София сама не ожидала, что будет так глубоко переживать безвременную и трагическую смерть своего мужа. Она искренне горевала о нем. Единственным ее утешением было то, что он не узнал об истории с Грегори. Этого она боялась больше всего на свете.

Присутствовавшие на похоронах гости разошлись. Когда Мария с дедом были в другом конце дома, Айрин с Софией вошли в бывший кабинет Эдмунда, где адвокат зачитывал его завещание. Оно было сделано накануне женитьбы на Софии, и с тех пор в нем ничего не изменилось. Все состояние он завещал жене, за исключением денежной суммы, выделенной на приданое Айрин. Кольцо первой жены дочь должна была получить в день своей свадьбы. В завещании также оговаривалось, что в случае его смерти магазин на Олд-Бонд-стрит должен быть продан и закрыт. Софию очень огорчило это распоряжение покойного мужа. При его жизни они никогда не говорили на эту тему, но она надеялась, что Айрин займет место Эдмунда и, переоборудовав магазин по своему вкусу, будет по-новому управлять им.

Проводив адвоката, София вернулась в кабинет. Айрин стояла у окна, глядя в сад.

— Моя дорогая, — с сочувствием произнесла София, — я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Ты, должно быть, очень расстроена, что магазин придется продать?

Айрин медленно повернулась, сохраняя самообладание.

— Ничуть. Я всегда знала, что отец не передаст магазин в мои руки. Он хотел только одного — чтобы я удачно вышла замуж, поэтому оставил мне большое приданое. Больше всего я расстроена тем, что могу получить мамино кольцо только в день моей свадьбы, а я не собираюсь замуж.

В глубине души София надеялась, что Айрин все же выйдет замуж, но сейчас было не самое подходящее время обсуждать эту тему.

— Что ты собираешься делать? Может быть, вернешься в Школу Эшби и продолжишь учебу? — спросила она.

Айрин покачала головой:

— Там больше нет свободных мест. Все занято. Меня и так приняли туда в порядке исключения. Сейчас я не могу на это рассчитывать. Кроме того, мистер Эшби давно собирался перевести школу в другое место, далеко от Лондона, в деревню под Костуолдсом. Нет, мне надо держаться поближе к ювелирным кругам Лондона.

— Ты по-прежнему хочешь посвятить себя дизайну, создавать украшения по своим эскизам и продавать их?

— Да это моя цель. У меня есть кое-какие сбережения. В последнее время отец давал мне довольно много денег на одежду, но я окончательно все решу после поездки в Париж. У отца остались два неисполненных заказа. Одну коллекцию камней он должен был передать самому Фаберже, который на днях устраивает в Париже свою персональную выставку. Ты, кажется, с ним знакома?

София кивнула, хотя ее мысли заняты были совсем другим.

— Да, я даже с твоим отцом познакомилась на музыкальном вечере, который устраивал Фаберже, — ответила она с отсутствующим видом, схватившись за стул, у которого стояла. — Мне надо сказать тебе кое-что важное. Айрин. Очень важное. Ты заговорила о Париже, и мне пришла в голову одна мысль.

— Да? — спросила Айрин, пристально глядя на нее.

София подошла к открытому письменному столу Эдмунда, в котором разбирала бумаги.

— Ты знаешь, что я разбирала бумаги твоего отца. Он был очень аккуратным человеком, все бумаги были разложены по полочкам. В одном ящичке мне попалось одно странное письмо. Меня удивило, что письмо долго лежало нераспечатанным. Бумага пожелтела, чернила на конверте выцвели от времени. На конверте стоял адрес отправителя. Письмо было отправлено из Франции, остальное я не смогла прочесть. Оно лежало нераспечатанным целых двадцать лет.

— И что дальше? — спросила заинтригованная Айрин.

— Я не знала, надо ли вскрывать конверт, и сначала выбросила его в корзину, но потом передумала и положила его обратно.

— Наверное, оно не представляет ценности, если его не вскрыли сразу?

— Я тоже так подумала, а потом засомневалась: может быть, муж просто не заметил письма? Знаешь, как это бывает? Возможно, Эдмунд и собирался его прочесть, но потом его отвлекли, и он забыл про письмо… хотя, признаться, это на него не похоже. Мне все-таки кажется, что он знал о письме, но сознательно решил не распечатывать его.

— Ты его прочла?

София кивнула:

— Я подумала, что, если уж Эдмунд не выбросил его, а сохранил, значит, в этом был какой-то смысл. Не думаю, что он стал бы долго хранить никчемную бумагу. — Она щелкнула пальцами. — И я не ошиблась!

Айрин смотрела на нее с интересом.

— И какая же тайна так много лет скрывалась в этом конверте?

Набравшись духа, София пристально посмотрела на Айрин.

— Приготовься, моя дорогая, к большому сюрпризу. Это письмо твоей бабушки со стороны матери.

Айрин не поверила своим ушам, изумленно глядя на Софию.

— Насколько мне известно, моя бабушка умерла много лет назад и мама воспитывалась в приемной семье, как однажды сказал мне отец. Вообще-то он редко рассказывал о мамином детстве, и я мало что знаю об этом.

