для меня, – тихо сказала девушка, и, хотя Фолкон знал, что не может больше уделить ей ни минуты из слишком быстро исчезающей ночи, все-таки подхватил Джезмин на руки и понес по каменной лестнице в комнату, которую раздобыл для нее.

Замок Ноттингем. Сердце Англии. Казалось, все общество собралось здесь – яркий кружащийся водоворот людской толпы... Почему-то очень напоминающий адскую обитель. Графов и баронов здесь было больше, чем блох у бродячей собаки. Каждую минуту ожидали приезда графов Ноттингема, Дерби, Лейстера, Варенна и Честера. Всех сопровождали жены, за исключением, конечно, Честера, который недавно развелся с золовкой короля Джона.

Простых дворян и их дам тоже было столько, сколько гусениц в капусте, а аббаты, священники и прелаты стояли бок о бок с шерифами, бейлифами, рыцарями и судьями. Странствующие менестрели, жонглеры и шуты собрались в Ноттингем со всех концов страны, за каждым обедом гостей развлекали акробаты, канатные плясуны или ученые собаки. Среди собравшихся были и те, которые привыкли добывать хлеб, полагаясь только на ловкость рук или языка: нищие, карманные воры, шлюхи. Многие притворялись не теми, кем были на самом деле, – проститутки старались выглядеть как знатные леди, и, странное дело, некоторые леди пытались не показать, что в действительности ничем не лучше шлюх.

Губы госпожи Уинвуд весело дернулись, когда она случайно подслушала обрывок разговора:

– Но ты не можешь выдавать себя за графа, – протестовала жена какого-то человека, на что тот весьма правдиво ответил:

– Этот сброд не может отличить графа от навозной кучи!

Джезмин не выходила из отведенной ей комнаты на четвертом этаже замка, стараясь успеть дорисовать колоду карт таро для королевы. Неожиданно в окне появился мужчина, вцепившийся в веревку; он ловко, словно пантера, приземлился на середине комнаты. Джезмин, слишком пораженная, чтобы закричать, только молча хлопала ресницами, удивленная, что кто-то мог пробраться на такую высоту.