— Он и мне рассказал эту историю. Но поверь мне, Айрин, это действительно письмо, написанное твоей бабушкой — матерью твоей матери. Думаю, Эдмунд узнал ее почерк и решил, по неизвестным нам причинам, не открывать это письмо.

— Но почему?

— Кто теперь может ответить на этот вопрос? Судя по некоторым нелестным замечаниям в ее адрес, можно предположить, что у Эдмунда с тещей были не самые добрые отношения. Как бы то ни было, ты должна прочесть это очень грустное письмо.

София достала из ящика письмо и протянула его Айрин.

Опустившись в кресло, девушка прочла написанные красивым почерком буквы на конверте, потом вынула письмо, к которому прилагался банковский чек. Прежде чем приступить к письму, она увидела «шапку» бланка, на котором печатными буквами стояло название парижского отеля «Hotel Meurice». В короткой записке отправительницы содержалась щемящая душу просьба: чтобы Эдмунд купил на эти деньги букет самых красивых весенних цветов для любимой Дениз — ее единственной дочери — в день свадьбы. Под письмом стояла подпись Габриэль Роже. Айрин уронила письмо на колени.

— Эти цветы никогда не были куплены, — с трудом выговорила она, — а чек остался необналиченным. Я только знаю, что девичье имя моей матери Роже, но я не думала, что она француженка. Почему отец все скрывал от меня?

— Думаю, есть только одно объяснение, — тяжело вздохнула София. — Твоя мама, вероятно, была незаконнорожденной, поэтому ее отдали приемным родителям. Зная отношение Эдмунда к подобным вещам, нетрудно понять, почему он скрывал происхождение твоей матери даже от тебя.

— И все-таки я не понимаю, почему он не распечатал письмо?

— Думаю, что совесть не позволила ему уничтожить его, а открывать его он не хотел.

Айрин согласилась с такой версией. Это вполне соответствовало характеру отца. Ей захотелось найти адрес Габриэль, если она, конечно, жива. По банковскому чеку всегда можно найти адрес клиента и выдавшего чек банка, если он еще существует.

— Ты можешь дать мне этот чек? — попросила Айрин.

— Конечно, бери. — София догадалась, с какой целью Айрин понадобился этот чек, и добавила: — Но не слишком обнадеживай себя. Двадцать лет — большой срок. За это время много воды утекло.

— Кроме того, бабушка, то есть мадам Роже, если она еще жива, возможно, и не захочет меня видеть, — Айрин продолжила недосказанную мысль Софии. — Да, я все понимаю, но все же хочу ей написать.

На следующий день Айрин отправила письмо Габриэль, указав свой лондонский адрес, а также адрес отеля в Париже, в котором собиралась остановиться. Затем она занялась своими обычными делами, не рассчитывая на то, что Габриэль жива и что ответит на ее письмо. В магазине между тем скопилось много неотложных дел, да и Мария только и ждала момента, когда Айрин освободится и уделит ей немного внимания. В период траура они не могли выходить в свет и наносить визиты, но, оставаясь вдвоем дома, много разговаривали или совершали прогулки в карете. Они так подружились, что Мария с ужасом думала о возвращении домой с дедом. Некоторые знакомые уговаривали Софию вернуться с ними в Россию и пожить немного там, но она не могла оставить дом, не уладив дела Эдмунда и не продав магазин.

Наступил день отъезда, когда Мария с дедом Владимиром отправлялись на родину.

— Пиши мне, Айрин, — попросила на прощание Мария.

— Обязательно напишу, — пообещала Айрин.

— Помни, о чем мы с тобой говорили. Постарайся приехать к нам с тетей Софией, когда она освободится.

Айрин улыбнулась:

— Пока не обещаю. Сейчас все зависит от моей поездки в Париж.

На следующий день Айрин уезжала в Париж в сопровождении двух дюжих телохранителей, поскольку везла ценный груз. Она собиралась в поездку в приподнятом настроении: ей казалось, что в ее жизни грядут большие изменения. Она впервые ощутила свободу.

Глава 9

Париж предстал перед Айрин во всем великолепии и элегантной красоте — таким, каким она и представляла его. В тот же вечер она отвезла тиару из бриллиантов и сапфиров заказчику на улицу Риволи. На следующее утро девушка вышла из отеля и отправилась по залитым солнцем Елисейским Полям в Гранд-Пале, где в одной из галерей дворца Фаберже устроил частную выставку своих работ, которая предназначалась в основном для тонких ценителей ювелирного искусства. Когда Айрин известила Карла Фаберже, что вместо Эдмунда Линдсея приедет его дочь, он выслал ей билет на выставку, на которой была представлена коллекция пасхальных яиц Дома Фаберже. Хотя пасхальными яйцами работы Фаберже владели не только члены российской императорской семьи, эти уникальные произведения, изготовленные специально по заказу покойного царя и правящего ныне императора Николая Второго, представляли особый интерес благодаря своей необыкновенной красоте и великолепию. Они экспонировались только один раз — на Международной выставке в Париже в 1900 году, и там их увидел Эдмунд. Айрин даже не могла мечтать, что когда-нибудь увидит знаменитые пасхальные яйца всемирно известного мастера.

Когда Айрин вошла в просторный зал картинной галереи с обитыми шелком стенами, там уже собралось немало изысканно одетых гостей. В застекленных витринах были выставлены настоящие шедевры. Некоторые экспонаты стояли открыто на изящных подставках. Выставка отражала все направления в творчестве знаменитого ювелира. Здесь были иконы, потиры, чаши, часы, кофейные сервизы, веера, ручки для зонтиков, портсигары, фигурки животных из халцедона, яшмы, кварца, с глазами из драгоценных камней, цветы из эмали и золота. Были представлены и ювелирные украшения: прекрасные броши, многочисленные подвески, кулоны, зажимы для галстуков, занимавшие второстепенное место среди работ Фаберже. Больше всего его интересовали настоящие произведения декоративно-прикладного искусства.

Айрин оказалась весьма критически настроенным зрителем. Многие из выставленных работ она посчитала слишком вычурными, перегруженными обилием орнамента, почти граничащими с кичем, далекими от той простоты линий и форм, которые были близки ее сердцу. Однако она не могла не восхищаться этими вершинами ювелирного искусства, перед которым испытывала благоговейный трепет, и в полном восторге глядела на эти шедевры мастерства и художественной фантазии. Она не могла оторвать глаз от миниатюрного домика высотой в три дюйма, выполненного из розовой эмали с позолотой: крошечные окошечки были из горного хрусталя, через них просвечивали миниатюрные предметы мебели, заключенные в перламутровую оболочку. Внутри домика стоял крошечный столик из белого жадеита на золотых ножках, стульчики из эмали абрикосового цвета и шкафчики из темно-красного сердолика с медальонами из финифти. Айрин долго любовалась прелестными деталями, пока не сообразила, что главные экспонаты выставки — знаменитые пасхальные яйца — находятся в другом конце галереи.

Девушка была в полном восторге от всего, что здесь увидела, а пасхальные яйца окончательно ее покорили. Поначалу эти яйца дарились в знак любви, что отличало их от остальных подарков. Около двадцати лет назад царь Александр Третий обратился к Фаберже с просьбой создать что-то необыкновенное в подарок своей супруге, желая поднять ей настроение после пережитых несчастий. Так родилось первое пасхальное яйцо Фаберже из золота и белой полупрозрачной эмали, состоящее из двух половин. Когда половинки раскрывались, из яйца появлялся миниатюрный петух с разноцветными перьями из эмали, и это не могло не вызвать улыбку на печальном лице царицы. В результате диковинка вызвала не только улыбку царицы, но и неописуемый восторг. Так родилась новая традиция: каждый год к Пасхе Фаберже создавал новое пасхальное яйцо «с сюрпризом», спрятанным внутри него. С тех пор этот обычай не только укоренился в семействе Романовых, но и распространился далеко за пределы царского двора. Любуясь этой дивной коллекцией, Айрин невольно задумалась, какое из этих яиц в пасхальное утро ей бы хотелось получить в подарок? Она была так увлечена созерцанием диковинных предметов, что не заметила, как за ней кто-то наблюдает с противоположной стороны витрины. Грегори Барнетт пытался вспомнить, где он уже видел эту красивую девушку в шелковом черном траурном платье и стильной шляпе с широкими полями, которые она носила с необыкновенным шиком. Он был поражен ее прекрасными огненно-рыжими волосами, овалом лица, длинными ресницами, из-под которых она увлеченно рассматривала пасхальное яйцо, лежащее на бархатной подкладке витрины. Это яйцо понравилось ей больше всех остальных. Величиной около шести дюймов, оно было выполнено из розовой эмали и усеяно по всей поверхности ландышами из розовых бриллиантов и жемчуга и золотыми листьями продолговатой формы. Яйцо венчала императорская корона, в которой таился секрет: при нажатии потайной кнопки из яйца появлялись миниатюрные портреты Николая Второго и двух его детей. Это яйцо, подкупающее своей трогательностью и темой любви, затмевало другое диковинное яйцо, из эмали зеленоватого цвета, покрытое золоченой решеткой. Оно лежало на боку, без подставки, а его сюрприз заключался в механической точной копии кареты, на которой приехала на коронацию Николая Второго его жена Александра Федоровна. Все остальные яйца были так же прекрасны, отличаясь лишь размерами. Одно из них представляло собой часы, в которых золотой лебедь с помощью часового механизма указывал клювом точное время. Другое яйцо было заключено в символический храм любви, который окружала колоннада, выполненная из светло-зеленой яшмы и украшенная парой изящных голубков из платины. Еще одно диковинное яйцо было сделано из молочно-белого агата, оправленного в венок из золотых лент, из которого появлялась миниатюрная корзина весенних цветов из эмали изысканных цветовых оттенков. Это были истинные шедевры, демонстрирующие богатство цветов, неистощимость фантазии и высочайшее мастерство их создателя. Потрясенная увиденным, Айрин покинула галерею и вышла на залитую солнцем парижскую улицу. Ей еще сильнее захотелось увидеть Фаберже, встреча с которым должна была состояться во второй половине дня.